Страница 12 из 21
Когда кружка и плетенка опустели, капитан с позволения Игнасио раскурил сигару и выпустил под потолок голубое щупальце дыма.
– Ну, так чем я могу быть полезен? – губы Луиса сложились в улыбку.
Но когда настоятель промолчал, она отчасти побледнела на его красивых губах, удержавшись едва-едва. Игнасио облокотился на стол. Пламя свечи заложило на его суровом лике глубокие тени. Он долго выжидал, прежде чем решился:
– Ты давно ищешь ЕГО? – строгий взгляд настоятеля Санта-Инез будто приколотил капитана гвоздями к стене.
– Ну… – Луис прикусил язык. Прямой вопрос монаха жужжал в его мозгу, как шершень. Улыбка сошла подчистую.– Откуда ты знаешь, старик?!. Какая-то сволочь взболтнула из моих?.. Ну! Говори, не бойся…
– Успокойся, сынок.– Грубые пальцы Игнасио сгорстили оловянную кружку и сдавили с такой силой, что она сплющилась, вытянув шеи орлов.– Никто не сказал мне, Луис, ни «твои», ни «мои». Я прочитал сие по твоим глазам. Так ты видел ЕГО?
– Да, черт возьми! У отрогов Сьерра-Невады… и при переправе через Рио-Фуэрте. Но если вы думаете, падре, что вы своими чесночными фокусами,– он стегнул взглядом по развешанным над дверью пучкам,– сможете отпугнуть ЕГО, то знайте, что тычете пальцем в небо. Эти дурацкие штуки ничего не значат. Кто побоится вашей ереси?! Но скажу вам другое – эта тварь не призрак, она из мяса и костей. Я видел его, как вас…
– Я тоже… – с укором вставил Игнасио.
– Что вы этим хотите сказать? – в карих глазах Луиса запылали гневливые искры, они блестели, будто глубокий плес, внезапно растревоженный брошенным камнем.
– Ты думаешь, сын мой, твой бог – сила и злость?.. Ежели так, то плачь и молись: твой жребий – гореть в вечном огне. Не обижайся, смелость твою я одобряю – ее не купишь за песеты на рынке… Но пулей и саблей тут не обойтись… лучше не суй голову в пекло. Здесь требуется вмешательство Вседержителя. В твоем же поступке нужды нет.
Лицо капитана исказилось. Прежде дружелюбный, он смотрел предостерегающе и враждебно.
– Как это «нет»? Есть надобность! За голову этого двуногого койота, который бродит по Новой Испании и шутит шутки, его высокопреосвященство архиепископ Наварра обещал награду в тридцать тысяч реалов золотом! А я… —Луис сузил глаза в хищном прищуре,– не привык проходить мимо денег. Вот и думаю: дай, наклонюсь! Ну, что вы на это скажете, падре? Может, по вашему мнению, и ставленник Папы непроходимо туп, как пустая тыква?.. Si vis pacem, para bellum28,– так, кажется, говорили древние?
Они помолчали. Слышно было, как на хребтах Санта-Инез шла перекличка волчьих стай.
– Что я могу сказать… – серые глаза падре устало, из-под набрякших век смотрели на алый червячок фитиля свечи.– За сотни лиг не слышен крик жертвы с гороховых полей… Послушай, Луис,– монах понизил голос,– я строго-настрого запретил своей пастве бывать там, иначе единственным сбором в корзины станут их головы! А действует ОН стремительно… Мне рассказала на исповеди прихожанка из племени тиуменов, она…
– Врет всё твоя баба, старик! – ноздри Луиса трепетали.– Уж я-то знаю краснокожих и негров: их духов, по-сланников тьмы и тотемы! От этих легенд можно свихнуться в каждой асьенде и миссии. Не теряй время, старик. Я солдат, а не охотник за призраками. Эта флейта не для моих ушей!
Сын губернатора сплюнул в очаг, хрустнул новой сигарой. «Черт знает что! – кипело в нем.– Духи! Пророче-ства! Да все цветные – просто толпа старух и баб, в головах коих нет и унции мозга. А бабы… Они вообще любят поболтать… особенно, когда их разложишь на траве. Всё это бред, конечно».
Капитан, веривший лишь в себя, не собирался ломать голову над сей чертовщиной.
– Будь сдержанней, сын мой,– падре мягко поднял руку, чтобы успокоить пыл и умерить поток возражений Луиса.– Я только хотел уточнить: знаешь ли ты историю… о vacero…29
– Ха! Разве есть в Калифорнии хоть одно семейство, в котором бы не пугали им непослушных детей?
Игнасио удовлетворенно кивнул, поглаживая примо-стившегося на коленях настырного кота.
– Так ты мне сказал, что у той индианки из тиуменов не было мозгов? Что ж, я согласен с тобой, Луис: человече-ство охотней верит в то, во что поверить невозможно. Мозгов, может, ей и не хватало, зато у нее были острые, как у всех краснокожих, глаза, да и язык имелся…
– Почему «имелся»? – все чувства испанца свернулись в тугую пружину.
– Потому что у несчастной была целая жизнь, покуда она не встретилась с НИМ вторично…
Драгун нервно почесал шею, искусанную москитами.
Монах продолжал молчать, механически поглаживая притихшего Пепе; морщины вокруг глаз и губ настоятеля стали глубже, а в серых, как мглистое утро, глазах оставалась роса страха.
– М-м-да,– хрипло вымолвил он, чувствуя, как жжет его висок взгляд сына Эль Санто.– Цена спокойствия нашего края одна – смерть.
– Что ж, где тонко, там и рвется! Мой эскадрон пересек всю Мексику, падре, с запада на восток и обратно. И вот что я вам скажу: идет война. Сегодня все люди в большой беде и не знают покоя! А с этой тварью,– Луис брезгливо поморщился от настоявшегося в обители плебейского запаха чеснока,– мне всё ясно! Бьюсь об заклад, это выверты какого-то инсургента, тронувшегося умом. Ну да ладно, у меня есть на этот счет свои соображения, падре. Клянусь камаурой Папы, я доберусь до него… и то-гда… – жесткая улыбка раскроила лицо капитана.– Я сдеру кожу не только с его лица!
– Не зарекайся,– с плохо скрытым раздражением в голосе оборвал его Игнасио: – ЕГО не берут пули. Солдаты сержанта Аракаи стреляли в него…
– Солдаты Аракаи! – лицо Луиса скривила гримаса презрения.– Да эти евнухи порох на полку не знают, как насыпать. Всё это дичь! Они просто послали пули в мо-локо…
– Не знаю, не знаю… Олени не уходят от их свинца.
– Так что же, падре,– де Аргуэлло терял последние крохи терпения,– по-вашему, он взаправду злой дух?
– Двадцать человек только в Санта-Инез уже приняли дикую смерть. Последним был кузнец Хуан де ла Торрес, помнишь, наверно? Он подковал еще твою лошадь в прошлом году.
– Духи, жрецы, пернатые змеи! Вы же белый человек, патер. Католик! – негодующе фыркнул драгун.
– Да, но я еще и португалец, Луис. И всё, что касается потустороннего мира, у моего народа не вызывает кри-вых усмешек. Ожидание смерти для нас – хуже ее самой.
– С меня довольно, падре! Увольте! Уберите свои догадки к остальным сокровищам, кои хранит ваш сундук. Пора поговорить о деле… – Луис поднялся, оживил пламенем свечи затухшую сигару, отошел к двери.– Меня интересует карета, знатный сеньор и девушка-мексиканка, которые были в ней. Его зовут Диего де Уэльва, ее – Тереза.
– Карета? – Игнасио поднял в удивлении брови.—Нет, сын мой… Такое, ты знаешь, в наших глухих местах было бы событием, о котором трещат потом целый месяц…
– Вы уверены, падре? – в глазах капитана замерцал зловещий огонь.
– Как Бог свят.
Монах уже думал о чем-то своем, уставший и постаревший за время беседы, как показалось собеседнику, лет этак на пять.
Луис де Аргуэлло кусал губы. Он не хотел верить, но не мог, не мог отрицать, что и сам уже долгое время чувствовал всеми фибрами присутствие зла. В тайниках души он признавался себе, что боится уверовать в сказанное настоятелем Санта-Инез, так как сразу бы понял, как безна-дежны и тщетны его усилия.
– Ты давно не был в Монтерее? – падре отпил из кувшина молока, чтоб смочить севший голос.
– Полгода, а что?
– Держись совета, который я дам тебе, сын мой, и ты только выиграешь. Я не возьмусь объяснять, отчего и зачем делаю сие… Твоя гордыня все равно не снизойдет до понимания сути… А посему просто выслушай.
Луис насторожился и замер, впившись в седого монаха, взор которого стал тяжелым и темным, будто свинец.
– Завтра же после крестного хода поезжай к отцу в Монтерей, отдохни, и пусть молитва не сходит с ваших уст…
28
Si vis pacem, para bellum – «Если хочешь мира, готовься к войне» (лат.).
29
Vacero – пастух, ковбой (исп.).