Страница 25 из 44
Я не могла в это поверить. Не получалось. Марья была моей героиней, я всегда хотела стать такой как она — сильной, стойкой и умной. А тут открылось, что она лживая, подлая и до чужой силы жадная.
— Но вас-то за что наказали? — тихо спросила я, больная от ненужной правды. — Вы же не знали…
— За то, что силу свою в человеческую руку вложила. И пусть не по своей воле, но в покушении на царя участвовала.
Поерзав на кровати, садясь удобнее, почти позабыв о том, что в любой момент в казарму могут ворваться волки, и жизнь моя рискует оборваться, я спросила:
— Но если вы знаете, что он проклят, и что ваша вина в том есть, почему не хотите это исправить?
— После того Кощей изменился, стал на отца своего похож, а тот правил крепкой рукой, хоть и не имел могущества своего сына. Нам такой царь нужен, а проклятие… нет в нем особого вреда, раз уж столько лет прошло и не случилось ничего. А вам, людям, веры быть не может. Кто способен знать наверняка, что ты проклятие снять хочешь, а не поживиться чужой силой, прикрываясь добрыми намерениями?
— Вот это сейчас обидно было. Чужого мне не надо!
— Все вы так говорите…
Ответить, сказать какую-нибудь гадость я не успела.
Дверь слетела с петель легко, будто бумажная, громко свалилась на пол, проехалась, собирая солому, и уткнулась в ножку одной из кроватей, а на пороге, сверкая глазами, стояли Змеи. Впереди отец-змей, а позади змеята. Аспид выглядел впечатляюще, Тугарин тоже, Горыныч симпатично сыпал искрами при каждом выдохе и сиял золотом глаз.
— Даже не думай, — неузнаваемо низким, срывающимся в шипение голосом велел Аспид, стоило Лихо только потянуться в мою сторону.
— Мне терять нечего, — глухо отозвалась нечисть.
— Всегда есть что терять, — не согласился Змей, — даже такой, как ты.
Возможно, Лихо и попытала бы удачу, все же она планировала именно это — убить меня и гордо принять свой приговор, но голос, раздавшийся с улицы, мгновенно выпарил из нее эту решимость.
— С дороги.
Короткий приказ и послышалось копошение, сдавленное поскуливание и вздохи — змеи пришли не одни, с блохастой подмогой. А вслед за ними объявился и царь.
Аспид почтительно отполз с дороги, впуская хмурого Кощея.
— Шестнадцать волков, — сказал он.
На что Лихо тут же ответила. Поспешно. С неожиданно прорвавшимися в голосе трусливыми нотками:
— Я ни одного не убила, они все придут в себя…
— Когда будет снят сглаз, — закончил за нее Кощей. — Знаю.
И почему-то посмотрел на меня.
Высокая фигура, укутанная в черное, седые виски, усталое лицо, тусклый красный огонек, тлеющий на дне зрачков… он был ужасен сейчас. Истинный Темный царь — наместник Темного бога на земле.
— А мы тут это… общаемся, — выпалила я, с неудовольствием отметив, что голос мой подрагивает так же как у Лихо.
Мы сейчас были с ней очень похожи… две неудачницы, посмевшие навлечь на себя царский гнев. Только я решительно не понимала, в чем именно провинилась, и почему на меня так неодобрительно смотрят.
Лихо же свою провинность знала:
— Я не убила девочку.
— Не успела, — счел своим долгом уточнить Аспид.
— У нас был очень полезный разговор, — добавила я.
Казалось, в казарме похолодало, воздух сгустился, а из темных углов, подъедая свет факелов, поползли зловещие тени.
— Вон. — коротко велел Кощей и все тут же покинули казарму. Даже змеи уползли, только Аспид ненадолго задержался, чтобы поднять дверь и кривовато приделать ее к косяку. Обеспечил, так сказать, уединение. А то, что там волки с хорошим слухом и змеи тоже с неплохим, и все они будут слышать — мелочи в общем-то.
Я тоже хотела уйти, еще когда Аспид с дверью разбирался, но была остановлена сухим царским приказом «Сидеть».
Кощей был не в духе, и я невольно начала сочувствовать Лихо.
Терпеливо выждав несколько минут, основательно промариновав нас в опасениях и переживаниях, Бессмертный первым делом обратился ко мне:
— Обвинения?
— У меня? — опешила я. — В смысле, мне обвинять?
Кощей кивнул.
А в чем я могла ее обвинять? И откуда у меня на это право? Ну да, убить пыталась, но у нее вроде как свои причины на то были…
— Никаких обвинений, — пожала плечами я. Мне бы, наверное, благодарить ее стоило, ведь именно Лихо хоть чуть прояснила для меня картину с проклятием. И я бы непременно поблагодарила, не будь она ко мне так враждебно настроена.
— Твое слово я слышал, — сухо сказал государь, взглянув на провинившуюся нечисть. Лихо под его взглядом сжалась, но оправдываться и молить о прощении не спешила и, когда государь обратился к ней, на вопрос, что же она может сказать в свою защиту, зло ответила:
— Нечего мне сказать. Я не жалею о том, что сделала и о том, что хотела сделать. И случись всему повториться, поступила бы так же, — быстрый, оценивающий взгляд на меня и упрямое, — разве только шею бы ей сразу свернула, не тратя времени на разговоры.
— И твое слово я слышал. — Лицо Кощея, гладкое, равнодушное, бледное, скупое на эмоции, походило на маску. На него страшно было смотреть.
И стало только страшнее, когда он все тем же бесстрастным голосом потребовал:
— Глаз.
Протянутая в сторону Лихо ладонь заставила меня медленно встать.
— Это… вашество, а что вы делаете?
Лихо не задавала вопросов, она даже не удивилась, услышав приказ. Поднялась, глядя только на Кощея, шагнула к нему, я сделала то же самое. Будто привязанная, повторила ее движение, потом еще раз и еще. Шаг за шагом Лихо приближалась к Кощею. И я вместе с ней.
Остановилась она на расстоянии вытянутой руки, я — нет.
Того, как нечисть выцарапывает костлявыми, тощими пальцами из глазницы свой единственный глаз, я не видела. Все случилось слишком быстро.
Повторный приказ, влажный звук, и на ладонь Кощея упало глазное яблоко. Я приблизилась ровно в тот момент и успела заметить, как лихорадочно расширяется и сужается зрачок, как нервно извивается оборванный зрительный нерв. Потом пальцы Кощея сомкнулись, скрывая от меня эту шокирующую картину и… Я так и не поняла, как осмелилась это сделать.
Просто осознала, что он собирается раздавить глаз, а в следующее мгновение уже стояла рядом с ним, крепко сжимая костлявое запястья, пораженная тем, как холодна его кожа.
В воздухе, затухая, еще билось мое взволнованное «Подождите!»
— Что? — утомленно спросил Кощей. Не раздраженно или разгневано, или хотя бы недовольно. В его голосе не было чувств, только бесконечная усталость.
— Вы не можете этого сделать!
— Не могу? — приподнял бровь он, возвращая меня на место. Я смутилась, испугалась даже, но только крепче сжала пальцы на его запястье.
— В смысле, можете, конечно, но не надо. — У меня не было достойных причин, должных отвернуть его от этой затеи, было только жалобное: — Пожалуйста.
Мгновения его раздумий были полны изматывающей надежды и злой истачивающей спокойствие тревоги. Я не могла сказать, почему так переживаю за нечисть, что желает меня убить. Я просто ее понимала и не могла с уверенностью сказать, что оказавшись на ее месте, не сделала бы то же самое. Обманутая, наказанная за чужое злодеяние…
Покосившись на Лихо, я увидела тонкий, длинноносый профиль и повязку, скрывающую правый глаз. Кажется, она ни на что уже не надеялась.
Но чудеса все же случались даже в этом государстве. Даже с этими страшными, порой неоправданно жестокими созданиями.
— Ты, — обратился к нечисти Кощей, — отправишься в Моревые шахты, будешь служить там.
— Срок наказания? — хрипло спросила Лихо, не веря еще, что помилована. Кажется, она уже уверилась, что вслед за глазом раздавят и ее.
— Пока не выведешь всю гниль. Лишь тогда сможешь вернуться и забрать глаз.
Замок Лихо покидала под надзором Змеев и выглядела при этом счастливой.
Лишь когда Кощей вновь остался единственной нечистью поблизости, в то время как волки суетились невдалеке, расталкивая неудачников, попавшихся на глаз Лихо и теперь валявшихся без чувств, я осмелилась задать вопрос: