Страница 54 из 56
Зачем? Мне не объяснили.
Просто затащили на последний этаж, шутя вскрыв замок на двери, поставили у самого края крыши и велели:
— Смотри.
— Куда смотреть? — зажмурившись, я с ужасом ждала, что Влад вновь пошатнется, не сможет устоять на ногах, я не выдержу его веса, и полетим мы с ним вот прямо туда. На мокрый асфальт, который с высоты двадцати пяти этажей выглядел ну очень опасным.
— На город, — велел Влад, чуть встряхнув меня за плечи. Садист доморощенный! У меня же чуть сердце не остановилось, я же уж было решила, что все, сейчас и правда свалимся.
— Не могу! Почему здесь не установлены перила?! — утренняя прохлада, смешавшаяся с промозглостью затяжного ночного дождя, высотой и общей неуютностью рассветного часа, вытягивала из меня тепло не хуже городового, успешно тянувшего мои нервы.
— Они мешают, я убрал их сразу же, как переехал — повел плечом Влад, — открой глаза и посмотри.
Мне было холодно и страшно, но я все равно открыла глаза, чтобы быстро оценить раскинувшийся под нами пейзаж: беспросветную черноту луж, зловещесть асфальта и всю унылость перспектив на будущее, и бодро отчитаться подрагивающим голосом:
— Посмотрела, теперь пошли отсюда.
— Леся… — лаконично намекнул он на свое недовольство.
— Ну хорошо-хорошо, — еще раз глянув вниз — сердце от ужаса застыло, больно сжимаясь в груди — я несколько мгновений своего нервного внимания уделила зеленой, довольной погодой траве, сочной и полной жизни. Припаркованным у подъезда машинам. Одна из которых принадлежала Владу и с недавних пор имела внушительную вмятину на крыше, оставленную тяжеленной тушей лярва. С такой высоты ее, разумеется было сложно разглядеть, но я о ней знала, а скоро узнает и Влад… или, лучше сказать, вспомнит? — все, посмотрела. Давай теперь пойдем отсюда, пожалуйста.
— Лесь, смотри не вниз, а вперед, — устало велел он, для надежности даже рукой указав направление.
А там… ну, там был город.
Дом городового находился на некотором возвышении, делая нас чуточку выше других многоэтажек, по большей части расположившихся с другой стороны и не закрывавших нам обзор, позволяя увидеть темную ленту шоссе, зеленеющий впереди парк, большая часть которого притаилась за скромными девятиэтажками, небольшие магазинчики или напротив, внушительные, трех-, а то и пятиэтажные торговые центры, с головокружительной высоты моего пребывания казавшиеся не такими уж и большими. Безлюдные улицы, безлюдная аллея, ведущая к метро и несколько машин на дороге, целеустремленно спешивших по своим делам.
Все это казалось серым и сонным, в столь ранний, сумрачный час, но солнце готовилось выглянуть из-за горизонта, небо медленно разгоралось золотыми всполохами, и серость в скором времени обещала смениться теплой яркостью летнего утра.
Впрочем, это никак не объясняло странного требования Влада, чтобы я «смотрела».
— И туда посмотрела, — послушно и совсем безнадежно сказала я, — а теперь может, уйдем отсюда?
— Позже, — пообещал Влад.
Мы так и продолжали стоять на месте, у самого края крыши. Очень ровненькой, аккуратненькой, с одной скромной заплаткой из битумной мастики, очень напоминающей гудрон и приятно тревожащей память о детстве. И лужа тут тоже была только одна. И мы тоже были одни. Два психа на крыше. Вместо того, чтобы спать, рассветом любуемся.
Любуемся, да… если бы так было на самом деле.
— Влад, скажи честно, ну зачем ты меня сюда затащил?
Он молчал, продолжая удерживать меня на месте. И это было совсем нехорошо, страшно это было.
— Нет, понятно, конечно, что для окончательного превращения в нечисть, но неужели я не могла встретить солнце в квартире?
— Ты должна это увидеть.
— Что «это»?
Если Влад считал, что удерживать меня на краю крыши двадцатипятиэтажного дома и с серьезным видом вещать совершенно непонятные вещи — нормально, то он был совсем неправ. Вот полностью.
— Я не смогу это описать, скоро ты все увидишь сама.
— Мы можем хотя бы от края отойти? — смирившись с его желанием во чтобы то ни стало встретить здесь рассвет, смириться с тем, что могу упасть в любой момент, я так и не смогла.
— Я тебя держу.
— И это должно меня успокаивать? — удивилась я. Хотела даже обернуться, чтобы с осуждением посмотреть в его наглые глаза, но шевелиться было слишком страшно, потому высказывала я свое негодование городскому пейзажу. — Ты меня обманывал и использовал, из-за тебя я совсем скоро человеком быть перестану. Втянул меня в свои дела, интриган доморощенный.
— Мне понятна твоя обида, — задумчиво перебил меня Влад, — но почему она распространяется лишь на меня? Илья использовал тебя так же, как и я. Но его ты простила. Так почему никак не можешь простить меня?
— А я на него и не злилась почти, — самоубийственное признание, если учесть, что, обидевшись, городовой вполне мог просто столкнуть меня вниз, чтобы потом спокойно налаживать контакт с другой, более сговорчивой хранительницей. Или хранителем, там уж как повезет, — есть знаешь ли, такие индивиды, на которых очень сложно злиться. К тому же, Илья мне помог, когда я не смогла дозвониться ни до тебя, ни до Глеба или Крис. Вы были так поглощены погоней, что не смогли найти и секунды для меня, пока мы с Оксаной спасались от проклятых.
Воспоминание о ней задело что-то внутри, царапнуло горло, заставляя осипнуть. Кашлянув, я отогнала чувство вины, продолжив свой самоубийственный монолог:
— А Илья нашел, несмотря на то, что сам был в непростой ситуации. Сложно злиться на того, кто тебя спас.
— Я тоже тебя спас.
— Ну так на лярва я и не злюсь.
Влад ненадолго замолчал, сраженный убийственной силой женской логики. Но в себя пришел быстро и даже не постеснялся уточнить:
— Алеся, ты же понимаешь, что у меня нет раздвоения личности? Вчера ты мне клялась хранить мою тайну как свою. Это же был я.
— Это был черный, огроменный жутик, а ты меня обманывал и использовал. Ты и твои подельники.
Влад вздохнул:
— Если для тебя это важно, они не обрадовались, узнав план, даже были против. Особенно Кристина. А после знакомства с тобой она и вовсе хотела все рассказать и, не пообещай я сделать тебя официальной хранительницей, когда все закончится, рассказала бы.
— То есть, самый страшный злодей в этой истории все равно ты?
— Выходит, что так.
— И тебе совсем не стыдно?
Солнце неторопливо выползало из-за горизонта, возвращая серому миру краски, но я этого не видела, я вообще ничего уже не видела, сосредоточенная на разговоре.
— Нет. — просто сказал он. Я почему-то даже не удивилась, — На этапе планирования, как и на первых этапах проведения… ммм… операции ты была просто случайной жертвой. Человеком, который должен был помочь нам в нашей мести.
— Спорим, вы не ожидали такого невероятного исхода? — спросила я, не скрывая злой радости. Которая была нагло проигнорирована.
— Не ожидали, — подтвердил Влад, кажется, позволив себе даже слабую улыбку, — иногда я жалею, что никакая сила не способна открыть мне все варианты будущего. Знать все…
— Вредно это для здоровья, — перебила его я, необдуманно рубанув, — ты и так для людей опасен, а уж если вдруг всезнающим станешь… Бррр.
— Леся, даже человеческое сочувствие не распространяется на всех. Беда незнакомого человека безразлична среднестатистическому человеку. Конечно, встречаются и исключения — высокочувствительные особи, эмпаты. Вы выказываете стандартные реакции сопереживания в случаях трагедий, не коснувшихся вас лично, лишь потому что это считается правильным. Выказать свое сочувствие человеку, потерявшему близкого… зачем? Вам же на самом деле не жаль. — сжав мои плечи, будто пытаясь выделить свои последние слова. — Мы же просто честны. Честны в первую очередь с собой. В нашем обществе не приняты условные проявления лживых эмоций, это считается слабостью. Закон природы гласит: выживает сильнейший, и мы чтим этот закон.
— Это напутственная речь перед моим превращением? — подозрительно спросила я. Слова его меня не задели, но и не приободрили. Вся эта прочувствованная речь совсем не примирила меня с тем, что я вот-вот должна была стать нечистью. — Мне казалось, что в таких случаях нужно говорить что-нибудь вдохновительное, а не запугивать.