Страница 98 из 124
Последние слова напутствия были сказаны, и бригантина под чутким управлением капитана Мааля, опытного контрабандиста на службе когниматов, пошла галсом, чтобы поймать попутный ветер и избежать коварных разноцветных рифов в бухте Льема. Открывшийся морской простор окрылил меня. Ветер, небольшое волнение и ясная погода были ниспосланы Единым, благословляющим наш путь. Я не слышал, но знал, что сейчас в Льеме звонят все церковные колокола, созывая горожан на молитву. Люди будут молиться и тогда, когда мы достигнем проклятого острова.
Капитан Ги Мааль был похож на безволосую хищную птицу с острым клювом и узкими глазами, выдававшими его гаяшимское происхождение. Абсолютно лысый и безбородый, даже бровей не было, он невозмутимо разглядывал карту.
— Успеем? — спросил я.
— Ветер наш, — кивнул он и постучал по карте пальцем. — Будем там через двое суток.
— Мне надо собрать команду и рассказать, что нас ждет на острове. И еще… Капитан Мааль, какие песни поют ваши моряки во время работы?
Мой вопрос его удивил, хотя на лице у него ничего и не отразилось, просто глаза… стали еще уже, чем были. Он начал перечислять матросские припевки, но я его остановил:
— Мне надо, чтобы они разучили и пели одну-единственную.
Я протянул ему записанные на бумаге слова. Он пробежал глазами пару строчек и поднял взгляд на меня.
— Мелодия и такт такие же, как у припевки про пьяного юнгу, — пояснил я. — Но слова припева другие.
— Хорошо, — кивнул он.
И не спросил, зачем это надо.
— Я все объясню, когда ляжем на курс, и вы соберете команду на палубе. Всех до единого. Это очень серьезно.
Солнце слепило глаза, ветер обдувал лицо. Я вышагивал по палубе, говоря громко, отчетливо, и чувствовал себя генералом маленькой армии, идущей на смерть.
— Многие из вас уже знают, что на острове нам придется столкнуться с колдовством. Я хочу объяснить, что это такое. Колдовство и демоны есть в каждом из вас.
Тут я остановился и оглядел их. Сброд, но отчаянный и смелый. Этих страхом не проймешь, а вот жадность… совсем иное. Я помнил слова Антона о тех искушениях, через которые им пришлось пройти на острове Поваренка.
— В душе каждого живет демон. Но все мы дети Единого, которые несут его свет. Выбор за нами. Чтобы свет не погас, нужна вера. И она есть у меня для вас.
— Это ж как так?.. — развязно спросил меня один из бандитов.
— Сейчас объясню. Первое. Припевка про пьяного юнгу.
Они заулыбались и закивали.
— Она немного не такая, как вы привыкли, но слова припева в ней заменены особым образом, чтобы оградить вас от колдовского наваждения. Что бы ни случилось, пойте ее. Тогда страх не поникнет к вам в душу, и вы спасетесь.
Я не особо верил в это, но главное, чтоб остальные поверили. С другой стороны, ритмичные песнопения легко вводят в медитативное состояние, в котором человек становится более внушаемым к командам и будет действовать не задумываясь, не впуская страхи и сомнения извне.
— Второе, — продолжил я, запуская руку в карман брюк и вытаскивая коробочку. — Капля святой крови.
Открыв коробочку, я дал возможность команде полюбоваться на сверкнувший на солнце осколок проклятого рубина и тут же захлопнул крышку. Хриз сделала своим талисманом реликвию заступницы Милагрос, а я чем хуже?.. У меня тоже будет оберег. Святотатство, конечно, но куда деваться.
— Она защитит нас. Свет этой капли разрушит любую преграду, выжжет нечестивцу глаза, проникнет в ваши души! — стращал я, а потом на всякий случай добавил, — а еще он может повернуть время вспять.
Неуверенные ухмылки, перешептывания, подталкивания локтями. Мне не верили и считали чокнутым святошей. К этому я был готов. Заодно следовало проверить свою теорию относительно веры, многократно усиленной коллективной молитвой. Бросив украдкой взгляд на часы, я убедился, что богослужения должны были уже начаться. Пора.
— Не верите? — сурово вопросил я, обводя их взглядом. — Тогда смотрите сами!
Снова открыв коробочку, я вытянул руку с нею перед собой и злобно уставился на сияющий рубин. Мысленно концентрироваться на священном символе учат сразу же после принятия послушания. Послушники пытаются сотворить его сияющую проекцию, дни напролет медитируют, истово молятся, однако получается далеко не у всех. Они просто не знают того секрета, о котором теперь ведомо мне. Я очистил мысли и потянулся к бескрайнему морю веры, пытаясь собрать воедино знак священной бесконечности. Ничего не происходило. Рубин сиял и переливался на солнце, матросы во все глаза смотрели на меня и ждали чуда. Они были готовы его увидеть, но сомневались. И на мгновение их сомнения проникли и в мою душу. Я встряхнул головой и закрыл глаза. Священная бесконечность во мне! В каждом из нас! Я воззвал к ней и…
Удивленное оханье, сдавленные ругательства и тишина… Я открыл глаза. Ничего. Рубин даже как будто померк. Чему же они тогда удивились? Я обвел матросов взглядом и понял, куда они смотрят в благоговейном ужасе. На мою грудь. Опустил голову и обомлел. Сквозь ткань рубахи пробивался алый свет. Он разгорался все сильнее и сильнее, складываясь в знакомые контуры. Священные татуировки, моя и Хриз, наложенные одна на другую, засияли так, что у меня глаза заслезились.
— Эмм… Да! Вот именно так! Святая кровь взывает!.. эмм… к отмщенью! — громко заявил я и спрятал коробочку с рубином обратно в карман, раздумывая, стоит ли для пущего эффекта снять рубашку или не рисковать.
Все молчали. Казалось, я чувствую, как их вера струится сквозь меня вместе с алым светом, незримая, но мощная. Осталось направить ее в нужное русло.
— А теперь третье! И самое главное!
Третьим был порох. Я понимал, что Хриз готова подорвать остров в том случае, если у нее не получится то, что она задумала, и гадал, как этому помешать. То, что пятнадцать человек моей команды будут истово верить и повторять про себя, что порох отсырел, это, конечно, хорошо, но хотелось бы чего-то понадежней. Но я так ничего и не придумал. Лежа без сна и ворочаясь в каюте под храп Вельки на соседней койке, я ломал голову и над другим, более важным вопросом. Отпускать Хриз в Источник я не собирался, однако надо было что-то сделать с теми знаниями, которые она носила в себе. Я хотел их уничтожить. Раньше я бы содрогнулся от подобного кощунства и торжества невежственности, но теперь понимал, что ее знания не так ценны, как представляются Святому Престолу. По крайней мере, менее важны, чем жизнь Хриз. Но как можно уничтожить знания? Если знания хранятся в книге, то ответ ясен. Уничтожь книгу, и знание исчезнет вместе с ней. Если кто-то уже успел прочитать эту книгу, то ответ тоже очевиден. Убить прочитавшего. Но такой вариант мне не подходил. Если бы знания можно было передать, как передаются материальные вещи, то я бы с радостью забрал у Хриз эту ношу или разделил ее груз на двоих. Но увы… Когда ты делишься знанием с кем-то, у тебя ничего не убывает. Знание только преумножается, ведь теперь его носят уже двое. Как заставить Хриз забыть эти клятые знания? Мне вспомнились страшные опыты профессора Камилли и его эликсир забвения, но я тут же прогнал эту мысль. Нет, вместе с ненужными знаниями эликсир сотрет и все остальное, все то, что делает Хриз такой, какая она есть. Но ведь должен быть какой-то способ? За мной ведь вера целого города! И пятнадцати моряков…
Я наконец-то заснул, но спал неспокойно, поминутно просыпаясь. Сон на грани дремы превратился в пеструю мешанину из каких-то обрывков. Я видел себя на берегу рядом с мамой, мы бегали по горячему песку и смеялись; в следующий момент я уже брел по колено в снегу, а ветер бил мне в лицо и кричал о помощи; потом я сидел на корточках и ковырялся в сломанном часовом механизме, пытаясь пристроить туда рубин, а он все время выпадал из пальцев и куда-то закатывался; вот я не я, кутаюсь в синюю бороду, стою на капитанском мостике и смотрю, как пылает заревом пожара порт; в следующей сцене я помешиваю жуткое варево из крысиного помета и человеческих голов, и колпак съезжает со лба мне на глаза; а вот я корплю над переписыванием ветхого фолианта, но строчки все время выходят косые и неровные, я злюсь и нервничаю, потом вдруг с ужасом обнаруживаю, что пишу прямо поверх полустершегося текста, перо так страшно скрипит и рвет бумагу…