Страница 55 из 75
— Это все может подождать! — пискнула я, понимая, что сейчас дядя решит, что племянник сдвинулся, не перенеся выпавших на его долю испытаний.
— Правильно, — поддержал меня герцог. — Мы все это выполним, но потом, когда ты будешь в безопасности. Эрмель подождет, пока мы сможем что-то предпринять, чтобы освободить гнома…
— Нет, — возразил Дагобер. — Пока кто-то из моих подданных находится в плену у ведьм, как я могу уехать в столицу? Какой же я король после этого, если трусливо сбегу?
— Прежде всего, надо позаботиться о твоей безопасности… — опять начал герцог.
— Я прекрасно заботился о ней сам все это время.
— Но если помнишь, я отвечаю за тебя до твоей свадьбы, — мягко сказал герцог. — Пожалуйста, Дагобер, не совершай безумств. Твои подданные прежде всего мечтают о твоем благополучии, и ради тебя готовы претерпеть самые тяжелые испытания. Ведь так? — спросил он у меня,
— Д-да, — пробормотала я.
— Видишь? — герцог Асгобер решительно одернул камзол. — Ведем себя, как ни в чем ни бывало, я распоряжусь насчет лошадей, и сейчас же покидаем это ужасное место. Леди Гортензия! — крикнул он.
Через некоторое время появилась маркграфиня, услужливо кланяясь через каждые три шага. За ней рука об руку шли ее прекрасные дочери, поглядывая на Дагобера с восхищением и милой застенчивостью.
Лицемерки! Я готова была броситься на них прямо здесь, хотя и понимала, что это будет последнее безрассудное геройство, которое совершу в жизни. Ну и пусть последнее!..
— Мы уезжаем, дорогая леди, — говорил маркграфине милорд Асгобер. — Благодарю за гостеприимство, принц и я…
— Дядя! — произнес Дагобер, не поднимаясь из кресла.
Герцог сделал вид, что не понимает его тона:
— Мы должны как можно скорее обрадовать твою тетушку…
— Я никуда не поеду, — отчеканил Дагобер. — Как правитель этой страны, я требую, чтобы гном Багз был немедленно освобожден. Ваши дочери, маркграфиня, удерживают его, нарушая закон доброй воли. Извольте выполнять приказ вашего короля.
53
— Небеса звездные! — пробормотал дядя правителя и встал перед креслом племянника, чтобы в случае чего принять удар на себя. Жаба на его плече заметно заволновалась и пару раз квакнула.
— Какие чудовищные обвинения… — начала маркграфиня.
— Да бросьте, леди Гортензия, — оборвал ее Дагобер довольно резко, выглядывая из-за дядюшки. — Другое дело, что я вас ни в чем не виню, как не виню и ваших милых дочерей. В этой ситуации прежде всего виноват я. Ведь это я подарил гномьи броши барышням и не смог скрыть, что испытываю к ним приязнь. Вполне понятно, что девушки постарались понравиться мне еще больше… таким своеобразным способом.
Мне казалось, что с Дагобером приключилось помутнение рассудка. Я смотрела на него во все глаза — и не узнавала. Неужели это он произнес, что я — самое прекрасное и драгоценное создание на свете? И неужели это он поцеловал меня, а сейчас рассуждает о том, что у него приязнь к… ведьмам?..
И как странно он говорит — словно читает по книжке. Во время нашего путешествия он был, конечно, тот еще болван, но вел себя, как живое существо, а теперь… Я видела перед собой какую-то незнакомую красивую куклу, которая произносит слова и двигается, потому что кто-то повернул заветный ключик в замочке и привел в движение хитрые шестеренки. Но в этой кукле не было ни капли жизни…
— Предлагаю не усугублять, — продолжал принц все тем же незнакомым высокопарным голосом и слогом, — вы отпускаете ювелира, отпускаете гномов на все четыре стороны и больше никогда не вспоминаете о них. Разумеется, лавку им надо вернуть, восстановить их право заниматься ювелирным делом и заплатить за вещички полную цену, — он указал на браслет Розалинды.
Та запоздало спрятала руки за спину.
— Зачем это, Дагобер? — спросил углом рта герцог.
— Что вы такое говорите, — маркграфиня прокашлялась, возвращая твердость голосу. — Я заявляю, что все это…
— Довольно бесполезной лжи, — сказал Дагобер уже раздраженно. — Вы обманули гномов, но меня-то вам обмануть не удастся.
— А я говорила, что он обо всем догадался, — засмеялась вдруг Белладонна. — И говорила, что это тот самый гном, — она с усмешкой кивнула в мою сторону. — А вы мне не верили.
— Но эти гномы — все на одно лицо, — захныкала Розалинда. — К тому же, тот был мужчиной…
— Мужчиной! — фыркнула Белладонна. — Ну и дурочка же ты, сестренка!
— Почему это я — дурочка?! — вспылила Розалинда.
— Я сразу все поняла, едва увидела ее поделки, — Белладонна смотрела на меня ласково и насмешливо, как лиса, поймавшая курицу перед ужином. — Вы ведь тоже все поняли, дорогой принц?
— По-моему, уже сказал вам, — равнодушно бросил Дагобер. — И хватит об этом.
— Да что понятно?! — Розалинда надула губы и плаксиво наморщила нос.
— Маленькая гномка влюблена в его высочество, — почти пропела Беладонна, не сводя с меня прекрасных насмешливых глаз.
Пол поплыл под моими ногами, и я застыла, боясь посмотреть на принца. Щеки загорелись, я кусала губы, желая провалиться от стыда сквозь землю. А нежный голос Белладонны жалил больнее, чем пчелы Чокнутого Эльфа:
— Посмотрите на нее! У нее все на физиономии написано. Влюблена страстно, безумно, просто с ума сходит по нему, мерзкая жабочка!
Жаба на плече герцога недовольно квакнула.
— Поосторожней про жаб, — пробормотал Асгобер, промокая лоб кружевным платочком. — И вообще… нам пора ехать…
— Помолчите, дядя, — сказала маркграфиня, как отрезала. — Разговор нешуточный.
Герцог открыл рот и позабыл его закрыть.
— Как странно, что ваше высочество проявляет такую заботу о гномах, — теперь Белладонна обратилась к принцу. — Есть какая-то причина?
Я осмелилась взглянуть на него — искоса и быстро. Дагобер сидел в кресле со скучающим видом — красивый, холодный и… очень далекий. Он смерил эльфийку взглядом и сказал:
— Как правитель, я являюсь отцом всем своим подданным, и обязан заботиться о них, как о своих детях. Гномы, пусть и косвенно, пострадали из-за меня. Будет справедливо, если я позабочусь о них.
— Особенно если она так пострадала за ваше величество, — подхватила Белладонна. — Ведь заклятие невидимой веревки снято, как я вижу? Позвольте догадаюсь, она заслонила вас во время опасности! Как благородно!
Я не верила собственным ушам. Заклятие снято?! Значит, я свободна? Я рывком обернулась к принцу, но Дагобер не выказал ни радости, ни удивления этой новостью. Он знал, догадалась я. Он все знал! Но почему притворялся, почему скрывал от меня?..
— Вы отдадите ювелира? — спросил Дагобер и коротко зевнул, прикрывая рот ладонью. — Или будем болтать до вечера?
— Допустим, мы идем вам навстречу и забываем про гномов… — в этот момент Белладонна и в самом деле была похожа на розу — нежная, светлая, как солнечный лучик, — но голос ее, льющийся медово, уже не мог меня очаровать.
Как же глупа я была, восхищаясь этими красивыми бездушными эльфами. Только теперь я видела, что красота их — пустая красота, жестокая, которая не может греть сердце. Она только тешит взор глупых гномов, вроде меня.
— …но что это даст нам, ваше высочество? Как понимаете, сейчас вы полностью в нашей власти…
Маркграфиня и Розалинда встали рядом с Белладонной — справа и слева — с самым непреклонным видом. Три ведьмы! Я невольно попятилась, а герцог Асгобер оттянул ворот рубахи, судорожно сглотнув.
— Давайте успокоимся и не будем совершать глупостей, — заговорил он лживо-жизнерадостно. — Как вы понимаете, причинить вред принцу — это навлечь на себя страшную беду…
Маркграфиня взмахнула рукой, и дядя отлетел к стене, сшибив по пути стулья. Жаба шмякнулась на пол и поспешила упрыгать под стол.
Я следила за всем этим, онемев от ужаса. Больше всего хотелось тоже спрятаться, подобно жабе, чтобы не видеть больше никого. Но когда на кону судьба отца, и я не могла уйти. Сейчас все должно решиться…