Страница 4 из 8
Во-вторых, что касается доказательств, хочу напомнить о статье самого Владимира Путина «Россия на рубеже тысячелетий», опубликованной буквально накануне того дня, когда Ельцин ушел в отставку и передал Путину бразды правления страной. Сразу скажу, что это одно из самых важных выступлений Путина за 20 лет и при этом одно из самых недооцененных и даже незамеченных. О значении этой статьи для понимания собственно идеологии Путина – далее в этом сборнике. А сейчас посмотрим, что говорит будущий президент накануне прихода к власти о могуществе и большой стратегии.
Для начала мы видим, что Путин вполне осознает не только тот факт, что Россия лежит в руинах, но и то, что любое внутреннее потрясение приведет страну к гибели и даже исчезновению: «Терпение и способность нации к выживанию, равно как и к созиданию, находятся на пределе истощения. Общество просто рухнет – экономически, политически, психологически и морально». И это внутреннее балансирование на грани краха имеет для Путина и внешнее измерение: «Пожалуй, впервые за последние 200–300 лет она (Россия. – А. К.) стоит перед лицом реальной опасности оказаться во втором, а то и в третьем эшелоне государств мира». Это для Путина – и для русского народа, о чем Путин точно знает, – неприемлемая перспектива. Причем если мы обратим внимание на эти даты – 200–300 лет, – то поймем, что отсчет Путин ведет от эпохи Петра Великого, когда Российская империя мощно вторглась в европейскую борьбу за гегемонию, похоронив по ходу своего шествия гегемонистские амбиции двух сильных на тот момент игроков – Швеции и Польши. А в периоде плюс-минус 200 лет Россия вывела на периферию европейской политики еще одного потенциального гегемона – Османскую империю – и довела свое собственное влияние до того уровня, когда «ни одна пушка в Европе не могла выстрелить без разрешения Петербурга». К этому же периоду – около 190 лет – относится поворотный момент, когда Россия впервые сначала остановила, а потом сокрушила совокупную военную и экономическую мощь Европы (Отечественная война 1812 года). Из этих исторических отсылок становится ясно, на какие исторические образцы ориентировался Путин.
Таким образом, можно констатировать, что еще накануне прихода к власти Владимир Путин осознавал ту дилемму, которую сформулировал за 90 лет до этого Петр Струве: если государство не обеспечивает себе «самодержавного» (суверенного) статуса и не стремится к могуществу[13], имеющему внешнее измерение (возвращение в первый эшелон государств мира), то оно станет «добычей» для других государств, обладающих могуществом.
Тут, правда, стоит напомнить, что у Струве был еще один вариант исхода для слабого государства: сохранить, пусть и частично, свое суверенное положение слабое государство может в том случае, если оно «ограждено противоборством интересов государств сильных». Образцы такого позиционирования по существу слабых государств мы можем в изобилии наблюдать не только в истории, но и в наши дни: Польша, «играющая» на противоборстве интересов США, Евросоюза и России; Украина (как и многие другие постсоветские государства), пытавшаяся играть такую роль после госпереворота 2014 года. Надо признать, что некоторые не очень дальновидные (или не очень добросовестные) исследователи, как западные, так и наши доморощенные, пытаются загнать Россию в прокрустово ложе слабого государства, ограниченный суверенитет которого огражден интересами могущественных США и КНР. Чего не учитывают эти исследователи и о чем достоверно знал Владимир Путин уже в 1999 году, так это то, что державность и участие в принятии решений в мировой политике заложены в цивилизационный код русского народа. Вот что в цитируемой статье пишет об этом сам Путин: «Россия была и будет оставаться великой страной. Это обусловлено неотъемлемыми характеристиками ее геополитического, экономического, культурного существования. Они определяли умонастроения россиян и политику государства на протяжении всей истории России. Не могут не определять и сейчас». Как говорится, все точки над «i» расставлены. Это значит, что условно третий путь – слабого государства, огражденного интересами сильных государств – для России неприемлем и равносилен тому, чтобы стать «добычей».
Из приведенных слов самого Владимира Путина, сказанных накануне его прихода к власти, можно сделать вывод, что мои (и Струве) рассуждения о могуществе и большой стратегии не приписаны ему механически и необоснованно. А если так, то давайте посмотрим, как без пяти минут верховный правитель России предлагал выйти из тяжелейшего кризиса, охватившего все стороны государства и грозившего отбросить Россию во второй, а то и в третий эшелон государств мира. То есть давайте посмотрим, что Путин тогда говорил о большой стратегии реванша.
В первую очередь на фоне очевидных уже тогда больших стратегий могущественных государств и союзов – США, КНР и Евросоюза, а также на фоне тяжелейшего системного кризиса в самой России Путин определяет свою исходную позицию: «Положение действительно сложное. Однако отпевать Россию как великую державу, мягко говоря, преждевременно». В чем со стратегической точки зрения Россия «просела» в 1990-е годы? «На протяжении всех этих лет, – пишет Путин, – мы двигались как бы ощупью, наугад, не имея четких представлений об общенациональных целях и рубежах, которые обеспечат России положение высокоразвитой, процветающей и великой страны мира». В противоположность предшественникам Путин с самого начала заявил, что собирается «предложить народу стратегию возрождения и расцвета России».
Тут надо сделать отступление и провести важное различение, без которого мы все время будем путаться в предмете нашего исследования и перескакивать с одного уровня на другой. Несмотря на то что в рассматриваемой статье Владимир Путин несколько раз говорит о «стратегии», эти слова по большей части никакого отношения не имеют к тому, что принято называть «большой стратегией». Путин в основном ведет речь о «долгосрочной общенациональной стратегии развития», которая имеет прежде всего социально-экономическое измерение, а «большая стратегия» реализуется на уровне взаимоотношений между государствами, борющимися за могущество, то есть представляет собой высший и окончательный уровень стратегии в целом. Воспользуюсь одной из формулировок известного исследователя стратегий Эдварда Люттвака: «Независимо от того, как мы видим большую стратегию – статически, как здание, или динамически, как нечто вроде очень сложно устроенного фонтана, – она представляет собой заключительный уровень, на котором все, что происходит на вертикальном и горизонтальном измерениях, наконец-то сходится воедино, чтобы определить итоги»[14].
В отношении большой стратегии Путин просто заявляет, что она будет. Слова о «возрождении и расцвете России», о возвращении ее в «первый эшелон» государств в статусе мировой державы – это обещание. А в остальном Путин говорит о «долгосрочной стратегии развития», которая должна обеспечить России ресурсы для реализации большой стратегии – стратегии реванша. Впрочем, еще несколько важных слов прозвучали уже тогда, и они дают нам направление для того, чтобы расшифровать основные параметры большой стратегии Путина.
На первый взгляд слова о поиске «своего пути» являются просто полемическим пассажем, направленным против идеологов 90-х годов. Путин даже уточняет, что «простой перенос на российскую почву абстрактных моделей и схем, почерпнутых из зарубежных учебников», а также «механическое копирование опыта других государств» неприемлемы, так как связаны с «чрезмерными издержками». Однако эти слова можно прочесть и по-другому. Не исключено, что уже тогда Путин понимал, что с чрезмерными издержками связан выбор большой стратегии в рамках вообще западного паттерна. Ниже я вернусь к этому предположению.
Итак, фактически пообещав России большую стратегию реванша, Путин возвращается на оперативный уровень и говорит о долгосрочной стратегии, задача которой – преодоление в короткие сроки затянувшегося кризиса и создание предпосылок для быстрого социально-экономического развития страны. Путин настаивает на скорости, так как времени у страны нет. Почему? Потому что большая стратегия, которую собирался реализовывать Путин, неизбежно должна была отразиться, проявить себя в тех изменениях, которые ждали страну, а значит, по этим косвенным признакам не только друзья, но и недруги с конкурентами должны были увидеть: Россия возвращается в «Большую игру» со своей большой стратегией. А это в свою очередь означало раньше времени спровоцировать недругов и конкурентов на контрмеры. Впрочем, это уже разговор о большой стратегии, а мы пока вернулись на оперативный уровень долгосрочной стратегии развития.
13
У Путина в цитируемой статье – «державная мощь».
14
Люттвак Эдвард Н. Стратегия: Логика войны и мира. М.: Университет Дмитрия Пожарского, 2019. С. 269.