Страница 3 из 8
Здание, несмотря на архитектурные украшения, получилось массивным, приземистым и унылым; зато оно скрадывало истинные свои размеры, и сколько человек там могло уместиться – неизвестно. Но там было всё, необходимое не только для работы, но и для автономной жизни. Вымри завтра вся область – а Большой Чум будет продолжать жить и работать, дожидаясь, пока подрастут новые поколения для подчинения ему…
Надо сказать, что Стефан Маркаврелиевич Хвылина имел характер деятельный и быстрый в решениях, оправдывая тем самым смысл своей фамилии (по-украински "хвылина" – "минута"), и многое сделал для области, пытаясь вывести ее "на передовые рубежи", хотя деятельность его и носила несколько односторонний характер.
Чтобы понять тип этой деятельности, нужно, наверное, знать то время, во многом для нас уже непостижимое; ведь не человек избирает время деятельности, а оно само избирает его: выдергивает из небытия, швыряет в людской водоворот и, как на контрастной фотобумаге, проявляет характер.
Наверное, я мог бы совершенно безнаказанно нарисовать Хвылину одними черными красками или сделать из него карикатуру. Легко и заманчиво идти по тривиальному пути, но моя цель – исследование… Меня интересовало, где и когда, в какой момент жизни он впервые почувствовал неодолимый вкус власти и подвиг себя на непомерные притязания к ней: в детстве ли, в студенческой ли юности, или – будучи уже взрослым, когда появились у него в подчинении люди? Однако мои возможности проследить весь жизненный путь Стефана Маркаврелиевича оказались невелики: слишком много воды утекло; да и люди, бывшие некогда возле него и ныне еще живые, со страшной неохотой открывают тайны своей и его карьеры – они даже слова такого, "карьера", не любят, предпочитая называть это "служением".
Итак, Стефан Маркаврелиевич Хвылина родился в селе Воронцовка Херсонской области на Украине; оттуда у него – и непроизносимый звук "ф", который он произносил как "хв", так что слово "эффективный" у него получалось "эвхвективный", и глухое "г", с которыми он всю жизнь боролся.
В те времена (я имею в виду юность Хвылины) каждый с шестнадцати лет обязан был иметь паспорт, в котором содержалась исчерпывающая информация о владельце, и, кроме того, при поступлении на работу ли, на учебу на каждого человека заводилось "дело" с автобиографией и анкетой в полсотни вопросов, причем по мере взросления человека каждое такое "дело" распухало в энциклопедию исчерпывающих данных о человеке. Так вот, в паспорте и анкетах, где была обязательная графа "социальное происхождение", у Стефана Маркаврелиевича неизменно значилось: "из крестьян-бедняков", что уже было мандатом в самые благополучные слои общества.
Раз уж зашла речь о паспортных данных – меня заинтересовала вычурность его имени и отчества, и вот что я выяснил: настоящее его имя-отчество – Степан Маркелович, но когда он, будучи юношей, получал паспорт, то, как потом признавался друзьям, сам переделал себе имя и отчество, считая их слишком плебейскими; себе он взял имя «Стефан», а отцово имя "Маркел" по недостатку образования посчитал исковерканным от имени "Марк Аврелий", которое и пожелал носить в виде отчества; уча историю кое-как, он решил, что это имя римского полководца. Но потом оказалось, что полководца звали Марк Антоний, а Марк Аврелий – император, а имя императора, да еще такое сложное, ему, комсомольцу, носить было не с руки; однако дело уже было сделано.
О чем говорит этот факт? Не о том ли, что с ранней юности у него чрезвычайно развиты были гордыня и честолюбие?.. Впрочем, так объяснял происхождение имени-отчества он сам, но ведь все могло быть и иначе? Не получилось ли так, что, сменив его, он хоть чуть-чуть, но отрекался от своего родителя – ведь тогда всё имело значение? И чего там было больше, гордыни или осторожности – увы, никто уже не узнает.
Дело в том, что из бедных-то из бедных крестьян он записал в анкете своё происхождение, но, как я выяснил, во времена коллективизации родитель его Маркел вместе с семьей оказался в местах не столь отдаленных – в Сибири, на Ленских золотых приисках, в Бодайбо.
Известно уже, что в те годы крестьян ссылали миллионами, причем в категорию ссылаемых кулаков попадали и середняки, и даже строптивые бедняки, так что сейчас трудно сказать, под какую именно категорию подпадал Хвылина-старший во время переселения в Сибирь, но как подхватил вихрь Великого Перелома нашего Стефана Маркаврелиевича в младенчестве – так больше уж и не отпускал.
Вышеупомянутый Маркел при всеобщих голоде и цынге в таких суровых местах, как Лена в те годы, сумел сохранить семью в живых; стало быть, мужик он был крепкий и изворотливый, которого не так просто свалить – судя по тому, какая наследственность досталась Стефану Маркаврелиевичу.
Молодой Степан тщательно скрывал факт высылки родителей, хотя наверняка где-то когда-то и всплывало несоответствие: родился на Украине – а учился в Бодайбинской средней школе… И, может быть, только этот факт высылки родителей и послужил подоплёкой небольшой фальсификации Степаном имени-отчества, подобно тому, как петляет, уходя от погони, заяц? И можно только догадываться, какими словами, делая этот маленький подлог, клял он в душе вслед за отцом советскую власть, коммунистов и Сибирь вместе с Леной и Бодайбо? А если даже и не клял – то уж подсознательное отношение ко всему этому было у него определенное. Хотя речей от имени советской власти и коммунистов он произнес впоследствии предостаточно.
Между прочим, в те годы каждому, кто быстро рос по службе, было что скрывать и умалчивать – у каждого был недочётец в биографии с точки зрения "чистоты" происхождения: что делать, если ленивые тугодумы-бедняки остаются бедняками при любом строе, а государству всегда позарез нужны энергичные сметливые люди – вот им и приходилось кривить душой, и эта кривизна душ была в те годы нормой. Правда, наш Стефан Маркаврелиевич, выправляя себе биографию, уже чистосердечно писал: "родился в семье крестьянина-бедняка" – фиксируя тем самым истинное положение вещей: к тому времени отец его стал не богаче всех вокруг – жизнь подравняла; во всяком случае, единственное наследство, которое он оставил Степану – лишь могучее здоровье да деятельный и изворотливый характер.
Будучи уже в возрасте, родитель нашего героя Маркел Хвылина честно отвоевал на фронтах Великой Отечественной и не только остался жив, но и вернулся с наградами, в звании сержанта и коммунистом, а после зацепился в маленьком городишке Воронежской области, где трудился на сытной должности председателя райпотребсоюза. Дела его тут шли настолько успешно, что он построил себе большой дом с обширной усадьбой, в свободное время выращивал свиней на сало и дал сыновьям образование – так что все они выросли дюжими хлопцами и все, как говорится, "вышли в люди", да еще целой "стенкой": все, цепляясь друг за дружку, стали руководителями крупного ранга.
Степан закончил Воронежский инженерно-строительный институт. Правда, успехами он там не выделялся – тому мешали два увлечения: футбол и девушки; он играл в институтской сборной и уже много лет спустя, когда и раздобрел, и полысел – любил, расслабившись в домашней обстановке, похвастать перед друзьями былыми спортивными успехами, показывая тщательно сбереженные грамоты и призы; при этом глаза его, говорят, сильно увлажнялись; получалось, что это были самые дорогие для него награды – а не ордена и медали, которые сыпались на него потом…
Правда, один его бывший сокурсник рассказывал, что Степан на футбольном поле бывал груб и некорректен – но сам этот сокурсник, не добившийся в жизни заметных успехов, показался мне тихим и желчным завистником, так что иронии его относительно "футбольного" характера Стефана Маркаврелиевича я не доверяю… Сокурсник этот вообще считал Хвылину пройдохой и любителем "взять на хапок": во-всю, будто бы, пользовался тем, что спортсмен, а им обычно в институтах поблажки, и если не получалось отлынить за счет спорта – шел к знакомым медичкам и, этакий бугай, беззастенчиво доставал у них справки о якобы свалившем его сердечном приступе.