Должок

- Я ффа-тофф ...

- Готовы? - голос Дадли звучал по-прежнему бодро и оптимистично.

- Еее ... - выдохнул Келвин протяжно, выпуская долгую струю пара изо рта.

- Окей, значит так: я открываю переборку со стороны выгоревшего отсека. Ваша задача - пробежать его как можно быстрее и выбраться в следующий за ним отсек. Как только вы это сделаете, дайте мне знать любым доступным способом, что вы уже там. Тогда я снова задраиваю горячий отсек, и мы вновь продолжим наше общение. Начинаем! Бегите так быстро, как только сможете! Поехали!

Секунду ничего не происходило, затем правая переборка с лёгким шипением начала стремительное движение вверх. Поднявшись на три фута, её движение резко замедлилось, появилась вибрация, и металл застонал глубоким протяжным воем. Однако переборка всё же продолжила движение вверх. Из образовавшегося проёма в камеру Келвина ворвался горячий воздух. Келвин мысленно отметил для себя, что в соседнем отсеке по-прежнему достаточно жарко. Вторым сюрпризом было то, что там царила полнейшая темнота. В огне сгорело всё, включая, естественно, все лампы. Отсек освещался лишь тусклым светом аварийной лампы из камеры Келвина, а также далёким, но ярким светом отсека, следующего за обгоревшим. Так что бежать придётся в темном и горячем пространстве. Но даже не это больше всего тревожило Келвина. В темноте угадывались очертания каких-то переплетений, похожих на длинные тонкие канаты или сети туго натянутых проводов, в которых застряли куски чего-то покрупнее. Только бы ни на что не напороться в этой кромешной тьме! Только бы не рухнуть на раскалённый пол!

Когда переборка поднялась на шесть футов, Келвин решил, что пора выбираться отсюда, так как температуры в отсеках почти сровнялись. Иней на стенах в его камере растаял. От холодной переборки и одежды Келвина клубился пар, который заполнял камеру, делая воздух ещё жарче, а свет аварийной лампы - ещё тусклее. Всё вокруг начало погружаться в унылый красный туман. «Ну, помчались!» – пронеслось в голове у Келвина, и он ринулся в пышущую жаром темноту.

Погасшая топка или остывающее жерло вулкана – вот как это можно было бы описать. В темноте ещё краснели какие-то разогретые части металла. Воздух был насыщен пылью с запахом серы и пластика. С первых же шагов Келвин отметил, что подошвы ботинок плавятся и прилипают к раскалённому полу. Но в дальнем конце отсека белел шестиугольный проём, из которого бил яркий свет, и он был решительно настроен добраться туда, во что бы то ни стало. У него больше не было пути назад. Через минуту Келвин услышал, как лопнула и заискрилась аварийная лампа за спиной в отсеке, который он только что покинул. Несколько ярких вспышек на миг озарили выгоревший отсек, по которому он сейчас перемещался в сторону освещённого шестиугольника. Видимо, температура снова начала расти. Однако воздух в отсеке был насыщен кислородом. Шаги Келвина становились всё более уверенными. Он понемногу перешёл на рысь. Через некоторое время что-то больно полоснуло по лицу. Он так и не понял, была это боль от ожога или от пореза. Инстинктивно отпрыгнув в сторону, но продолжил свой бег в темноте по направлению ко всё ещё столь далёкому освещённому выходу из этого мрачного пекла. На бегу, не останавливаясь, Келвин пару раз оглянулся назад. Там, в том месте, откуда он недавно стартовал, зияла чернота, в которой уже начинали краснеть какие-то очертания. Сейчас там уже была топка. И температура явно продолжала подниматься.

Вдруг он налетел на что-то твёрдое, больно ударился коленом и обжёг правую руку, пытаясь ухватиться за невидимую опору, чтобы сохранить равновесие. Чудом не упав, он решил больше не рисковать. Приблизившись к массе запутанных нитей или проводов, он понял, что это, больше похоже на чёрное вулканическое стекло. Содрав с себя куртку и обмотав ею правую руку, он начал проламываться сквозь застывшую стеклянную паутину. Работая правой рукой и ногами, он пробивал проход сквозь твёрдые, но всё ещё горячие тяжи. Тёмные стеклянные нити лопались и со звоном падали на пол, прилипая к размякшим оплавленным подошвам его ботинок. Тонкие невидимые осколки стекла царапали по лицу и оголённым плечам, впивались в волосы и, казалось, специально норовили попасть глаза. Но он старался не замечать такие мелочи. Либо он выберется отсюда любыми средствами, пусть даже полностью изрезанный вдоль и поперёк, либо он застрянет в этой паутине, и тогда жар очень скоро прикончит его. Келвин даже представил себя, орущего из последних сил в этой топке, среди растущего жара в сотне футов от спасительного света, и это заставило его двигаться ещё быстрее. В какой-то момент он даже начал слегка подвывать на вдохе и, выдыхая, сыпать бранью на бесконечные стеклянные дебри. Но от этого пыль набивалась в рот, а мелкие стеклянные осколки саднили горло. Поэтому, в конце концов, он сцепил зубы и молча продолжил борьбу с неясно откуда взявшимся тут чёрным стеклом.

Казалось, уже прошла целая вечность, а стеклянной паутине не было ни конца, ни края. Наконец, он прорвался на открытое пространство и вовсю прыть помчался к освещённому выходу.

Последний десяток футов он заканчивал, как спринтер, рывком. Мышцы пружинили. При каждом новом движении в них ощущался щекотливый зуд, который переходил в резкую расслабленность, снова сменяющуюся зудом при каждом новом цикле напряжения. Мысленно он представил себе поршни древнего двигателя внутреннего сгорания, которые синхронно колотили в своих цилиндрах, двигая тяжёлый механизм вперёд с приличной скоростью.

Наконец он добрался до спасительного выхода и, влетев в чистый освещённый отсек, рухнул на пол. Воздух здесь тоже нагрелся, но всё же был заметно прохладней. По полу дул поток свежего воздуха, направляясь в топку, из которой Келвин только что выбрался. Немного отдышавшись, он заставил себя подняться с прохладного пола, не смотря на дикое желание так и остаться лежать на остывших металлических плитах. Всё тело саднило, липкая горячая масса медленно стекала по лицу. Он попытался стереть пот со лба, но тут же взвыл – вся кожа была покрыта стеклянной крошкой, смешанной с его потом и кровью, которая сочилась из множества мелких порезов на лице. Левая рука и плечи, которые не были защищены одеждой, также были покрыты гарью и стеклянной крошкой, и тоже кровоточили. Не обращая на это внимание, Келвин стал рыться по карманам в поисках коммуникатора. Последний раз он держал его в руках ещё на старте, а затем по привычке засунул в нагрудный корман куртки, которая была сейчас намотана на правую руку. Он быстро размотал куртку, пытаясь нащупать твёрдый предмет в складках одежды. Коммуникатор сам вывалился на пол и отлетел в сторону. Келвин бросил куртку и схватил его правой рукой. Связь была прервана! О чёрт! Ведь он же не может позвонить сам! Как же быть? Он оглянулся вокруг и его взгляд упал на блок аварийной сигнализации у входной двери. Подскочив к нему, Келвин разбил локтем стеклянный корпус, отметив про себя, что он никогда ещё не бил так много стекла за один день. Большая красная кнопка, мягко пружинив, ушла в паз. По кораблю пронеслась сирена. Резкий вой с определённой периодичностью стал разрывать тишину, отдаваясь эхом в других отсеках и корридорах. Почти тут же зазвонил коммуникатор:

- Келвин, вы уже на месте? Поздравляю! – голос Дадли был полон радости и оптимизма. «Ещё один кандидат на разбитие носа», подумал Келвин и недобро ухмыльнулся. Похоже, он становился агрессивным и злопамятным.

- Да, я здесь! – прохрипел Келвин – Что дальше?

Переборка с шипением захлопнулась, укрыв жаркую топку за массивной металлической плитой. Затем сирена внезапно смолкла.

- Келвин, продолжайте двигаться в том же направлении. Идите дальше по коридору. Я открыл все переборки по ходу вашего движения. Через два отсека будет рубка пилота. Доберитесь туда и мы продолжим общение уже по центральной корабельной связи. Удачи вам!

Дадли отключился, а Келвин остался один в звенящей тишине ярко освещённого коридора с прекрасным свежим воздухом. «Как будто ничего и не произошло» - промелькнула одинокая мысль. Сделав пару шагов, ему пришлось снять ботинки. Множество осколков чёрного стекла прилипло к расплавленной подошве и теперь, застыв, вся эта стеклянно-резиновая масса причиняла значительные неудобства при ходьбе. Босиком, он засеменил дальше по коридору.