Плохие привычки

— Тут к вам наведывался один штришок, — Гена повернулся к шефу, равнодушно плюща мощными зубами жевательную резинку.

— Да видел я его, ошибся адресом. Торчок какой-то, — Александр пытался отмахнуться от водителя, он был настроен анализировать и искать сегодняшний промах.

— Ага, а он перед этим к замку примеривался. Я знаю, как квартирные воры работают, — Гена покачал головой, усиливая значение своих слов. — Если бы вас там не было, он прямо сейчас бы дверь вскрыл. Для того и стучал — проверить, есть кто дома или нет.

— Точно? — шеф оживился. Так-так-так… ну-ка, набери начальника охраны.

Пискнула горячая клавиша телефона, и Колосов припал к трубке.

— Вадим Викторович? А подскажи мне, с кем трется Ирина Ерина… из рекламного… да, да, вольный художник… С Кулешовым? А квартира на Пасечников — это его? Ага, снимает… Знаешь что, Вадим Викторович, мне бы пару толковых ребят здесь в наружку поставить… на пару суток… нет, не ночей, а именно суток… Ну, ты помнишь, с этим сюрпризом для Сфинкса… да Кулешов как раз и работал. Думаю, может быть, он что-то дома хранил, да к нему кто наведывался… Гена только что видел, как его квартиру вскрыть собирались… Нет, если кого твои архаровцы поймают, пусть нас ни в коем случае не впутывают — ни себя, ни Кулешова этого… Или сами пусть разберутся, или ментам сдадут… Ну, спасибо, пусть прямо сейчас где-нибудь рядом и станут.

Колосов отключился и взглянул на Гену, тот пожал плечами:

— А по-моему, простой воришка. На дозу сшибает.

Александр радостно улыбнулся — вот чем будет завоевана признательность этой красивой девчонки. Защита и благородство!

Ирина вышла в черной, практически траурной паре — дневной наряд изрядно помялся во время… ну, тогда, в общем, и помялся. Она старалась не думать о произошедшем, это был единственный способ не начать плеваться в саму себя. Она нервно сглотнула, тут же подумав: «А чем сглатывание собственной слюны не плевок в себя? Да и наряд подходящий — хоть сейчас на панихиду…»

Колосов отвлек ее рассказом о визитере, Ирина испуганно вскинула брови:

— Нас? Обокрасть? А что там брать? Денег нет, драгоценностей тоже, — она мельком глянула на свое кольцо с бриллиантиком. Джакузи вынесут?

— Наркоман. Ему и компьютера хватит. Может, еще что найдет…

— И что же теперь делать? В полицию звонить?

— Мы сами себе полиция, — произнес Александр весомо. — Постоит тут недалеко пара моих ребяток, посмотрят, что зачем…

Ирина с признанием взглянула на Колосова, а он неопределенно махнул рукой, мол, не стоит благодарностей.

Серый и Белый подъехали на место через полчаса после звонка Вадима Викторовича. Серый заехал за Белым домой — благо жили через квартал, и зевающий тяжеловес полез на заднее сиденье серой девятки, отчего та заметно присела — то ли от испуга, то ли от почтения перед 130 килограммами живого веса.

— Че, опять? — ворчал Белый, которому не дали отоспаться после вчерашней смены. Сначала это были жена Марина с тещей Горгоновной (вообще-то, Верой Гургеновной), решившие устроить генеральную уборку среди недели, а теперь вот — начальство позвонило и заставило срочненько бежать в дозор. Правда, оно и неплохо. Во-первых, вдвоем, а не как в прошлый раз — ни в туалет отойти, ни пожрать толком. А во-вторых, бдение обещали оплатить по тройному тарифу.

Сказав жене, что вызывают подменить заболевшего напарника (нечего ей знать про всякие тройные тарифы, это плохая примета — денег в заначке не будет), Белый спустился к стоявшему под окнами Серому. В руках он нес по-быстрому собранный Маринкой тормозок и кипу газет со сканвордами, а в душе — огромное желание спать.

С трудом втиснувшись на заднее сиденье, Белый с часок подремал, пока Серый щелкал семечки и безучастно пялился на нужную дверь старого дома, абсолютно не понимая, чем вызван такой повышенный интерес к этой обычной квартире.

Через час, когда Белый смог расстаться со своими снами более-менее безболезненно, но до конца так и не выспавшись, он сменил товарища на посту. Серый же, выйдя из машины, немного размялся, покурил и сходил в магазин за минералкой. Чтобы потом, не отвлекаясь на всякие мелочи, погрузиться в чтение огромного талмуда со странным названием «Полная иллюстрированная энциклопедия заблуждений о главном».

За принесенную электронику Аркаше дали два чека — ну, и то масло, до вечера хватит, а к тому времени он уже отработает заказанный адрес, и все вокруг снова станет спокойным. Первым чеком он вмазался прямо на месте, и сразу же полегчало. Мысли перестали виться вокруг засасывающей воронки, образованной желанием уколоться, они заскользили легко и свободно, планируя сегодняшние события.

Даже из скромной квартиры можно вынести довольно много ценного, а эта фифа, что открыла сегодня, не выглядела, как скромная продавщица из маленького магазина. Значит поживиться будет чем. Вот только машина нужна. Тут, недалеко, жил кореш, который ему обязан. Отказаться не сможет, да и чего бы ему не согласиться — постоит на шухере, не выходя из машины, а потом отвезет вещи. Долю свою получит ни за что практически. Всю работу сделает Аркаша.

Он жил в этом районе давным-давно — здесь прошла его юность. Правда, дом, в котором жил Аркаша, снесли, зато два соседних, чуть поцелее, поприличнее, если вообще один хладный труп может быть приличнее другого неживого тела, еще стояли. В одном жил кореш Игорь. Рыжий, словно солнце, хромой, как дьявол. Ногу он сломал, когда ему было тринадцать — они убегали от берберовских, Игорь сорвался со скользкой крыши гаража и с тех пор больше не бегал.

А в другом доме жила златокудрая Лина — первая и последняя любовь Аркаши. Именно она наградила его кличкой «Уж» — Аркаша в юности слишком часто «жекал», иногда и по два-три раза в одном предложении. Он напоминал Буратино: «Школа же никуда же не уйдет же, — я только же взгляну, послушаю — и бегом же в школу». Лина хохотала, кружась вместе с чирикающей весной перед глазами, и твердила: «Что, уж замуж невтерпеж?» Аркаше было невтерпеж — хоть замуж за нее, хоть жениться, хоть просто быть рядом — всегда.

Они и были рядом. Первой на иглу села Лина и сгорела за два года. Когда ее выкручивало, будто полотенце при отжиме, Аркаша насобирал использованной ваты с опийными нифилями из пепельницы, выварил эти тампоны и уколол любимую. Какое-то время Лину трясло, как отбойный молоток, а может, даже и сильнее — во всяком случае, вскоре душу вытрясло, и Лина умерла. Лицо от смерти спокойнее не стало — на нем навсегда застыла маска страдания, и Аркаша, долгое время избегавший участи любимой, сорвался, не в силах смотреть на это лицо ежедневно и еженощно.

Она теперь всегда была рядом с ним, но когда он был под кайфом — Лина приходила в легком простеньком платье и приносила с собой весну и птичий щебет. А когда его хумарило, она являлась с тем самым мертвым лицом, в черном кожаном плаще, и умоляла уколоть ее хоть чем-нибудь.

Аркаша прошел во дворик и поднялся по ржавой, местами дырявой наружной лесенке без навеса на второй этаж, постучал в тонированное многолетней грязью стекло. Через минуту заскрипели половицы, дверь открыла немая соседка Игоря по коммуналке. Перевязанная грязным платком опухшая щека и потухшие от боли глаза говорили о том, что ей сейчас даже не до жестов. Немая впустила Аркашу, закрыла дверь на засов и ускрипела в свою комнату, самую ближнюю в коридоре. Сколько ее знал Аркаша, она всегда выглядела одинаково — лет на сорок. Хотя, получается, либо тогда ей было двадцать, либо сейчас шестьдесят.

В коридоре очень вкусно и аппетитно пахло ароматной жареной картошкой и отвратительно, мерзко воняло чем-то разлагающимся или давно пропавшим. Дверь Игоря была второй справа и закрыта она не была.

Единственным плюсом всех этих ветхих комнатенок были высоченные потолки, собрать с которых заросли паутины без наличия летательного аппарата было просто невозможно, поскольку ни одна швабра до такой высоты и близко не доставала — даже в стремительном прыжке со стола и при наличии двухметрового роста.