Первая после бога

Так или иначе, а «курилок» в главном корпусе было несколько. Та, куда Диру занесло, считалась самой дальней. Поэтому хирургу повезло – здесь никого не было. Народ ломанулся перекуривать утреннее взбадривающее пропесочивание в закуток рядом с залом, где конференцию проводили.

Кассел остановилась на последней ступеньке, сжав пальцы на перилах так, что костяшки заныли. И с чувством, с толком и расстановкой высказала стене всё, что душа настоятельно требовала. Стало немножко легче.

– Слушай, а последний заворот можешь повторить? – восхищённо попросили из-за спины. – Я не очень разобрала пассаж, куда совать то, что на лбу и как изогнуться надо.

Облегчение сменилось чувством, отдалённо напоминающим стыд. Но оно быстро испарилось. Всё-таки за таким неблаговидным занятием, как семиэтажное обкладывание стены, доктора застала ни больная и ни особа, приближённая к высоким креслам, а своя сестра-врач.

С черноволосой и надменной, как сама регент, доктором из КДО Кассел не то чтобы приятельствовала, но находилась в ровных и, в общем-то, дружелюбных отношениях. При встрече улыбались, в буфете могли за один стол сесть, обсудить при случае свежие больничные сплетни тоже зазорным не считали. Вероятно, потому, что интересы консультационно-диагностического отделения – эдакой поликлиники при больнице – с нейрохирургией никак не пересекались. А брюнетку коллеги недолюбливали, считая конченой стервой.

То есть общего между дамами много, а делить нечего. Потому и симпатизировали друг другу. Правда, вот имени царицы консультаций и диагностик Дира не помнила. Если вообще когда-то знала.

– Рассказывай, – потребовала черноволосая, шикарно закуривая и протягивая серебряный портсигар Кассел.

Хирург подумала – всерьёз подумала. Но всё-таки отрицательно помотала головой: никогда не дымила, нечего и начинать. Да и повод не тот.

– А что рассказывать? Сама всё слышала.

– И чего я такого слышала? – брюнетка округлила губы, выпуская дым колечками. – Ну, пожурили тебя. Ну, в очередной раз всем рассказали, как с родственниками пациента общаться надо и не выносить на суд общественности, что за закрытыми дверьми творится. Ну, отжал Шеллер перспективного больного. Так благодари лорда Солнце, в храм сходи. Нравится, что ли, перед всякими вытанцовывать и пятки целовать?

– Да нет, это я так. Со злости, – буркнула Дира. – Нервишки шалят.

– Ну и не злись, – меланхолично посоветовала диагност. – Каждому своё. Ирошка перед ними на задних лапках попрыгает, обдерёт, как липку – и все расстанутся счастливыми и влюблёнными друг в друга. Шеллеру профит, больнице реклама, тебе минус головная боль. Живи и радуйся. Хочешь, сама анекдот расскажу?

– Валяй, – согласилась Кассел, облокачиваясь на перила.

– Слушай. Сижу вчера на приёме. Является ко мне такая… дама. Вся из себя приличная, немолодая уже, но и не старуха. Макияж, причёска, цацки золотые – всё при ней. И говорит: «Доктор, мой ребёнок лежит в вашей больнице. И я хотела бы с вами проконсультироваться». Ну, сама понимаешь, я напряглась. Хуже нет, когда начинают расспрашивать, правильно ли другие врачи лечат. Ляпнешь что-нибудь – разгребай потом.

Дира согласно кивнула – понимала, конечно. Корпоративная этика, никуда от неё не денешься.

– Во-от, – выдохнула ещё одну цепочку из колечек брюнетка. – И отказать не могу – для того и сижу, чтобы консультировать. Поэтому спрашиваю, мол, что вас беспокоит? Эта дама так зарделась застенчиво, глазки потупила и выдаёт: «Знаете, доктор, у моего сынули на заднюшке потничка». Я чуть со стула не сковырнулась. «Заднюшка» – это сильно, согласись.

Кассел, может, и не хотела, да улыбнулась. С другой стороны, каких только эпитетов не изобретают стеснительные люди. Сама в бытности интерном, проходя цикл в терапии, долго не могла понять, про какого «малыша» пациент толкует и почему этот малыш «плачет». Оказалось, дяденька, лечащий повышенное давление, ещё и от гонореи[5] страдает.

– Ты подожди ржать. Это ещё не всё. Конечно, педиатрия – не моё. Но в полном согласии с требованием руководства обращать повышенное внимание на жалобы граждан, я не отсылаю эту даму, а приступаю к расспросу. Согласись, потница у младенца – это одно. А если мальчик постарше и в штаны писается – другое, верно? Вот и спрашиваю: «Сколько лет вашему ребёнку?». Стоишь? Держишься?

– Стою, – согласилась Дира.

– Сорок два! – торжественно выдала брюнетка.

– Врёшь!

– Зуб даю! – шикарно цикнула диагност. – Тебе смешно, да? А мне пришлось это всё оформлять и рекомендации давать в письменном виде. Потому как она не с улицы заявилась, а как положено, предварительно на приём записавшись. И потом с этими рекомендациями тащиться в хирургию, где мальчик лежит, да совать их под нос лечащему врачу. Естественно, он меня послал туда, куда мне самой хотелось отправить не в меру заботливую мамашу.

– Это куда? – уточнила Кассел.

– В задницу, – меланхолично ответила черноволосая, невозмутимо туша окурок в пустом цветочном горшке, пепельницу заменявшем.

***

У каждой больницы есть свои байки, мифы и прочее изустное народотворчество. А есть и вполне живые – или условно живые – легенды. Конечно, чаще всего ими становятся призраки из медперсонала, обожающие травить сказки о своём прошедшем бытие. Но иногда и пациентам удаётся войти в фольклор.

Была и в нейрохирургии своя сказочная принцесса. Её так и звали – Спящая царевна или просто Царевна. И даже врачи фамилию девушки помнили только потому, что еженедельно подписывали немалые счета на имя отца больной. А так, Царевна и Царевна.

А легендой она стала сразу по трём причинам. Во-первых, действительно «спит» вот уже два с половиной года. Во-вторых, настоящая красавица. И, в-третьих, Царевна стала местным стимулятором веры в будущее и надежды, что не все люди сволочи, а настоящая любовь всё-таки существует.

Дело было так. Жила-была себе девушка. Совсем уж обычной её не назовёшь: умница, да ещё с чудным характером, любимица сокурсниц, что учились вместе с ней в институте Культурологии и Искусствоведения. При этом дочка весьма и весьма не бедных родителей, то есть, избалованное с детство чадо, не выходила из дома без хорошего ломтя пусть и дешёвой, но вкусной кровяной колбасы, завёрнутой в промасленную бумажку.

Нет, сама красавица таким не баловалась, фигуру берегла. Всё-таки несмотря на некоторую юродивость, девушка была вполне современной. Для бродячих кошек припасала. Причём, колбаса в себе не таила ни битого стекла, ни мышьяка, ни прочих «начинок» – кровянка как кровянка. Просто животных Царевна любила.

И встретила она как-то… Нет, не прекрасного принца, но кого-то очень на него похожего. А именно красавца-офицера, военного пилота, умудрившегося к своим небольшим, в общем-то, годам нажить несколько медалей и даже один орден. Надо ли упоминать, что герой оказался ещё и дивно хорош собой, честен, благороден и ценился командирами?

В общем, дело к свадьбе шло. Царевна уже и платье выбрала, а Прекрасный Принц кольца купил, причём не забыл попросить совета у будущей тёщи. И тут… Да, к сожалению, в каждой сказке есть это подлое «и тут». Только в жизни оно оборачивается какой-нибудь несусветной, но трагичной глупостью.

Чтобы долго не рассусоливать: полезла Царевна за котёнком, на дереве застрявшем. А при всех многочисленных достоинствах, физическая подготовка девушки оставляла желать лучшего. В результате – падение с высоты, тяжёлая черепно-мозговая травма и контузия позвоночника, кома. И никаких перспектив, хотя бы отдалённо смахивающих на оптимистические.

Тут заканчивается сказка про девушку, и начинается легенда о пациентке. Такие больные – не собирающиеся в себя приходить – даже в нейроотделении столичного госпиталя встречаются нечасто, но случается. Ни одна страховая компания, понятно, до бесконечности их пребывание в клинике оплачивать не собирается. И рано или поздно, но перед родственниками возникает дилемма: платить из своего кармана или дать больному спокойно к праотцам отправиться. Чаще всего соглашаются на второе. И не из-за подлости или душевной чёрствости. Просто содержать такого пациента очень и очень дорого, да и бесполезно.