Страница 17 из 124
— Так поди пойми, что у этих душеведов в башке творится, — пожал плечами Хоффман. — Они все того… малость не в себе… извращенцы. Только вы, фрон полковник, правы. Надо бы ее в божеский вид привести, прежде чем Тиффано показывать, а то передумать может… Кстати, Федька, этот генеральский прихвостень ее хоть не того, не оприходовал?..
— Да кто на нее в здравом уме вообще польстится?.. — поморщился палач.
— Ну и хорошо, а то Тиффано больно волновался… Чистоплюй еще тот…
Я нахмурилась. Тиффано… Имя казалось знакомым. Где-то я его слышала… Но где?..
Недовольно ворчащий себе под нос Федосей вправил суставы, окатил меня несколькими ведрами воды, срезал те лохмотья, в которые превратились рубашка и платье, надел чистое и даже попытался причесать волосы.
— Ишь, удумали, — бормотал он. — У живого человека в мозгах ковыряться. Изверги!..
— И не говори, Федосей, — горячо поддержала я его. — Страшные они люди… Мозги наизнанку выворачивают всем вокруг. Ты бы отговорил полковника от этой затеи, а?
— Испугалась небось? А вот надо было не упрямиться и мне все выкладывать!
— Так а я чего?.. Я ж за тебя да полковника беспокоюсь… за своих будущих подданных. Знавала я одного душеведа столичного… Такие речи сладкие вел, так соловьем разливался, что все, кто его слушали, в него влюблялись и потихоньку превращались… в мужеложцев…
— Бог ты мой Единый! — побледнел палач. — Тьфу на тебя!.. Врешь ведь!
— Слово вояжны даю, что правду говорю. И ты гляди мне, Федосей, — строго покачала я головой, пока он натягивал на меня чистую рубашку. — Если узнаю, что соблазнил тебя душевед окаянный, не пощажу. Велю казнить.
Мне почти удалось внушить испуганному палачу и склонить его на свою сторону, но тут открылась дверь, и вновь появился нетерпеливый полковник Гогенфельзен.
— Готова? — отрывисто спросил он Федосея.
— Да. Только, фрон полковник?.. — замялся палач.
— Что еще?
— А может обойдемся без этого мозгоправа? По старинке оно ж всяко надежней будет.
— Не выдумывай! Я справлялся у профессора Бринвальца. Он лично порекомендовал мне Тиффано как лучшего столичного душеведа!
— Столичного? — опасливо переспросил Федосей.
— Да. Хоффман, зови сюда этого чистоплюя.
Зашедший в пыточную мужчина шумно втянул воздух и уставился на меня, побледнев. Он был темноволосым, широкоплечим, плохо выбритым и каким-то потрепанным, однако довольно привлекательным. Пожалуй, даже красивым. А еще он казался пугающе знакомым. Меня охватил ужас от осознания того, что я забыла и не учла что-то важное. Как же так? Я же помню все свои карты!
— Фрон Тиффано, мне нужен быстрый результат, — сказал полковник. — У вас есть время до утра. Потом вернется генерал. Помните, я рискую, обращаясь к вам за помощью. Если сможете вытащить из нее, где она прячет часовщика, то отдам ее вам, как и уговорено.
Сердце остановилось. Какого демона здесь творится?.. Душевед медленно кивнул, не сводя с меня странного взгляда — смесь отчаяния, гнева и решимости.
— Она у меня все расскажет. Оставьте нас одних.
От его голоса на меня липкой ледяной волной накатил животный страх. Я начала задыхаться.
— Нет! — вырвалось у меня. — Я не хочу! Не хочу!.. Не надо!..
Федосей оглянулся на меня и с сомнением покачал головой, а потом обратился к Гогенфельзену.
— Фрон полковник, разрешите остаться, а? Опыт, так сказать, перенять…
— Я работаю один! — резко отозвался душевед и шагнул ко мне. — Убирайтесь!
Жуткая догадка пронзила меня. Это же он забрал мою память! А теперь отнимал мое дыхание, забирал мои карты, ломал мою игру… разрушал мне жизнь! Могильный холод ворвался внутрь, взметнув и смахнув карты со стола, а затем воды черного озера сомкнулись надо мной. Я потеряла сознание.
Грезя о стольких вещах сразу, обдумывая разные возможности, воображая будущие события, планируя игру от начала и до победного конца, я держала в памяти слишком многое. И теперь все смешалось и казалось мне сном, пришедшим на излете ночи, туманным и расплывчатым. Я перестала доверять памяти, потерялась в ее лабиринтах и лежала, слепо глядя в потолок крепостного лазарета. Демон исчез, оставив меня беззащитной перед душеведом. Рубашка на мне была бесстыдно задрана, от вонючей мази слезились глаза. Заметив, что я очнулась, Тиффано прекратил ее втирать и нажал ладонью мне на грудь.
— Слава Единому, что она пришла в себя! — срывающимся от гнева голосом сказал он в сторону. — Как вы вообще посмели пытать женщину?!? Светлую вояжну?
— Что приказано, то и сделано, — равнодушно ответил Федосей, наблюдая из угла за действиями душеведа.
Я разглядывала красивое лицо Тиффано, пошедшее красными пятнами от гнева, и чувствовала, что слепну. Так бывает, когда очень долго смотришь на пламя или солнце. Все расплывается красными пятнами и темнеет… Но я упрямо продолжала смотреть, мне казалось, еще немного — и я вспомню, кто он такой.
— Оставьте меня с пациенткой наедине!
— Не велено. Да и хочу поглядеть, как вы у нее в голове копаться будете… Когда еще такое доведется увидеть.
— Тогда будете сами докладывать полковнику об отсутствии результата!
Федосей пожал плечами.
— Что поделать…
— А потом и генералу, почему вообще пустили постороннего к пленнице!
Тут палач слегка струхнул, но продолжал стоять на своем.
— Так мое дело маленькое! Не я ж пускал. Что велено, то и…
— Впрочем… Бог с вами, оставайтесь, — разрешил Тиффано. — Хотите рисковать собственным душевным здоровьем, воля ваша. Я ответственности за последствия не несу. Но если заметите за собой странное поведение после сеанса душетерапии, немедленно обращайтесь к душеведу. Надеюсь, успеете.
Федосей побледнел, как мел, и переспросил:
— Какое еще странное поведение?
Тиффано еще сильнее надавил мне на грудь, как будто опасался, что я захочу вскочить и убежать, и ответил:
— Усталость, плаксивость, необъяснимая тревога, доселе не возникавшие пристрастия, бессонница…
— Какие еще пристрастия?!? Ничего такого за мной не водится!
И с этими словами палач попятился к двери и скрылся за ней. Кажется, зря я настращала Федосея… Тиффано повернулся ко мне.
— Какого демона ты творишь, Хриз?
— Почему вы мне тыкаете? — холодно спросила я и попыталась оттолкнуть его руку с груди. — Уберите от меня руки!
— Ах, теперь мы решили изображать гордую вояжну! — непонятно почему взбеленился душевед. — Надрать бы тебе задницу, да жаль убогую! Живо говори, где спрятала часовщика, тогда смогу вытащить тебя отсюда!
Я отвернула голову в сторону и зажмурилась. Меня мутило, а в груди нарастало жжение.
— Не нуждаюсь в вашей помощи. Убирайтесь, — процедила я.
Он тихо выругался, помолчал немного и спросил как-то беспомощно:
— Что же эти нелюди с тобой сделали?.. Больно, да?
А потом склонился ко мне еще ниже и… поцеловал в губы, словно огнем окатил. Я отчаянно забилась, отталкивая его.
— Тише, Хриз, тише… — шептал он, прижимая к себе и лживо утешая, — успокойся. Я что-нибудь придумаю, обещаю. Я не оставлю тебя, слышишь?.. Не бойся…
В груди бушевал пожар, я опять начала задыхаться. А душевед так ладони и не отнял, продолжая испепелять меня огнем.
— Больно!.. — простонала я, не выдержав. — Пусти, сволочь!.. Убери руку!..
На глаза навернулись слезы, в исступлении зашлось сердце. Я подавилась криком, впившись зубами в плечо Тиффано, и забилась в его объятиях, царапаясь.
— Потерпи, я смогу… слышишь? Моя бесконечность защитит тебя… Я смогу тебя вылечить… и спасти… Да не кусайся…
И тут распахнулась дверь.
— Что здесь происходит?
Я из последних сил оттолкнула от себя душеведа и свалилась с кровати, катаясь по полу и бессильно расцарапывая обожженную грудь. Откуда у меня на груди взялась храмовая татуировка бесконечности?!? Почему, демон раздери, я этого не помню?!?