Страница 17 из 27
Он потянулся и положил ладонь мне на грудь. Ощупал, чувствительно приминая. На породистом, вытянутом лице проступило удивление. И легкий намек на насмешку.
— Ваша грудь не прошла модифицирования? Природный продукт? Забавно… она мягче, чем то, к чему я привык — но в этом что-то есть.
Сразу две ладони скользнули под верхний саронг, по-хозяйски подхватили снизу груди, приподняли, как будто взвешивая. Потом этот урод сообщил:
— Маловаты. Но это можно будет исправить.
— Урод! — Завопила я мысленно, борясь с оцепенением, но безнадежно ему проигрывая. — Руки убери, тварь!
И продолжила полулежать в сиденье горуда, не шевелясь и не протестуя, неотрывно глядя на Ворисона.
У того на лице и жилка не дрогнула — значит, моего вопля он не слышал. Протесты рабов хозяев не волнуют?
Руки Ворисона скользнули вниз, он нетерпеливо рванул кое-как зашитый мной запах. Развел в стороны полы саронга, пробурчал у меня в уме почти удовлетворенно:
— Чувствую себя отцом-основателем, насилующим особо строптивую колонистку. Хоть что-то новое…
Была бы у меня возможность говорить, подумала я обессилено, я бы тебе высказала много нового. И новых ощущений бы добавила, врезав по нужным местам.
В этих мыслях уже не было той ярости, которая переполняла меня прежде. Зато все сильнее наваливалось темное, зыбкое оцепенение, с другими, податливыми и предательскими мыслишками — а стоит ли сопротивляться, ведь тело все равно меня не слушается? Не лучше ли забыться, не обращать внимания на то, что делают со мной, и просто дождаться, когда все закончится. А там, глядишь, и Скевос поможет… если сможет…
Руки Ворисона рывком развели мне бедра, содрали полоску черной ткани, из которой я соорудила что-то вроде бикини — не идти же на светский прием без белья.
Самое гадкое было то, что полотенчико на бедрах Ворисона оттопырилось,
— Успеем. — Пробормотал он.
И резко отнял руки, сделав нетерпеливый жест.
— Поднимайся. Оседлаешь мои бедра…
Сиденье под ним щелкнуло, отъезжая назад и откидываясь.
А я привстала и неловко перелезла к нему. Точнее, на него.
Больше всего хотелось завернуться в подступающее оцепенение и забыться, отстраниться. По возможности даже не видеть то, что происходило.
Но тонким звуком, режущей нотой дрожало в уме подозрение, что стоит лишь один раз поддаться накатывавшей на меня расслабленности — а потом прежняя Наташа исчезнет. Может, я и приду в себя через какое-то время, когда колония вируса в моем теле самоликвидируется. Скевос, помнится, говорил, что вирусы рассчитываются на определенный срок жизни…
А ещё он добавил, что рабам после этого снова дают вирус.
Мои колени примяли сиденье рядом с сомкнутыми бедрами Ворисона. Тот уже успел смахнуть с себя тряпку, прикрывавшую наготу. Чистая, белоснежная кожа без единого волоска. Лепные мышцы, стекающие к низу живота — и торчащий вверх член, подрагивающий от прилива крови…
Сволочь, бессильно подумала я. И снова рванулась внутри тела. Ворисон тут же, не открывая рта, порадовал сообщением:
— Я и не думал, что упрямство может быть таким освежающим. Вниз. Насаживайся. Сама…
Я бесновалась внутри своего тела, ставшего клеткой и предавшего. Бесполезно. Колени медленно сгибались.
А потом вдруг накатила волна странного жара — и я самую малость дернулась в сторону. Во внутреннюю сторону бедра жестко ткнулось округлое навершие. Ощущение было теплое, скользкое, противное, на коже словно бы остался влажный мазок…
Ворисон вскинул брови, глянул с изумлением и возмущением. И положил руки мне на бедра, больно сжал.
— Что это… что за бунт?
Договорить он не успел, потому что снаружи по горуду заколотило мелкой дробью — как градом по стеклам застучало.
— Уйди. — Отрывисто распорядился у меня в уме Ворисон.
На этот раз и я, и мое тело были заодно. Назад я метнулась рывком — и практически свалилась на сиденье.
Первый сын семьи Ариган сел прямо, махнул рукой. Из панели перед ним выметнулся синий луч, развернулся в светящийся квадрат. С картинки на нем улыбнулась ослепительной красоты блондинка — серебряные локоны текли ручьями, переплетаясь и образуя сияющую сферу вокруг лица.
Ворисон что-то нетерпеливо спросил, цепочка на моем запястье опять активировалась, негромко сообщив:
— Что происходит?
И тут же, без перерыва, начала переводить слова блондинки:
— Подняты внешние защитные экраны, уровень угрозы — минимальный. Микророботы бьются о корпус. Применение оружия не зарегистрировано. Вас много раз вызывал канцлер-фрей, но вы приказали отключить связь. Мне сообщили, что цель роботов — привлечь ваше внимание…
Ворисон вдруг развернулся ко мне, жутко оскалился и выбросил руку. Вцепился в цепочку на запястье и попытался её содрать.
Черно-серебряный жгут из хитро закрученных звеньев тут же сжался, стиснув мне руку. Пальцы Ворисона придавило — и он, судя по всему, ощутил не только давление, потому что сначала зашипел, а потом громко выкрикнул несколько слов.
Жгут в ответ блеснул, выдав что-то ровным голосом. Внесла свою лепту и блондинка с экрана, прочирикав длинную фразу.
В общем, все как-то общались — и только я одна сидела дура дурой, поскольку все сказанное никто не перевел.
Ворисон наконец резко выдрал пальцы из-под браслета. Цепь на запястье тут же растянулась, и опять слегка свесилась с запястья. Горуд с места рванулся вперед и ввысь, меня силой инерции сдернуло с сиденья. Я приложилась затылком об колпак над кабиной — чувствительно так приложилась, до тошноты и головокружения…
А Ворисон даже не пошевелился, сидя на сиденье как влитой. О господине позаботилась гравитационная подушка? А о рабыне, похоже, нет.
Сквозь прозрачный колпак видны были поднявшиеся на горизонте небоскребы Рирсы, столицы Фогенс-Лула.
Мы возвращались все в тот же зал — и сердце у меня колотилось, как бешенное. Поломать планы Ворисона и заставить его срочно вернуться мог только Скевос. Опять пригрозил местной элите страшной местью Звездного Альянса?
А больше, собственно, и грозить-то нечем, поскольку один звездолет (и один капитан!) против целой планеты — это слишком уж неравное соотношение сил.
Но тут имелась куча всякого, странного и непонятного. Если бы местные так боялись блокады Альянса, никто меня и пальцем бы не тронул. Но вышло-то как? И тронули, и вирусом опрыскали… а самое примечательно — вирусом, произведенным здесь же, на Фогенс-Луле.