Страница 2 из 15
– Во дает, – сказала я, – сильная у тебя мама.
На это Касс ответил.
– Подумаешь, телевизор был маленький и она все равно собиралась покупать новый, так что невелика потеря. Мама считает, что у папы теперь прекрасная новая жизнь на новом месте с новой женщиной и готовой дочкой.
– Она про меня знает?
– Конечно.
Я просияла при мысли о том, что взрослые говорили обо мне и какая-то чужая тетка мне завидует.
Я показала Кассу свой фирменный способ залезать на дерево и объяснила, с какой ветки удобнее перебираться на стену. Он отметил, что я точно знаю, как вести себя при пожаре, так что наверняка спасусь. Мы залезли на самую верхушку, и я показала ему окна нашей квартиры, мы высматривали в них мою маму и его папу, но в стеклах отражалось солнце, так что мы ничего не увидели. Потом мы принялись разглядывать чужие окна, надеясь, что увидим кого-нибудь из соседей голыми, но тоже никого не увидели. Еще мы играли в дурацкие игры: у кого самые дебильные занавески, у кого больше всего хлама на подоконнике, у кого самые грязные стекла и самые уродливые цветы. Сошлись на том, что этого добра полно у обоих. И хохотали как ненормальные. Мне почему-то было приятно, что я могу его рассмешить.
Но приятнее всего было, когда он спросил меня о моем отце.
– Я никогда его не видела, – ответила я. – Он бросил маму, когда она забеременела мной.
До этой минуты я никогда в жизни не радовалась тому, что не знала отца. Но, когда я в этом призналась, у меня появилось чувство, будто я сделала Кассу какой-то важный подарок.
Он протяжно присвистнул и пожал мне руку.
– Как же меня бесят взрослые, – сказал он.
Мы словно надрезали пальцы ножом и породнились кровью.
2
Наша квартира была похожа на рекламную картинку: в окна било яркое солнце, стол на кухне ломился от вкусностей. Айрис рисовала, сидя за журнальным столиком, Джон развалился в кресле, ковер устилали субботние газеты. Я надеялась, Джон промолчит, но стоило мне войти в комнату, как он тут же вскинул глаза:
– Ну что, успокоилась?
– Прости.
– И все?
– Прости, что я тебе такого наговорила. Я не хотела. Надеюсь, вечеринка получится замечательная. Обещаю, что больше не сорвусь.
– По-моему, ты просто издеваешься.
И уткнулся в газету. Я выдохнула.
Айрис улыбнулась.
– Посмотри, что я нарисовала. – У нее получился сказочный замок из стекла и зеркал, уходивший в синее небо. – Это наш новый дом, – пояснила она. – Папочка его построит, когда мы разбогатеем. Тут вот башенка, – она указала на самую низкую башню, – а это называется «бойница».
– Умница, – похвалил Джон. – Хочешь, расскажу, что такое бастион?
– Нет, спасибо. – Айрис сунула в рот кончик фломастера. – А сейчас я нарисую указатели для вечеринки, чтобы гости знали, что туалет наверху.
Я чмокнула сестренку в макушку. От нее пахло печеньем.
– Это же сколько тебе придется рисовать!
Она кивнула.
– Ничего, у меня безграничное терпение.
Порой мне не верится, что мы родные сестры. И не только потому, что Айрис в свои шесть лет знает уйму слов: она еще и очень талантливая. И безумно красивая. Как инопланетянка. Вот так причудливо сплелись гены мамы и Джона. Я по сравнению с ними просто уродина.
Джон тряхнул газетой.
– Без комплексов, – сказал он. – Восемь букв, вторая «м».
Жаль, что я так мало знаю. Мне бы хотелось блеснуть перед ним интеллектом.
– Я сперва подумал, что «аморальный», – добавил Джон, – но оно слишком длинное.
Может, ему и правда нужна помощь? Я плюхнулась на диван напротив.
– Хочешь, посмотрю в интернете?
– Не надо, так нечестно. – М-да, помощь ему явно не нужна. Он щелкнул ручкой по газете. – Ты ведь переоденешься к приходу гостей?
Я оглядела свои джинсы. На колене дыра, края штанин в грязи. Я ходила в них вчера и сегодня утром снова натянула, не проверив, чистые ли.
– Да, я надену платье.
– Отлично. И какое же?
– Новое. Потом покажу. Сперва помогу маме.
Мама на кухне гремела посудой. Коллеги Джона привыкли к вечеринкам, еду для которых заказывают в ресторане, но он заявил: мол, хочу, чтобы на этот раз все было домашнее, так что маме пришлось расстараться.
Я вжалась в диван: меня вдруг охватил ужас. Все эти архитекторы, коллеги Джона, наверняка такие же умники и модники, как он сам. И я весь вечер буду чувствовать себя последним ничтожеством.
Джон сложил газету и взял сигареты.
– Айрис, я хочу покурить. Будь добра, выйди минут на десять.
– Но я занята.
– Передохни, потом вернешься и доделаешь, – он улыбнулся. – Иди пока к себе или к маме на кухню.
Она положила фломастер и взяла другой.
– Никуда я не пойду.
– Доченька, я не хочу, чтобы ты дышала дымом, тебе это вредно.
Айрис сняла колпачок с фломастера.
– Тебе тоже.
Джон рассмеялся.
– Ладно.
– Папа, тебе вредно курить.
– Ну хорошо, твоя взяла, – Джон поднял руки. – Сделаешь мне чаю?
Айрис подозрительно насупилась.
– А когда я уйду, ты закуришь?
Джон махнул сигаретой.
– Обещаю, что если ты заваришь мне чаю и принесешь печенье, я вообще курить брошу.
Сестренка спрыгнула со стула и протянула руку.
– Давай сюда. – Джон отдал ей сигарету, и Айрис погладила его по голове. – Вот молодец.
Меня он никогда так не слушался. А жаль. Я бы ему командовала: «Сидеть!», «Лежать!», «К ноге!», «Служи!»
– Я так понимаю, – начал Джон, и до меня только сейчас дошло, что он специально отослал Айрис, – ты донимала Касса, чтобы он сегодня приехал?
У меня екнуло сердце.
– Это он тебе сказал?
Джон достал из пачки сигарету и закурил.
– Ты же сама рассказала маме.
Я почувствовала, что краснею. Вздохнула, словно все, что связано с Кассом, вызывает у меня дикую скуку, и развалилась на диване.
– Допустим, я написала ему сообщение. Допустим, попросила приехать.
– И что он ответил?
– Что занят. – Я уставилась на свои пальцы.
– Ты из-за этого психанула? – Он подался вперед в клубах дыма. – Мы же с тобой уже это обсуждали. Я не хочу, чтобы он все бросил и сорвался из Манчестера в Лондон.
Я рассматривала ногти и шелушащееся пятно на ладони.
– У него скоро экзамены, – продолжал Джон. – Никто не ждал, что он сегодня приедет. И теперь он чувствует себя виноватым.
– Я вовсе не этого добивалась.
Джон нахмурился. У меня колотилось сердце.
– А чего ты добивалась, Александра?
Если коротко, то вот чего: чтобы Касс захотел прожить со мной всю жизнь. Но в этом я ни за что не признаюсь. По крайней мере, пока не докажу Джону, что достойна его сына.
– Отстань ты уже от парня, – попросил Джон.
– Я думала, вам с мамой будет приятно, если он приедет.
– Он и так приедет, когда сдаст сессию. – Джон натянуто улыбнулся. – А вот если ты не прекратишь к нему приставать, может и передумать.
Чудовище во мне заорало во все горло, но я промолчала.
– Я не пристаю. Я общаюсь.
– Значит, поменьше с ним общайся.
– Как скажешь, – механическим голосом произнесла я.
– Теперь о вечеринке. Я больше не хочу скандалов, поэтому, уж пожалуйста, постарайся вести себя как следует, договорились?
– Я буду помогать маме. Разносить канапе.
– Правда? А ты справишься?
– Не волнуйся. Я ничего не уроню.
– Главное – следи за своим поведением, – он затушил сигарету о край пепельницы. – Я всего лишь прошу тебя быть вежливой с моими друзьями и супервежливой с моим боссом.
– Это еще почему? Надеешься, что тебя повысят?
Джон рассмеялся.
– Думаешь, тебе удастся его убедить?
В Норвегии есть долина, обитатели которой по полгода не видят солнца, мерзнут и хмурятся. Но в один прекрасный день кто-то придумал укрепить на вершине горы гигантские зеркала, отражающие солнце, а на городской площади поставить лавочки, чтобы люди сидели, подставив лица свету. Живя в тени, о солнце боишься и мечтать, и когда оно наконец пригревает, не помнишь себя от счастья.