Страница 8 из 17
Вера улыбалась, он выглядел капризным ребёнком в своей категоричности, это почему-то умиляло.
— Самые быстрые кони в мире в юго-западной Ридии, они называются асхал, дух пустыни. Они способны бежать день и ночь без капли воды и еды, местные воины их очень уважают и воспитывают, как членов семьи. Они очень умные и любопытные. — Он замолчал, задумался, потом чуть тише сказал: — Я там когда-то жил, учил язык, — коротко улыбнулся, посмотрел на Веру, — когда вы говорите «милаха», я слышу это на халли, тамошнем языке. Больше ни в каком языке нет такого слова.
Она улыбнулась, он отвел глаза, продолжил:
— Но южные кони предназначены для пустыни, они очень сухие и с короткой шерстью, по эту сторону гор они мерзнут и болеют. Здесь популярны карнские рудольфы, их вывели лет двести назад, влив в породу местных верховых кровь северских тяжеловозов. Это очень сильные кони, огромные и неспешные, абсолютно невозмутимые и способные работать в любой мороз. Рудольфы получились крупные и сильные, но по характеру подвижные и хорошо дрессируемые. Я объездил десяток лучших конезаводов мира, изучал архивы, выбирал генетические линии и пришел к выводу, что с кем бы ни скрещивали северных, результат получается крупным, но кроме размеров и силы, больше практически ничего не наследует. И поехал на север.
Его передёрнуло, Вера заметила и с ехидным сочувствием прикусила губу:
— На праздник попали?
Он крепко зажмурился и выдохнул:
— Я думал, я сдохну. Из жизни выпала неделя, первые дни ещё хоть как-то помню, потом просто провал, мне рассказывали, что я делал, я не верил. — Он тяжко вздохнул, махнул рукой, — когда пришел в себя, я был уже дома и, как оказалось, где-то между гуляньями даже умудрился купить очень хорошую кобылу, из горной линии, они не такие большие как равнинные, но по выносливости сильнее и более веселые. Черную.
Он бросил на Беса обожающий взгляд, продолжил:
— Потом пригласил в гости своего учителя выездки из Ридии, у него был очень хороший асхал, уже старый, у него было много жеребят, все очень удачные. И стал ждать, — он улыбнулся, качнул головой, — я очень плохо умею ждать. Через пару месяцев эта кобыла решила, что я — такой специфический жеребенок, который постоянно крутится рядом, стала пытаться меня облизывать и опекать. Отец сначала смеялся, что я скоро забуду человеческую речь и буду только ржать и фыркать, потом решил меня чем-то занять и послал учиться в Оденс, в Высшую Академию, — он криво усмехнулся, — меня там не любили, я плохо говорил по-карнски и часто дрался. Мой друг предварительно ставил на меня деньги и мы их потом делили. Он сейчас банкир.
Министр посмотрел на Беса, тот повернулся к ним, как будто заметил.
— Когда он родился, я бросил Академию. А он был меньше новорожденных северных и даже меньше рудольфов, опытные заводчики говорили, что я испортил коня. Но я не обращал на них внимания, я на седьмом небе был — Бес соображал куда быстрее остальных жеребят и с удовольствием занимался ерундой — поднимал ноги по команде, садился, ложился, ржал, прыгал. Когда он подрос, его обожал весь конезавод, он умудрился найти подход к каждому. Но он всё ещё был маленький, — министр саркастично усмехнулся, — все говорили «мальчик бесится от скуки», «мальчик воспитывает цирковую лошадь»…
Он опять с обожанием посмотрел на коня, надуваясь от гордости:
— А «мальчик» взял и выиграл Большую Гонку, — посмотрел на Веру, пояснил, — это скачки по пустыне, сутки непрерывного бега от рассвета до рассвета. Когда мы подали заявку, над нами смеялись. Асхалы мелкие и очень гармонично сложенные, Бес рядом с ними выглядел несуразно большим, высоким, худым, с тонкими ногами и широкими копытами, а я среди наездников был самым маленьким, в пустыне семнадцатилетних вообще не допускают к дрессировке лошадей, это считается слишком ответственной работой. Когда мы пришли первыми с солидным отрывом, смеяться перестали. Я знал, что мы выиграем, — он хитро улыбнулся, — и специально для этого приготовил «гордую походку и поклон». Бес!
Конь поднял голову, министр сказал, как будто сам себе:
— Нет, он не захочет сам. Сейчас.
Он встал, подозвал коня, что-то сказал на ухо и подвел его ближе к Вере. Выпрямился, высокомерно задирая подбородок и расправляя плечи, конь выгнул шею и тоже поднял голову, забил копытом. Потом министр тронул его локтем и они пошли, в ногу, излучая столько самодовольства, что Вера рассмеялась и зааплодировала. Они синхронно остановились и поклонились, Бес опустился на переднее колено и наклонил голову, министр просто чуть поклонился, излучая гордость. Потрепал коня по шее, что-то тихо говоря в ухо, конь фыркал и хватал его губами за волосы. Министр вернулся на ступеньки, развел руками:
— Вот так мы делали на каждой гонке. Мы заслужили по яблоку? Я видел, у вас есть.
Она рассмеялась и расстегнула сумку, достала два яблока и отдала министру, он подозвал коня и отдал одно, вторым захрустел сам. Откусил два раза, а на третий наглая конская морда выхватила его чуть ли не изо рта, министр возмущенно выпрямился, а Бес, зажав в зубах яблоко и высоко задрав хвост, отбегал на другую сторону улицы и весело ржал, как будто смеялся.
Вера сквозь смех сказала:
— По-моему, он не в курсе про вас и вашу еду.
Министр изобразил возмущение, Вера достала из сумки последнее яблоко и протянула ему. Бес от удивления разжал зубы, упустив надкусанное яблоко, министр развел руками:
— Поздно, дружище, доедай теперь.
Конь фыркнул и отвернулся, стал рассматривать парк. Министр взял у Веры яблоко, посмотрел на него, хитро улыбнулся и сказал:
— Вы говорили, что обладаете великой мощью, позволяющей ломать яблоки?
Вера с нехорошим предчувствием посмотрела на последнее яблоко, твердое и крепкое, потом на министра Шена, он медленно кивнул:
— Я требую демонстрации мощи.
— Может, не надо? — со слабой надеждой вздохнула Вера, он качнул головой:
— Мы с Бесом показали вам представление, ваша очередь. Давайте, мы хотим зрелищ.
Вера неохотно взяла яблоко из его рук, провела ногтем полосу, по которой потом сломается всё яблоко, вытерла руки о юбку, попыталась взяться поудобнее и стала ломать. Яблоко ощущалось гранитным монолитом, Вера старалась не смотреть на министра, но всё равно чувствовала его ехидную улыбку.
— Нож дать? — сочувственно вздохнул министр, пытаясь сдержать смех, Вера пыхтела и сопела, бросила на веселящегося министра укоризненный взгляд и опять вцепилась в яблоко, где-то внутри него уже слышался обнадеживающий хруст.
— Помощь нужна? — ещё сочувственнее спросил министр, Вера мотнула головой:
— Я справлюсь.
Он помолчал, повздыхал и ещё мягче предложил:
— А может, мы будем просто откусывать от него по очереди? — Вера не выдержала и рассмеялась, но яблоко не отпустила, качнула головой:
— Сейчас всё будет, я чувствую, оно уже дрогнуло.
— А вторая мне.
Он впечатлённо качнул головой, изобразил уважительный сидячий поклон:
— Какая мощь, поразительно.
— Я просто давно не тренировалась, — пробурчала Вера, откусывая от своей половины.
Министр вдруг насторожился и замер, Вера тоже застыла, прислушиваясь к шуму близкого рынка и шелесту ветра в редких кронах парковых деревьев. За каменной стеной храма кто-то мёл двор, в парке стучал дятел, раздался вой кошачьей драки и министр выдохнул, расслабляясь, улыбнулся с извиняющимся видом:
— Показалось.
— Что показалось? — всё ещё шёпотом спросила Вера, он отмахнулся:
— Что нам сообщают о том, что надо идти на второй круг. — Вера непонимающе нахмурилась, он объяснил: — В условиях города знаки должны быть похожи на обычные звуки города — крики торговцев, разговоры, голоса городских птиц и кошек.
— А, — она понимающе кивнула, он чуть улыбнулся, указал кивком за спину:
— В храмах Ра Ни держат кошек, их тут полно.
Из кустов с той стороны ограды выпрыгнул здоровенный рыжий кот, скользнул между прутьями и побежал вдоль переулка. Бес заинтересованно проследил за ним взглядом, потом попытался догнать и куснуть, охреневший кошак прыгнул обратно в парк, Бес шумно вздохнул и пошёл обратно. Вера увидела, как с дерева спускается ещё один кот, понаблюдала грациозный прыжок и решила, что это кошка — слишком маленькая и изящная, гладкошерстная, с остренькой мордочкой и голубыми глазами.