Янтарные слезы Феникса

— Зачем? Я парень взрослый. Меня интересуют детали. Хочу запечатлеть, так сказать, прикосновение твоих уст на века.

— С таким же успехом, я бы могла поцеловать кусок гипса, — заметила мрачно, больше не предпринимая попыток переступить через себя, а напротив, уходя в глубокою оборону. — И память напрягать не придется. Поставишь в рамочку и станешь вздыхать мечтательно.

— Обойдусь, — отчеканил Салисен и резким, утратившим терпение движением, притянул меня к себе одной рукой за талию. — Ну? — то ли вопросил, то ли потребовал, поглядывая с горячим ожиданием, отчего глаза его двухцветные, стали терять цветовое ограничение, подозрительно напоминая очи ненаглядного.

Вот ведь нашла, когда вспомнить. Теперь и вовсе уговоры перестали иметь надо мной власть, и я против воли уперлась ладошками песчанику в грудь.

Бровь демона скептично-насмешливо поползла вверх, намекая, мол, я так и знал, что тебе кишка тонка. И по-настоящему ты ради своего Феникса ни на что не готова.

Хотелось жалобно возразить, что это как раз инстинкт принадлежности другому мужчине, бьет во мне ключом, словно пробоина в тонущей лодочке, но ситуацию спас Рин.

Ему видимо мои мучения, так же не пришлись по вкусу. И друг дабы хотя бы их отсрочить, внес дельную поправку:

— Я чего-то не понял, мелкая? Что это за предоплата такая? Пусть сначала свою часть сделки исполнит, а потом благодарность получает. Если, конечно, все чин по чину будет, — хмыкнул, подначивая песчаника Эринир.

А затем для солидности с кресла, которое вновь жалобно проскуголило, встал, руки на могучей груди сложил, к нам подошел и ручищу рарховскую с моей талии без труда скинул.

— Нечего распускать оглобли, чай они не сирень в майне.

— Кстати, да, — нервно кашлянув, согласилась я и с превеликим облегчением от принца отодвинулась.

Тот в свою очередь поглядел на меня так… ну, так… На тщательно удерживаемом гнев лице читалось, дескать, еще мгновение, и на одного тролля в Союзе Пятигранной Короны станет меньше.

Но я молчаливое предупреждение проигнорировала, вернулась в кресло, и миролюбиво заключила:

— Рин прав.

Гархэ закатил глаза. После несколько мгновений побуравил меня своими холодными гляделками, и сдался:

— Пересядь на диван, — скомандовал он решительно, а затем ехидно уточнил: — А лучше и вовсе приляг.

— Для дела? — стоит ли говорить, что и я в свою очередь не могла не внести ясность в столь двусмысленное требование.

— Для него самого, — кивнул песчаник и искривил рот в подобии зловещей ухмылочки.

Но… Несмотря на его поведение, и мешающие нам обоим спокойно сосуществовать чувства, дипломатического гостя я опасаться перестала. Не знаю, когда именно. Скорее всего, виной тому женское природное лукавство, бессовестно осознающее, что раз мы сему индивиду неравнодушны, этим нужно пользоваться. Я честно пыталась не поддаваться этаким уверениям, поскольку терпеть не могу сирин корыстных, дающих лживые надежды, но контролировать сие выходило не всегда.

Поэтому условие я выполнила. Перебралась на обитый винного колера бархатом диван, и заискивающе воззрилась на троллика, без слов прося — будь по близости, ладно?

Эринир на такой посыл только головой рвано качнул, соглашаясь. И ближе подступил.

Салисен никак сей манер не прокомментировал, и сам подошел ко мне. Сел рядом на корточки и хмуро велел:

— Боюсь повториться, но теперь твоя очередь закрывать глаза.

Улыбнулась. Да уж, смешно. Если бы не так грустно…

Но требование выполнила без протестов. Чего б не закрыть? Так оно даже спокойней, будто бы в образовавшейся темноте можно спрятаться от себя самой.

Лба коснулись пальцы. Теплые пальцы, остро диссонирующие с холодом, которые они после себя оставляли. Правда, не везде. Место, где поставил свою метку Листик, при соприкосновении с силой демона, запульсировало жаром. И Гархэ руку отдернул, обличительно поведав:

— Так вот откуда такая феноменальная возможность подмечать сокрытое. Сирина успела обзавестись поклонником среди неживых? — спросил без особой нужды на ответ, а затем обвинительно добавил: — Значит, как меня поцеловать, так вид словно с обрыва броситься готова, а как с нечистью…

— Подставляй лоб, чмокну от души, — перебила я парня, собравшегося если не обидеться смертельно, то точно оскорбиться.

Заявление сработало. Салисен хмыкнул, снова вернул руку на мой многострадальный лоб, уставший получать шишки, что привычные, что магические, и отказался:

— Спасибо, но я любитель традиционных целований. Поэтому только губы. А от души, это уже на твое усмотрение. В принципе, нам демонам она всегда не помешает.

В ответ я промолчала. Стараясь запомнить узор и последовательность, с которой руки песчаника выводили на моем лице, судя по всему — руны. Чуть с досадой не прикусила губу, осознав, что далеко не все знакомы. Но в целом воодушевилась, поскольку есть шанс после отыскать их у Трезвия, для самостоятельного детального изучения и проработки.

Эх, знала бы, что вскоре и впрямь поползу в закрытый раздел библиотеки, вот только искать стану информацию совсем другого плана…

Я не смогу сказать точно, когда все изменилось. Вроде бы еще мгновение назад моя тактильная память пыталась угнаться за прикосновениями Салисена, мозг тщательно упорядочивал известные и нет символы, а внутренний глас скептично отфыркивался от происходящего, дескать, нашла кому верить… Рядом все так же стоял Рин, взволнованно сопя, не давая этим звуком испугаться, что я вдруг осталась одна. В комнате явственно ощущался аромат лилий, поставленных единственно для создания гостиничного уюта, а не от того, что рарх такой уж флорист. Да и сам Гархе пах по-особенному… раскаленным песком, жарким полуденным солнцем, иссушившим, казалось бы, даже воздух, и едва-едва ощутимым привкусом солоноватых морских капель.

Однако привычная надежность в какой-то миг истончилась. И я осознала, что глаза у меня открыты. Правда виделось отчего-то с трудом, но вот то, кого… Здесь сомнений не возникло.

Ракурс выдался препаршивый. Да и много ли способен разглядеть младенчик в горизонтальном положении, но… Резкий рывок, будто бы в моей голове откуда-то взялся едва ли не смерч, сметший меня с кровати, и… Я оказываюсь стоящей возле людей, не способных заметить незримую гостью. Призрак. Всего лишь призрак будущего. От волнения и вдруг овладевшего мной оцепенения, зажала рот ладошкой, вглядываясь в образ той, кого помню лишь с портретов и магоснимков…

Женщина лежала на постели, быстро и часто дыша, силясь приподнять голову и приблизиться к мужчине, удерживающего ее за руку, словно эта была нерушимая связь. Волосы, точь в точь моего цвета, разметаны по подушке, на лбу испарина, а в глазах… В глазах глубокого серого оттенка с желтым ободком столько обреченной печали и… любви. К тому единственному, кому отдала всю себя и подарила дочь, лежащую сейчас между ними, словно разделяющая пропасть на до и после. Явственно напоминающая — за сей дар Арсения Фирсен заплатила наивысшую цену.

Я осознала, что плачу. Стою, впившись ногтями в щеки, раскачиваюсь от невозможности подойти и остаться неподвижно и беззвучно, молчаливо, безысходно лью слезы.

Мама… МАМА. Мамочка. Хотелось закричать, подбежать к ним, и разрыдаться в голос. Нереальность осуществить желаемое, ломало изнутри, заставляя душу оголиться и получить точеный удар действительности — это всего лишь память…

О, как часто я мечтала об одном единственном мгновении, чтобы увидеть ту, кого так невыразимо любила все прожитые годы, не способная об этом сказать. И как горек, стал момент осуществления желаемого.

Не зная, куда деть предательски подрагивающие пальцы, оставившие следы на щеках, обхватила себя руками, пытаясь успокоиться, и напомнить — я здесь не за этим. Одна непоправимая ошибка уже свершилась, но не допустить новую, вполне в моих силах.

Поэтому я приложила все усилия, чтобы абстрагироваться от увиденного, отгоняя подальше чувство потрясения, и преследующие его горе, и все же сделав несколько шагов поближе, прислушалась к разговору.