Страница 107 из 145
63
В гостиной царило непонятное молчание, но когда раздался веселый голос графа де Конмора, я поняла, что его появление произвело впечатление на гостей. Мне ужасно хотелось посмотреть на это, и я уже хотела сбежать по лестнице со второго этажа на первый, когда Гюнебрет вдруг удержала меня за руку.
— Подожди! — зашептала она. — Нам очень-очень надо зайти к тебе в комнату!
Я поняла, что бедная девушка отчаянно боялась появиться перед столькими незнакомыми людьми, и попыталась утешить ее:
— Тебе нечего боятся. Я буду рядом, и там твой отец, рядом с ним ты будешь чувствовать себя уверенно.
Но больше изумленных лиц гостей мне хотелось снова увидеть преображенного мужа. Поэтому меня тянуло в гостиную, как мотылька на огонь. Только падчерица вцепилась в меня мертвой хваткой и потащила по коридору к моей комнате.
— Всего лишь на минуточку, Бланш, — бормотала она, и мне ничего не оставалось, как пойти за ней.
— Мы не сможем просидеть здесь вечно, — продолжала увещевать я, — это невежливо. Нам надо спуститься и… — я замолчала, когда Гюнебрет распахнула дверь в мою спальню.
На кровати лежало прекрасное платье — темно-синее, того же оттенка, что и камзол графа. Рукава длиной три четверти, надставленные белым шелком, словно рукава нижней рубашки. Такая же вставка была над лифом, а корсаж был заткан серебряной нитью. Синий бархат, белый шелк, серебро — платье походило на звездную зимнюю ночь. Я прислонилась плечом к косяку и смотрела на него не отрываясь. Хозяйке замка вполне прилично было бы появиться перед гостями в домашнем платье, сославшись на хозяйственные дела. Но вот кто-то побеспокоился обо мне, проявил заботу. И я даже догадалась, кто это мог быть.
— Ты ведь ничего не купила себе, — сказала Гюнебрет, прижимаясь щекой к моему плечу. — Это наш с папой подарок. Для тебя.
— Где вы его достали? — спросила я, не в силах оторвать взгляд от прекрасного наряда.
— В Анже! — Гюнебрет засмеялась и впорхнула в комнату. — Ну же, одевайся поскорее! Это невежливо, если мы не спустимся!
Пока я переодевалась, Гюнебрет рассказывала, как они с отцом приобретали платье у мадам Левелье, и та безошибочно подобрала то, что нужно, и посоветовала графу лавку мужской одежды, чтобы приобрести камзол в тон.
— Вы настоящие заговорщики, — усмехнулась я, затягивая пояс — толстый витой шнур из серебряных нитей. — Но благодарю вас. Платье чудесно.
Оно и вправду было чудесно, и шло мне бесподобно. Мое собственное отражение подтвердило это, улыбнувшись из прозрачной глади зеркала. Почему бы графу не плениться этой девушкой? Ему нравятся мои улыбка, губы, ему нравятся поцелуи со мной… Но, возможно, улыбка и поцелуи леди Милисент нравятся ему еще больше? Что он говорил о ней? Милая, прекрасная, замечательная… Нет, про прекрасную я додумала сама. Он сказал — милая и славная. Про красоту не было и речи, это уже мои фантазии придали даме ле Анж ангельское подобие.
А что, если она вовсе нехороша собой?
Я повернулась перед зеркалом, пытаясь посмотреть на себя со всех сторон, и чем дольше я смотрела, тем больше безумных мыслей зарождалось в моей голове. А вдруг…
Но щебетание сладких грёз заглушил голос разума: если король предоставил графу карт-бланш для женитьбы на год, то и на свадьбе с леди Милисент, наверняка, настаивает король. Ты думаешь, глупенькая Бланш, что граф ради твоих глаз и улыбок пойдет против короля? Тогда ты трижды наивна и четырежды глупа.
— Можно идти, я готова, — расцеловав Гюнебрет в обе щеки, я взяла ее под руку, и мы поспешили спуститься, потому что гости все прибывали, и задерживаться наверху дольше было бы попросту неприлично.
Если честно, я не рассчитывала, что приедут все приглашенные. От Анже и Ренна путь до замка был не слишком близким, но похоже, что это никого не испугало. Я заволновалась — а хватит ли всем места в танцевальном зале?!
Для танцев мы приспособили зал на третьем этаже. Там не было паркета, но пол покрывали плотно подогнанные дубовые доски. Камина там тоже не было, но мы принесли десяток жаровен, чтобы нагреть комнату. Тяжелые шторы до самого пола придавали залу праздничную торжественность, а когда стемнеет, будет зажжена люстра на пятьдесят свечей. Но залы в Конморе были совсем небольшими — не то что в графском доме, в Ренне. Не будет ли там тесновато для всех нас?..
Спускаясь по лестнице, я почти с ужасом смотрела на гостей, которые заполонили гостиную.
— Бланш! — рядом со мной оказались матушка и Анна, приехавшие раньше Констанцы.
Мы расцеловались, и матушка отошла на два шага, чтобы посмотреть на меня.
— Чудесное платье, — горячо похвалила она. — Тебе идет — бесподобно!
— Это подарок Гюнебрет, — сказала я.
— И папы! — добавила Гюнебрет.
— Да, и милорда, — признала я, опуская голову, чтобы скрыть смущение, хотя больше всего мне хотелось глянуть в другой конец комнаты, откуда доносился голос моего мужа.
Он был где-то по ту сторону толпы, в центре внимания, и даже Анна смотрела на него, изумленно хлопая глазами. В конце концов, она не утерпела и взяла меня под руку, прошептав:
Бланш, ты уверена, что это твой муж?
— О чем ты? — спросила я почти испуганно.
— Ну он… он очень изменился…
Я поняла, о чем речь, и улыбнулась:
— Да, он изменился. Немного.
— Немного? — Анна лукаво засмеялась.
Мне было неловко разговаривать с ней об этом, и я перевела тему на ее собственную семейную жизнь. Пока Анна рассказывала свои новости, я краем глаза следила за Гюнебрет, которую еще раньше увели в свой круг юные девицы.
Напрасно я боялась за падчерицу — Аларии и ее подруг еще не было, зато уже прибыли барышни Томсон — милые и добрые, они всегда были добры и ко мне, и не чурались заговаривать со мной на улице, при встрече. Вот и сейчас они окружили Гюнебрет нежной заботой, восхищаясь ее платьем, нежно пожимая руки, и моя падчерица — поначалу немного дичившаяся — постепенно разговорилась и заулыбалась.
В кругу девушек, наряженных в платья розовых и голубых тонов, Гюнебрет в своем желтом наряде казалась экзотической канареечной пташкой. И пусть здесь были девушки красивее моей падчерицы, я с радостью обнаружила, что даже по сравнению с этими юными девицами Гюнебрет выглядела очень достойно.
Юные девицы! Месяц назад я была одной из них, преисполнена радости и молодых надежд, а теперь мне предстояло находиться в кругу замужних дам. Они обменивались мнениями по поводу чужих платьев, обсуждали закуски и сервировку, поиски кухарок и кормилиц, и многозначительно посматривали, осторожно интересуясь, не пропал ли у меня по утрам аппетит. Мне только и оставалось, что поддерживать эти скучные разговоры, вежливо кивая — ведь в глубине души я понимала, что мне и здесь не место. Разве я стала замужней женщиной? Нет, всего лишь ширмой, которой решили прикрыться на год, а затем задвинут в чулан, когда необходимость пропадет.
Но прибывали новые гости, и я вынуждена была оставить матушку, сестру и других леди, чтобы изображать радушную хозяйку. Дам сразу провожали в отдельную комнату, где были расставлены зеркала, жарко натоплен камин, и поставлены кушетки и кресла, чтобы уставшие и продрогшие в дороге женщины могли привести себя в порядок и согреться.
Я интересовалась, хороша ли была дорога, говорила комплименты по поводу платьев и принимала восторги по поводу своего туалета, кланялась, звала служанок, искусных в расчесывании локонов, и снова кланялась. Прибыли Констанца с мужем, леди Алария, которая приветствовала меня достаточно кисло, но была очень любезна, отметив, что цвет обоев в гостиной восхитителен, правда, золотое тиснение на нем лишено смысла — лучше бы подобрать серебряное.