Хранительница. Памятью проклятые

— Я поесть принес, — с улыбкой произнес он, — давай знакомиться еще раз.

Едой оказались: батон колбасы, буханка хлеба, чай в литровом термосе и долька твердого сыра.

Бутерброды из всего этого предстояло ваять мне, так как Глебу хватило и заваривания чая. Я не спорила, послушно приняв из его рук раскладной нож.

Это были самые вкусные бутерброды в моей жизни.

— Может, позовем Влада? — предложил оборотень, с улыбкой наблюдая за тем, как я жадно запихиваю в себя уже четвертый бутерброд, изредка заливая плохо прожеванные куски горячим чаем.

— Зачем? Он вообще вроде как домой уехал.

— Он о тебе беспокоится.

Я злобно хохотнула, просто не смогла сдержаться.

— Обо мне, как же.

Знал бы Глеб, почему Влад со мной возится, так бы не говорил… Впрочем, он же и должен знать. Или, по крайней мере, знал раньше.

Настроение ощутимо испортилось. Он, Кристина, даже Богдан — городовой ведь посвятил их в детали своего плана. Не мог не посвятить.

— Алеся?

— Ммм?

— Не хмурься, — попросил этот предатель, — тебе не идет.

Я промолчала, заткнув себя очередным внушительным куском бутерброда. Одно слово — оборотень, даже в темноте видит. А мне бы вот хоть что-нибудь разглядеть…

Большой, мощный, еще полный энергии, а потому яркий фонарь, который Глеб включил, пока я резала хлеб и колбасу с сыром, сейчас был выключен. Ослепленная ночью, я только сейчас, с запозданием, поняла, насколько же я слабее обычной нечисти. Видеть в темноте — естественно даже для шестой ступени. А я? А меня ничему не учили, на меня как на живца ловили. И ведь даже поймали, просто пока еще об этом не знают…

Несмотря на все свои злые мыслишки, я была сыта и чувствовала себя значительно лучше. Рядом с Глебом было спокойно, согретая мною постель еще не успела остыть, а еда приятно согревала изнутри. Хотелось спать.

Душераздирающе зевнув, я нехотя отложила недоеденный бутерброд.

— Ложись спать, — предложил оборотень.

— А ты?

— Я посторожу.

Я была только за, так мне было еще спокойнее.

Забравшись под одеялом, я слушала, как Глеб поудобнее устраивается на полу у кровати.

— Спокойной ночи.

— Да, — улыбнулся он, — спокойной.

Сглазила я, или в этом доме спокойных ночей в принципе не бывает, но стоило только закрыть глаза и расслабиться, уплывая в сон, как над нами что-то тяжело грохнуло. Словно шкаф уронили.

Вздрогнув, я подскочила на кровати. Глеб уже был на ногах, и глаза его тускло светили золотом в сырой темноте.

— Что это?

— Не знаю, — напряженно отозвался он. Над головой заскрежетало. Кажется, кто-то перетаскивал диван, а может быть кресло, не заботясь о целостности напольного покрытия.

Еще раз грохнуло.

— Я схожу, проверю, — решил Глеб, всматриваясь в потолок.

— Не надо!

— Не бойся, — лица я не видела, но ободряющую улыбку почувствовала, — то, что там сейчас шалит, для нечисти не опасно. Я быстро.

— Тогда я с тобой!

— Нет, — отрубил он, вручив мне фонарь, — вот держи, и к лестнице даже близко не подходи. Поняла?

— Д-да…

— Хорошо. Умница, — похвалил он меня и ушел, аккуратно притворив за собой дверь.

Как Глеб и велел, я осталась в квартире, но вместо того, чтобы трястись в кровати, прокралась к двери, чуть открыла ее и тряслась уже там, вслушиваясь в тишину и прижимая к груди фонарь.

Включать его не спешила. Наверное, это очень странно, но в темноте мне было не так страшно, нежели в компании столь скудного источника света. Ведь насколько бы мощным он ни был, полностью рассеять тьму фонарь был не в состоянии. А я была достаточно напуганной, чтобы в темноте, прямо на грани освещенности, улавливать непонятное шевеление. Конечно, стоило только дернуть луч фонаря в сторону, где мне почудилась подозрительная активность, и становилось ясно, что это всего лишь безобразничает мое расшалившееся воображение, а в темноте, на самом деле ничего нет. Но… страшно было просто представить, что со мной случится, если вдруг там что-то окажется.

Где и что Глеб проверял, не знаю, но страшный грохот, прокатившись по всему второму этажу, замер прямо надо мной, чтобы хорошенечко бабахнуть над моей головой. Словно кто-то прыгнул. Кто-то огромный и тяжелый до неприличия, способный при должном усердии проломить пол и свалиться на меня. И прощай тогда, Леся, здравствуй, блинчик.

Грохот повторился, но был на порядок тише, что, впрочем, не могло меня успокоить. Казалось, то что буянит на втором этаже, знает, где я сейчас нахожусь, и целенаправленно меня пугает.

Когда оно прыгнет в следующий раз, ждать я не стала, выскользнула из квартиры и тихо, на носочках, бросилась к трехкомнатной квартире, находящейся на другом конце лестничной площадки.

В темноте, каждую секунду ожидая нападения, я врезалась в дверь, нашарила ручку и с трусливой поспешностью нырнула внутрь. Фонарь включила, только когда оказалась в прихожей.

Над головой ничего больше не грохотало. То, что пыталось меня напугать, то ли присмирело, то ли (что вероятнее) просто потеряло свою жертву.

Я ничего не имела против небольшой передышки. Вот я сейчас недолго посижу в этой квартире, а в это время Глеб найдет домашнего монстра и намнет ему бока. И остаток ночи мы проведем в тишине.

Наивный оптимизм ведь еще никто не отменял, верно?

ГЛАВА 13. Правда

Я пыталась прочесть полустертые, размазанные буквы, неровными рядами выведенные прямо на старых обоях (в чем-то я теперь местного монстра понимала, если бы кто-то осмелился рисовать своими фломастерами в моем доме, я бы таких идиотов тоже с миром бы вряд ли отпустила), когда сзади послышались тихие шаги.

Не задумываясь о том, что делаю, я резко крутанулась, взяв на прицел фонарика высокую фигуру, застывшую посреди комнаты.

— Напугал? — с улыбкой спросил Глеб, щурясь от бьющего в глаза света. — Извини.

— Нервы не к черту, — тихо призналась я, опустив луч фонаря ему на грудь, — от каждого шороха дергаюсь. Ты кого-нибудь нашел там?

— Нет, — оборотень подошел и встал рядом, присоединяясь к созерцанию стены.

— Неуютное место.

— А ты думаешь, почему этот дом забросили? — усмехнулся он. — Людям было страшно тут жить. Самое смешное, они и сами не понимают, чего боятся, но не один человек не прожил здесь дольше года.

— А ты знаешь?

— Что?

— Знаешь, чего все боятся? И почему никого не беспокоит торчащая посреди города обветшалая пятиэтажка? В ней уже сколько? Лет семь никто не живет?

— Эвакуировали, — подтвердили мне равнодушно, — а дом собирались снести и построить на его месте новый.

— Но не снесли, — задумчиво протянула я.

Глеб молча кивнул.

Молчание казалось вполне уютным, пока его не разбил, казалось бы, совершенно невероятный звук.

— Алеся, куда ты опять подевалась?! — раздалось злое с лестничной площадки. Слышно было очень хорошо, будто входная дверь открыта, и шум из подъезда, не встречая никаких преград, легко пробирается в квартиру… Вот только я закрывала за собой дверь… Да и Глеб едва ли оставил бы ее открытой.

Сердце пропустило удар, я стояла, затаив дыхание, и пыталась убедить себя в том, что мне послышалось. Пусть мне просто послышалось. Пожалуйста!

Мой собеседник молчал. Только его тихое, размеренное дыхание раздавалось в холодной тишине.

По спине поползли липкие мурашки.

— Алеся, это не смешно, — продолжал негодовать Глеб.

Медленно, словно во сне, я провела лучом фонаря по стене, оттягивая неизбежное.

Свет пробежался по исписанным стенам, старому креслу с отломанным подлокотником, компьютерному столу и наконец-то — лучше бы это мгновение и вовсе не наступало — упал на мужскую фигуру.

Знакомые кроссовки, джинсы, черная футболка.

Выше.

Затаив дыхание, я посветила на бледное в свете фонаря, узкое лицо.

Глеб стоял здесь, рядом со мной.