Принц и Мадонна

Много читала подобного тому, что случилось со мной. Говорят, что надо отпустить ситуацию, простить насильника и тогда станет легче. Я не смогла, сколько не пыталась.

Чем больше о нем думаю, тем сильнее ненавижу. Лучше о нем и вовсе не вспоминать, тогда легче и проще жить. Может быть, когда-нибудь я смогу избавиться от этого чувства, но пока не готова. Возможно, это случится со временем.

В любом случае, я научилась с этим жить.

Почему не попросила помощи? Сложно ответить на этот вопрос. Если бы вернуться в прошлое, то надо было найти кого-то кому можно было рассказать. Тогда я этого не сделала, а теперь уже ничего не исправишь. С этим приходится жить. С годами я смогла загнать свои страхи глубоко внутрь, осталось только мое неприятие прикосновений. Когда-нибудь, очень на это надеялась, демоны прошлого покинут меня, и тогда я смогу жить как все нормальные люди. Если бы можно было вернуть отца и переписать свою жизнь, навсегда вычеркнув из нее дядю Гену, то было бы вообще хорошо.

Понимала, что этого сделать невозможно. Но ведь можно помечтать. Очень бы хотелось никогда не вспоминать о плохом, забыв как страшный сон.

ГЛАВА 22

— Заходи, заходи, — я открыла дверь, пропуская в коридор девушку. Лиля была одета по-спортивному. Похоже, что на самом деле в гости не собиралась, а внезапно приняла решение позвонить, когда проходила мимо.

— Если я не вовремя, то ты так и скажи. Я все понимаю. Снег на голову никому не нужен, — принялась она оправдываться.

— Не говори глупостей. Раздевайся и пошли пить чай. Я только что с дороги. Как раз хотела промочить горло.

Проводила Лилю до ванной, а сама пошла в кухню выкладывать вкусности от мамы. Оказывается, пока я спала, она напекла два вида печенья, булочки с маком и сделала домашние чипсы. И после всего этого она мне говорит, что надо следить за своим питанием? Не мама, а ходячее противоречие.

— Как у тебя дела? — спросила Лиля, появившись в комнате и усаживаясь за стол.

— Отлично. А у тебя? — задала ответный вопрос.

— Тоже неплохо. Если не считать зубрежку философии. И как только люди понимают этот предмет? Сил моих нет учить труды всяких муда… мужиков заумных, — принялась она сокрушаться.

— Знаешь, у меня где-то были лекции, где доступным языком все это излагалось. Хочешь я поищу, а потом тебе скину? — предложила.

— Правда? У тебя есть? Не откажусь. У нас такой занудный мужик их читает, что на парах просто засыпаешь. Я и так его почти не понимаю, а когда это все говорится голосом пономаря, то и вовсе хочется встать и уйти, или лечь и поспать.

— Это Пронин что ли? — назвала фамилию преподавателя.

— Ага, — подтвердила девушка.

— Да. Не повезло, — посочувствовала. — У нас было то же самое. Однажды он и его… — и понеслось.

Мы принялись болтать на общие темы, вспоминая байки, ходящие о преподавателях академии. Так как Лиля училась уже второй год, то со многими из них была знакома, а о других слышала.

— Пойдем посмотрим какой-нибудь фильм, — предложила, когда чай был выпит, а булочки съедены. Чем еще развлекать гостя, а тем более девушку, как не хорошей мелодрамой.

— С удовольствием.

И мы перешли в гостиную. Я вспомнила, что у меня в морозильном шкафу притаилась большая банка с фисташковым мороженым, а на полочке лежит плитка горького шоколада. За несколько минут я их поженила. И в итоге мы сидели с Лилей перед телевизором с мисками фисташкового пломбира, посыпанного тертым шоколадом и смотрели про парня переодевшегося девушкой для того, чтобы скрыться от преследования врагов. В фильме было много смешных моментов, над которыми мы хохотали от души.

— Уже поздно. Пойду я домой, — принялась собираться Лиля, когда кино закончилось.

— Куда ты пойдешь? Ночь на дворе. Сейчас я тебе постелю здесь на диване. Ты переночуешь, а рано утром отправишься к себе, чтобы переодеться и собрать вещи на занятия, — отдала распоряжение.

— Мне кажется, это будет неудобно, — Лиля начала мяться.

— Никаких возражений. Я тебя никуда не отпущу на ночь глядя. Еще не хватало, чтобы с тобой что-то случилось. Я себе этого не прощу, — на самом деле не собиралась отпускать девушку, даже если бы мне пришлось по этом поводу с ней поспорить.

— Я вот тоже не могу простить, столько лет пытаюсь, а все никак, — внезапно произнесла она.

С удивлением посмотрела на Лилю.

— Ты сейчас о чем?

Она сцепила руки в замок, стоя передо мной как провинившаяся школьница.

— Я должна была что-то сделать… я хотела… но мне становилось дурно только от одного взгляда…

— Лиль, я тебя не понимаю.

— Я каждый раз смотрю на тебя и мне хочется извиниться, попросить прощения… А я не могу, как будто что-то мешает… хочу все исправить… помочь… но как… и тогда, когда ты в общежитии закричала… я поняла, что что-то случилось… опять что-то случилось, а я тебе не помогла… допустила. И мне опять больно… вот тут в груди… — девушка прижала руки к сердцу, — я так не могу… должна сказать… поговорить… это меня съедает изнутри… многие годы. Я и в академию на эконом пошла, чтобы только с тобой поговорить… а вот уже столько времени прошло, а оно никак не получается… А я хочу… я должна. Мне надо… Я чувствую, что это моя вина, что я ничего не сказала… А надо было… Так было бы правильнее. Но он сказал, чтобы я молчала. А если заговорю, то он меня накажет. А я боялась, что накажет. У него рука тяжелая. Я знаю. Как ударит, так синяки…

— Кто накажет? Что сказать? Ты о чем мне пытаешься донести? — я схватила за плечи Лилю, пытаясь вытряхнуть из нее что-то более связное.

— Ты хорошая… ты мне всегда нравилась… у меня нет родной сестры… и никогда не будет… а ты мне была за сестру… я всегда хотела, чтобы мы вместе… вот как сегодня, — я трясла Лилю, а она бормотала что-то несвязное, смотря на меня глазами побитой собаки. Винилась и винилась в чем-то в таком, в чем я не могла разобраться. Или же не хотела. Боялась так же как и она. Не допускала мысли. Гнала прочь.

Надо взять себя в руки. Ни к чему хорошему наши истерики не приведут. Я старше. Я должна.

— Так, Лиля. Помолчи минуточку. И я помолчу. Давай успокоимся. Обе. А потом спокойно поговорим. Ты мне связно скажешь, что хотела. И все будет хорошо, — постаралась придать своему голосу большую твердость и уверенность.

— Правда, все хорошо? Ты обещаешь? — робкая надежда плескалась в огромных глазищах Лили, в которых стояли не пролитые слезы. И этот взгляд… душераздирающий. Только за один лишь взгляд девочке можно отпустить все грехи. В нем столько скорби, столько раскаяния. Чтобы она не совершила, девочка отплатила сполна. Совесть съела ее изнутри. Я это видела.

— Иди сюда, — позвала, вновь усаживаясь на диван. Обняла одной рукой и даже сама не заметила как это сделала. А вторую положила на ее все так же сцепленные в замок руки. Лиля дрожала. — Рассказывай все что ты хотела мне сказать и что тебя беспокоит, — произнесла, принявшись поглаживать ее по спине.

— Донна, ты прости меня. Прости. Прости. Я не хотела… — начала причитать она. Девочка находилась на грани срыва. Я это чувствовала. Сама когда-то прошла.

— Так. Стоп. Успокоилась. Взяла себя в руки. И по порядку. Спокойно. Начала рассказывать с самого начала. Ты поняла? Кивни, если поняла, — в моем голосе появились стальные нотки.

— Я видела тебя и… моего отца. Что он с тобой делал, — выпалила она и зажмурилась. Сильно-сильно. Как будто ожидала удара.

У меня перехватило дыхание. Стало нечем дышать. Перед глазами появились точки.

Нет. Ни за что. Я не позволю прошлому вновь захватить меня.

— Ой, — пискнула Лиля. Это привело меня в чувство.

— Что случилось? — спросила, хотя сама видела что натворила. В сильном волнении я сжала ее руки, отчего на тонких пальчиках остались белые следы. — Сейчас все пройдет, — начала успокаивать. Это только кровь… побежит по сосудам. И все восстановится.

— Да. Да. Все пройдет, — повторяла за мной Лиля.