Князь темной пустоши

Дарина Белая

КНЯЗЬ ТЕМНОЙ ПУСТОШИ

Редактор Наталия Собченко

Княжество Тарин, 38 год

— Продай ребеночка, милая.

В первый миг Мария не поверила, ведь не могла соседка такого сказать, просто не могла. Однако не по-старчески цепкий взгляд, наполненный полынной горечью, вернее слов твердил: "Все верно".

Истолковав повисшее молчание по-своему, старуха продолжила:

— Графский наместник с ведьмаком будет завтра по хуторам ходить, выйди на Соборную площадь утром…

— Побойтесь гнева Небесных Владык, — яростно выдохнула вдова.

На стоящей под теплым печным боком кровати, зашелся в кашле ее пятилетний сын. Заворочался, сбивая одеяло.

— Четверо их у тебя, а до весны полтора месяца, разве дотянешь? Да и весной поля-то засевать нечем.

Нечем. И зерно в долг не дадут — нечего в залог оставить. Все мало-мальски ценное она уже продала. От прежней роскоши остались лишь стены добротной избы. Пока муж был жив — не бедствовали: и платье новое, и утварь, и дети никогда голода и побоев не знали. Вот только старшенькому всего десять лет, не подхватить ему отцовского ремесла. А Мария все за детьми да домом смотрела, не подумали они с супругом, что однажды прежняя жизнь может закончиться… Впрочем, раньше вдова справлялась, но с осени пришел голод.

Приступ кашля все не затихал. Не хотела болезнь отступать. Крепко вцепилась.

— Кара своего младшего колдуну пристроила. Наместник десять фунтов зерна отсыпал и два — с сушеными яблоками.

Рука со стаканом травяного отвара дрогнула. Вдова знала, зачем ведьмакам дети. В ученики или на алтарь, иного пути нет. Ей в свое время это четко разъяснили сведущие люди. Соседи могли позволить себе надежду, Мария ее давно поменяла на горькую правду.

— Не спеши судить, милая, — вдруг промолвила старуха, тяжело подымаясь. — Я в твои годы тоже думала — не отдам. Не продала, а девочка моя через неделю умерла, а за ней и вторая.

Скрипнула, закрываясь, дверь в сени. Весь гнев вдовы угас, словно песочные часы перевернули. Осталась лишь боль и горечь.

Ей бы дотянуть до весны, когда сойдут снега. Там и пригодится наука прабабки. Если ведать, как применять травы и коренья, то и без зерна не пропадешь. Ведь до сих пор она всех четверых сберегла, ни одного смерти не уступила.

Голод безжалостно выкашивал хутора, вдобавок ко всему граф выдал декрет, запрещающий покидать его вотчину. Впрочем, у соседей-то не лучше… Люди пробовали бежать пока дороги не занесло снегом.

Полтора месяца до весны. Ян опять закашлялся, а Марии захотелось завыть, выплеснуть со слезами ноющую боль, страх, неизвестность. Однако глаза женщины остались сухими: не время и не место для слабости. Закипел котелок, запахло шалфеем, чабрецом, зверобоем…

— Небесные Владыки, защитите, сохраните сына, — зашептала она, мешая отвар. — Не обрывайте земную нить, не лишайте милости.

Ведьмак не ограничился площадью, он неспешно шел по хуторской улочке, как хозяин, зашедший в стадо выбрать подходящего для обеда барашка. Их взгляды на миг встретились, загнав вдову под защиту стен избы, что вдруг показались хлипкими, ненадежными. Брошенное ведро сиротливо застыло на крыльце. Марию еще долго колотила противная, отнимающая силы дрожь. И вот этому… этому ей предлагали продать сына? Никогда такому не бывать.

Законы княжества запрещали отбирать детей силой, за их исполнением граф следил строго, даже во время голода. Да и зачем нарушать, если за десять фунтов зерна можно получить все что угодно.

Два дня спустя

— Не теми травами от черного огня (1) пользуешь. Сгорит через три дня.

Мария повернулась, чудом не расплескав драгоценный отвар. Незваный гость стоял, небрежно прислонившись к косяку. Уверенный в себе, властный, чужой. В темных волосах нитки проседи, одежда удобная, но странная. В Тарине такую не носят. Вдова могла поклясться, что внутренний засов в сенях остался закрытым.

— Продай, выхожу, — произнес между тем странный незнакомец.

Кружка с отваром полетела на пол, раскололась на две части.

Иногда небеса являют милость, даря способность чувствовать ложь. Чужеземец сказал правду: сына убивает черный огонь. Давно и верно, а она вовремя не различила. Теперь самой точно не выходить. Здесь бы лекаря, или еще пять травок в сбор добавить и молока достать… Молока, творога. Таких чудес они уже восемь месяцев не видели.

Сгорит.

Вылечит.

Мужчина неспешно поправил упавшую на глаза прядь волос. Блеснули перстни. Ведьмак, вылитый ведьмак, как только раньше не заметила.

— Зачем? — выдохнула горько. — Иной раз смерть милостивее.

— Чью милость принять — тебе решать, — он говорил равнодушно. Это несложно, за долгую жизнь выучился. Вдова не заметила ни страха (еще чуть-чуть и он бы непоправимо опоздал), ни жалости. Хороший дом, уютный даже в бедности.

Короткий мысленный призыв и плащ струящейся тьмой покрыл плечи, расстелился по начисто выдраенному полу. Так его узнает любой житель в каждом из девяти княжеств.

Владыка теней, голода и смерти.

Чудовище.

Как порой бывают глупы люди, но лишь в истинном облике он имеет право просить.

— У меня нет и никогда не будет детей. Мне нужен наследник, моим землям нужен преемник. Я воспитаю Яна как сына. Отдашь смерти или продашь мне, Мария?

Если вдова сейчас скажет "нет", ему придется уйти. Этого ребенка князь искал больше года, и кто знает, чем обернется новая попытка. Сейчас об этом лучше не думать и просто ждать, борясь с диким искушением коснуться души женщины своим даром.

— Продам, — выдохнула Мария и застыла, будто только теперь осознала, что наделала.

— Небеса услышали, — ответил владыка Акарама.

Отцепив от пояса кошель, вложил в ладони женщины. Золото. Мария столько золота еще ни разу в руках не держала. Лучше бы зерна… как ей теперь дойти до города? Да и отберут по дороге.

Монеты обжигали пальцы, по застывшему лицу катились слезы. Они вырвались на волю впервые после похорон мужа.

— Собирайся, — обронил князь.

Он присел на край кровати, провел рукой над телом мальчика, не касаясь пальцами.

— Собирайся, отведу в Сорем. Бери только то, что сможешь донести.

Сорем. Соседнее княжество. Ее родина. Там сейчас весна, над мачтами кораблей кружат чайки, мальчишки крутятся у пристани. Сорем. Уже почти забытый, далекий, недосягаемый…

— Дети не дойдут.

— Дойдут, не бойся.

Резкие взмахи рук, новый приступ кашля, что утих подозрительно быстро. Больше не

раздумывая, вдова открыла шкаф, побежала к сундуку…

Другая попыталась бы вытолкать из избы, устроила истерику или насмерть перепугалась. Мария безжалостно перебирала вещи. Потом она будет плакать, маяться бессонными ночами, ждать… Потом. Сейчас важно совершенно иное.

Князь улыбнулся уголками губ, развеял плащ. Скоро он будет дома и сможет заняться полноценным лечением. У него теперь есть сын. Год поиска и целая жизнь, чтоб понять: ни одна женщина не сможет родить ему ребенка. Вот только край, о котором боятся упоминать, когда на землю опускается ночь, не может остаться без присмотра. Без хозяина равновесие нарушится и виверны, драконы, призраки покинут привычную обитель. Разлетятся по свету, сея хаос и разрушения. Возможно, когда-нибудь так и случится, но не теперь. Ни при его жизни.

— Готовы?

Одетые в дорогу мальчики и девочка жались к матери, слишком слабые, чтоб протестовать или требовать разъяснений. Мария шагнула к все еще лежащему в постели Яну, но мужчина предупреждающе вскинул ладонь.

— Не волнуйся, я понесу сына.

Женщина кивнула, от навернувшихся на глаза слез избушка поплыла. Она лишь на миг закрыла глаза, да что там закрыла — моргнула. Комната исчезла. Сквозь густую пелену тумана тянулась узкая тропа. Плащ, вновь покрывающий плечи князя, удлинился, нырнул под ноги, опрокидывая, обнимая. И осталось лишь прижимать к себе детей, да смотреть, как мелькают размытые обочины у борта удивительной повозки. Говорят, прикосновение тьмы убивает, вот только вдова сама бы лишила дыхания того, кто помешал бы ей кутаться в черное покрывало и скользить над колдовской дорогой.