Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 145

25

Граф де Конмор и его верный слуга Пепе вышли из дома Авердинов, и горожане, толпившиеся на улице, расступились перед ними, а потом потянулись следом, как заколдованные мыши, повиновавшиеся звуку волшебной дудки.

Госпожа Сплеторе не утерпела и, воспользовавшись тем, что голос из толпы всегда безлик, крикнула в спину графу:

— Свадьба назначена, милорд?

— Начинается, — проворчал Пепе, зная, как его хозяин не любит праздного любопытства, и приготовившись резко ответить непочтительной бабе, осмелившейся тревожить милорда, но граф вдруг повернулся к толпе, и люди испуганно замерли, хотя в лице графа не было ни намека на грозность.

— Свадьба назначена, — подтвердил Ален, обращаясь сразу ко всей толпе. — Мы с леди Авердин обвенчаемся в это воскресенье…

Госпожа Сплеторе сдавленно вскрикнула, но ее вскрик потонул в море таких же вскриков, ахов и возгласов удивления.

— Леди Авердин еще не определилась, хочет ли она пышное торжество, — продолжал граф, — или предпочтет венчание при закрытой церкви. В четверг будет оглашение, и мы с моей милой невестой сообщим прихожанам наше решение.

Расталкивая локтями зевак, госпожа Сплеторе пробилась вперед, потому что ей страх как хотелось разузнать подробности этой странной и скоропалительной женитьбы. Кричать из толпы было безопаснее, но вокруг так расшумелись, что ее слабый голос никто бы не услышал.

— Леди Констанца упала в обморок на вашем балу, милорд, — сказала она, глядя на графа с жадным любопытством, — не похоже, что она согласилась на брак по доброй воле. Сколько вы ей заплатили?

Пепе не успел указать настырной тетке ее место, как граф заявил, улыбаясь самым довольным образом:

— А я женюсь вовсе не на Констанце Авердин. Младшая барышня, леди Бланш, любезно приняла мое предложение, чему я очень рад.

— Бланш?! — взвизгнула госпожа Сплеторе. — Шоколадница?!

— Да, шоколадница, — ответил де Конмор чрезвычайно любезно. — Ко всем своим достоинствам и прелестям леди Бланш умеет готовить изумительные сладости. Какое редкое увлечение для благородное девицы — готовить десерты! Надеюсь, господин Маффино не обидится на меня, что я похитил у него Бланш. Надеюсь, он сможет найти других талантливых и искусных помощниц. Хотя с талантами и искусностью моей невесты никто не сравнится. Особенно мне понравились эти ее шоколадные финтифлюшки с вишенкой внутри — таких не найдешь даже на королевском столе. Ими она меня и покорила, маленькая чертовка!

Можно было подумать, что всех присутствующих сейчас хватит удар — горожане, пожелавшие услышать новости из уст графа, онемели и лишь хлопали глазами. Госпожа Сплеторе побагровела — ведь перед этим она битый час распиналась, что проницательно разгадала намерения де Конмора относительно старшей из девиц Авердин.

— Идем, — бросил граф Ален своему слуге и повернулся к горожанам спиной, оставив их переживать и обсуждать услышанное. Взгляд его упал на окно дома Авердинов. Штора там была поднята, и в темной раме окна виднелась Бланш, словно девушка со старинного портрета. Она так и не скинула с плеч белоснежный мех, и была похожа на королеву снега и льда. Ален кивнул, потому что девушка смотрела на него. Может, она решила таким образом попрощаться?

Пепе перехватил взгляд своего хозяина и закатил глаза, но ничего не сказал. В какие игры играет его господин — пусть играет, на то он и господин.

Они прошли почти до самого конца улицы, когда Алена окликнули:

— Милорд! Милорд де Конмор!

К ним подбежал молодой человек — румяный от мороза, но без головного убора. Бобровую шапку он держал в руках, сняв ее из почтительности.

— Добрый день, милорд, — учтиво сказал юноша. — Вы меня помните? Я — Реджинальд Оуэн, был представлен вам в свите герцога…

— Я вас помню, добрый сэр, — сказал Ален. — Вы слишком пылко выражали радость встречи с некой особой в моем зимнем саду.

Юноша склонил голову, взъерошив волосы, но потом смело посмотрел на графа:

— Уверяю, вы неправильно меня поняли, милорд. У меня не было намерения оскорбить… вашу невесту.

Пепе удивленно поднял брови и окинул говорившего внимательным взглядом, раздумывая, не велит ли граф поколотить наглеца, и если велит — то получится ли справиться одному.

Но граф проявил удивительное терпение и лишь спросил:





— Вы бежали за мной, чтобы сказать об этом?

— Нет, — Реджинальд сделал шаг вперед, прижимая шапку к груди. — Я уже просил вас о милости и попрошу снова. Примите меня на службу. Вы же знаете, я состоял в свите герцога, и он был доволен мной…

— Вы мне не нужны, сэр Оуэн, — бросил Ален и пошел дальше, а следом за ним двинулся Пепе, недовольно посмотрев на юного приставалу.

Но тот и не думал смутиться отказом, а обежал их и встал, преградив дорогу.

— Что еще? — спросил граф, хмурясь.

— Я люблю Бланш, — сказал юноша так, словно прыгнул с обрыва в реку. — Люблю давно, с детства, и беспокоюсь за нее. Все в столице знают, что вы женитесь на год ради леди Милисент. Бланш для вас — лишь мятная конфетка, которую вы пожуете и выплюнете. Позвольте мне быть рядом с ней. Для нее это тяжело и унизительно, я знаю. Я знаю ее очень хорошо, возможно, лучше, чем она сама себя знает. Ей нужна будет поддержка.

— С дороги! — скомандовал Пеле. — Вы глухой, что ли, добрый сэр? Мой хозяин не желает вас в слуги!

Лицо Реджинальда потемнело, но в это время граф сказал:

— Идите к лорду Чендлею и скажите, что я взял вас посыльным.

— Благодарю, милорд! — поклонился Реджинальд

Теперь Пепе недовольно воззрился на хозяина, но Ален уже обошел новоявленного посыльного и направился дальше.

— Зачем вы его приняли? — спросил Пепе, когда они с графом удалились достаточно, чтобы сэр Реджинальд не услышал их слов. — Ведь он вам не нравится, вы называли его пустозвоном. И мальчишкой. А теперь я и сам вижу, что он слишком много знает и слишком болтлив.

— Он мне и сейчас не нравится.

— И он сказал, что любит вашу невесту, — заметил Пепе. — По мне, так надо было держать его подальше.

Ален некоторое время молчал, а потом сказал, кутаясь в меховой плащ, как будто ему стало холодно:

— Я застал их во время бала. Оуэн пытался ее поцеловать.

— И после этого?!. — Пепе был потрясен до глубины души.

— И после этого, — передразнил его граф. — Мне надо позаботиться о Бланш. Ей нелегко придется после развода. Может, она захочет устроить свою жизнь. Может даже с этим олухом.

— Поражен вашим участием в судьбе этой юной леди, — съязвил Пепе. — Так вот что означал «поцелуй дружбы» и внезапная любовь к шоколаду?

— Не слишком ли ты осмелел? — спросил граф вместо ответа. — Может, мне надо дать тебе пару тумаков, чтобы научился держать язык за зубами?

— Ваш слуга умеет молчать, — с достоинством ответил Пепе, ничуть не испугавшись,

— так что можете оставить тумаки при себе. А вообще, если мне позволено будет говорить… — и он пустился в пространные рассуждения относительно судьбы хозяина, которые тот, впрочем, мало слушал, думая о чем-то своем.

А легкий снег продолжал сыпать над Ренном, как будто где-то там, наверху, кто-то просеивал сахарную пудру через огромное решето.