Честное комсомольское!

– Скорее, Говорухин тогда с Зюгановым соперничал. Вы у Зюганова отобрали полпроцента, видимо…

– Не знаю, у кого мы отобрали полпроцента. Но формально, поскольку лидером гонки был Путин, то мы были его соперниками. Точнее, Станислав Сергеевич. Там был очень забавный эпизод. Говорухин, когда началась гонка, поскользнулся, по-моему, в бане это было, и сломал ребра. Попал в больницу. Не мог присутствовать на дебатах ни на радио, ни на телевидении. И выставил меня. Я ходил на все эти дебаты и выступал от имени кандидата в президенты Говорухина. Мы, правда, не говорили, с каким диагнозом он в больнице. Просто говорили, что заболел. И я постепенно так вошел во вкус, что начал уже сам себя ощущать кандидатом. (Смеется) А поскольку у нас политические взгляды со Станиславом Сергеевичем несколько разнились, то я не совсем точно его позицию отображал. Он все-таки ближе к либералам: сказывалась и его молодость в многонациональной Одессе, и его круг общения. Если к нему применить то, что Вяземский сказал о Пушкине, когда его спросили, какие были взгляды у Пушкина, а он сказал, что Пушкин был либеральный консерватор или консервативный либерал, как хотите, то как раз Говорухин был очень близок к этому определению.

С одной стороны, он был консерватор. Но круг общения у него в основном был либеральный. И он был человек в этом отношении далекий от русских имперских идей. А я как раз в то время уже ближе склонялся к русской консервативной идее. Я это все озвучивал на дебатах. Причем – они были в прямом эфире на первых каналах.

– Так вы ему помогли или навредили, Юрий, честно нам скажите?

– Я до сих пор не знаю. Но закончилось все тем, что после очередных дебатов по телевизору он мне позвонил из больницы и сказал: все, больше ты не ходишь на эти дебаты. Я не могу слушать ту ересь, которую ты несешь. Я завтра сам выхожу. И он досрочно выписался из больницы и в последние неделю-полторы уже сам всюду присутствовал. В результате – мы набрали грандиозные полпроцента. Слава богу, история подарила России шанс в виде президента Путина.

– Ваша публицистика в «Литературке» – с грустинкой, что вотушел человек, большой художник, который много чего недоделал, в том числе и с Поляковым вместе. Что у вас какие-то планы были…

– Вы знаете, мы довольно много общались. У нас были проекты, в которых Станислав Сергеевич предлагал мне участвовать. Он меня звал автором сценария, когда готовился делать ремейк знаменитого французского фильма «Лифт на эшафот». Я даже придумал несколько ходов, которыми он не воспользовался. Но и я отказался от этого проекта. Я считал, что зачем делать ремейки по французскому кинематографу? У нас масса хорошей своей литературы есть. Участвовал я в его проекте «Любовь в ритме jazz». Он иногда обращался ко мне за какими-то советами и предложениями с названиям. Вот это название – «Любовь в ритме jazz» – мы с ним вместе придумывали для этого фильма.

Когда он стал снимать Довлатова (фильм «Конец прекрасной эпохи». – Авт.), мы тоже с ним разговаривали. Я ему сказал: а что Довлатов? Он сказал: я понимаю, что это не очень большая литература, но никто так не показал, насколько чудовищно мы были несправедливы к советской власти. И во время нее страдали и мучились от того, на что сейчас даже не обращаем внимание. Это в фильме очень хорошо показано. Спросите зрителя: в чем конфликт? Ну, дескать, главного героя не печатают. Но не печатали тогда тысячи молодых писателей. У меня тоже не печатали «Сто дней до приказа» и «ЧП районного масштаба». Что же теперь, – ненавидеть за это страну, что ли? Там даже не ненависть, а какое-то ощущение себя посторонним, не в народе.

– В таких ситуациях эмигранты сетуют на отсутствие свободы…

– У нас сейчас одна из самых свободных в мире стран. И у нас и сейчас есть масса людей среди интеллигенции, которые себя чувствуют в стране посторонними и всячески этот пытаются выразить. Видимо, эта тема Говорухина привлекала. И он говорил: «Я понимаю, что ты завидуешь, но подожди. Может быть, я и твою вещь возьму – „Любовь в эпоху перемен“. Но жалко, что она тоже о журналистах. Два фильма подряд о журналистах нельзя».

– Когда вы в последний раз видели Станислава Сергеевича?

– Давно. Где-то прошлым летом.

– Один из авторов этого интервью нередко с ним созванивался.

– Я тоже созванивался. Писал для его журнала статьи. Но с тех пор, как в Барвихе он затворился, не виделся…

– Один из нас (авторов этого интервью) ходил в Галерею художников, на 9 дней с момента кончины Станислава Сергеевича. Вячеслав Володин приехал, были артисты, режиссеры. Такое было ощущение, как будто сидели и ждали его самого. Вот Говорухин, говорят, школу не оставил свою. Это несправедливо.

– Как раз деятели культуры такого масштаба, как он, и с таким демократическим талантом, как у Говорухина – а это был очень демократический талант, – они уже остались в отечественной культуре. Потому что до тех пор, пока будет существовать русская культура, люди будут смотреть и «Вертикаль», и «Место встречи изменить нельзя», будут смотреть его «Ворошиловского стрелка»…

– В котором вы были соавтором сценария.

– Да, это была первая наша совместная работа. Так что – с этим как раз все в порядке. Но я считаю, что есть какие-то вещи, которые надо обязательно делать. Например, Говорухин был замечательный писатель. Он написал немного, но то, что вышло из-под его пера, помимо сценариев: публицистика, мемуаристика какая-то, – это очень хорошо сделано.

Я думаю, что надо все это дело собрать и издать. И сценарии туда включить. Потому что, ведь из первого литературного сценария до фильма доходит ну, в лучшем случае, 50 процентов материала. И многие, прочитав эти первоначальные сценарии, той же «Вертикали», просто могут очень удивиться.

– А еще он картины как художник писал.

– Да, не все знают, что Станислав Сергеевич неожиданно во второй половине своей жизни стал работать как живописец. Я думаю, что многие бы купили альбом его живописных работ, который тоже можно издать, снабдив его какими-то комментариями, воспоминаниями тех художников, которые с ним работали. И, наконец, вот эта мысль, я о ней много раз писал: у нас нет какой-то продуманной системы, того, что большевики называли монументальной пропагандой. И совершенно необъяснимо, почему в Москве есть памятник Бродскому, но нет памятника Пастернаку или Заболоцкому.

Сейчас мало кто помнит, что была в свое время на Беговой так называемая Литературная деревня, где жили очень многие писатели, в том числе и Заболоцкий, Ахматова, Гроссман. Почему бы там не поставить памятники этим выдающимся мастерам художественного слова? Зачем обязательно памятник должен стоять рядом с Красной площадью?

Второй момент. Почему бы где-то в окрестностях «Мосфильма» не сделать такую аллею памятников нашим выдающимся режиссерам? Почему там не почтить память Пырьева, Ромма, Бондарчука, Герасимова, того же Говорухина?

– Нам такая идея нравится.

– А что, в кинематографе Говорухин фигура менее значительная, чем Ростропович, памятник которому установлен? Я считаю, что – более. Все-таки Ростропович, при всем к нему уважении, был исполнителем. А Говорухин – создатель. Почувствуйте разницу. Может быть, здесь Карену Шахназарову, человеку с государственным умом, отпраздновавшему недавно 60-летие мэру Москвы Сергею Собянину, которому я шлю запоздалые поздравления из-за рубежа, – действительно, подумать и сделать там, рядом с «Мосфильмом», который уже практически центр Москвы, такую аллею? И люди бы специально ездили, чтобы пройти и посмотреть на наших режиссеров.