Страница 1 из 20
Борис Полевой
Повесть о настоящем человеке. С непридуманными историями героев
Обращение к читателю
«Повесть о настоящем человеке» написал Борис Полевой, военный корреспондент газеты «Правда», который с первых до последних дней Великой Отечественной войны был на передовой. Полевой – автор множества фронтовых очерков и статей, но «Повесть о настоящем человеке» занимает в его творчестве особое место.
Похожая на песню в прозе история молодого летчика Маресьева творила и творит настоящие чудеса, поднимая дух читателя, давая силы жить и преодолевать, казалось бы, невозможное. Она стала признанным историческим свидетельством духовной силы нашего народа. Этот дух народа, сплотившегося ради спасения Отечества, историки и поныне ставят на первое место среди причин, по которым хорошо отлаженной военной машине нацизма не удалось сломить нашу страну.
Борис Полевой написал «Повесть о настоящем человеке» в 1946 году. В основу легла судьба реального летчика – Героя Советского Союза Алексея Маресьева. И в каждой строчке, вышедшей из-под пера писателя-фронтовика, звучит чистый русский язык. Слышится его колокольное, а где и набатное, многозвучие. Звук родной речи можно сравнить с рекой, что течет от святого родника, перекатывается на валунах, рокочет между скалами и пробивает себе русло, неся живительную влагу лесам и нивам. Так и литература питает человеческую культуру, ее честные чистые произведения наполняют народную память, а народная память дает силу новым поколениям.
Книге Бориса Полевого веришь. Она написана фронтовиком и прочитана миллионами свидетелей тех лет, тех боев – бойцами и подпольщиками, медсестрами санбатов, сиротами войны, тружениками тыла. Прочитана женами и невестами, дождавшимися и не дождавшимися, а еще теми из них, что десятилетия после войны стояли на полустанке, ожидая, что не из следующего поезда, так из того, что за ним, выйдет долгожданный их человек. Это самая строгая цензура, способная схватиться за малейшую зацепку, осмеять, разменять на шутки, отвернуться.
Событий в этой книге хватило бы для голливудского блокбастера: море крови, сцены боя, где мертвец душит мертвеца… Но на этом фоне – образ настоящего человека, молодого летчика, дважды совершившего подвиг преодоления. Он выжил, ползком пробираясь к своим, раненый, один в зимнем лесу. Уже в госпитале оказалось, что восемнадцать дней по тылам противника – не самое тяжелое испытание. Потеряв обе ноги, он не раз падал духом, жалел о трех патронах, которые в самом начале испытания могли прервать его жизнь. Как победить ощущение ненужности, отлучение от неба, дела всей жизни? Да и нужен ли такой «бесполезный обрубок» любимой?.. В госпитале продолжилась незримая битва с фашизмом – битва за возрождение искалеченной души. В ней участвовали и врачи, и медсестры, и умирающий Комиссар, который, помогая Алексею, сумел последний раз послужить Родине… Это очень важно – ощущать, что ты не один и, случись что, не будешь брошен…
Человек, с которого Полевой написал повесть, вновь стал и пилотом, и мужем любимой, и отцом сыну. И он не один такой – сильный духом настоящий человек. Об этом красноречиво свидетельствуют размещенные в книге документальные семейные истории из архива движения «Бессмертный полк России».
Борис Полевой
Повесть о настоящем человеке
Часть первая
Звезды еще сверкали остро и холодно, но небо на востоке уже стало светлеть. Деревья понемногу выступали из тьмы. Вдруг по вершинам их прошелся сильный свежий ветер. Лес сразу ожил, зашумел полнозвучно и звонко. Свистящим шепотом перекликнулись между собой столетние сосны, и сухой иней с мягким шелестом полился с потревоженных ветвей.
Ветер стих внезапно, как и налетел. Деревья снова застыли в холодном оцепенении. Сразу стали слышны все предутренние лесные звуки: жадная грызня волков на соседней поляне, осторожное тявканье лисиц и первые, еще неуверенные удары проснувшегося дятла, раздававшиеся в тишине леса так музыкально, будто долбил он не древесный ствол, а полое тело скрипки.
Снова порывисто шумнул ветер в тяжелой хвое сосновых вершин. Последние звезды тихо погасли в посветлевшем небе. Само небо уплотнилось и сузилось. Лес, окончательно стряхнувший с себя остатки ночного мрака, вставал во всем своем зеленом величии. По тому, как, побагровев, засветились курчавые головы сосен и острые шпили елей, угадывалось, что поднялось солнце и что занявшийся день обещает быть ясным, морозным, ядреным.
Стало совсем светло. Волки ушли в лесные чащобы переваривать ночную добычу, убралась с поляны лисица, оставив на снегу кружевной, хитро запутанный след. Старый лес зашумел ровно, неумолчно. Только птичья возня, стук дятла, веселое цвиканье стрелявших меж ветвей желтеньких синиц да жадный сухой кряк соек разнообразили этот тягучий, тревожный и грустный, мягкими волнами перекатывающийся шум.
Сорока, чистившая на ветке ольховника черный острый клюв, вдруг повернула голову набок, прислушалась, присела, готовая сорваться и улететь. Тревожно хрустели сучья. Кто-то большой, сильный шел сквозь лес, не разбирая дороги. Затрещали кусты, заметались вершины маленьких сосенок, заскрипел, оседая, наст. Сорока вскрикнула и, распустив хвост, похожий на оперение стрелы, по прямой полетела прочь.
Из припудренной утренним инеем хвои высунулась длинная бурая морда, увенчанная тяжелыми ветвистыми рогами. Испуганные глаза осмотрели огромную поляну. Розовые замшевые ноздри, извергавшие горячий парок встревоженного дыхания, судорожно задвигались.
Старый лось застыл в сосняке, как изваяние. Лишь клочковатая шкура нервно передергивалась на спине. Настороженные уши ловили каждый звук, и слух его был так остер, что слышал зверь, как короед точит древесину сосны. Но даже и эти чуткие уши не слышали в лесу ничего, кроме птичьей трескотни, стука дятла и ровного звона сосновых вершин.
Слух успокаивал, но обоняние предупреждало об опасности. К свежему аромату талого снега примешивались острые, тяжелые и опасные запахи, чуждые этому дремучему лесу. Черные печальные глаза зверя увидели на ослепительной чешуе наста темные фигуры. Не шевелясь, он весь напружился, готовый сделать прыжок в чащу. Но люди не двигались. Они лежали в снегу густо, местами друг на друге. Их было очень много, но ни один из них не двигался и не нарушал девственной тишины. Возле возвышались вросшие в сугробы какие-то чудовища. Они-то и источали острые и тревожащие запахи.
Испуганно кося глазом, стоял на опушке лось, не понимая, что же случилось со всем этим стадом тихих, неподвижных и совсем не опасных с виду людей.
Внимание его привлек звук, послышавшийся сверху. Зверь вздрогнул, кожа на спине его передернулась, задние ноги еще больше поджались.
Однако звук был тоже не страшный: будто несколько майских жуков, басовито гудя, кружили в листве зацветающей березы. И к гуденью их примешивался порой частый, короткий треск, похожий на вечерний скрип дергача на болоте.
А вот и сами эти жуки. Сверкая крыльями, танцуют они в голубом морозном воздухе. Снова и снова скрипнул в вышине дергач. Один из жуков, не складывая крыльев, метнулся вниз. Остальные опять затанцевали в небесной лазури. Зверь распустил напряженные мускулы, вышел на поляну, лизнул наст, кося глазом на небо. И вдруг еще один жук отвалил от танцевавшего в воздухе роя и, оставляя за собой большой, пышный хвост, понесся прямо к поляне. Он рос так быстро, что лось едва успел сделать прыжок в кусты – что-то громадное, более страшное, чем внезапный порыв осенней бури, ударило по вершинам сосен и брякнулось о землю так, что весь лес загудел, застонал. Эхо понеслось над деревьями, опережая лося, рванувшегося во весь дух в чащу.