Фосс

Допив портвейн, Фосс сделал вежливый жест, которому где-то научился, прочистил горло и степенно проговорил:

– Ваше здоровье, мисс Тревельян.

Она сжала губы, ощутив приятную горечь, снова откупорила графин и выпила глоток сверкающего портвейна за его здоровье – ради соблюдения приличий.

Вспомнив свою тетушку, она рассмеялась.

– Моя тетушка считает, что формальности следует соблюдать. Тем не менее, она не одобряет девушек, пьющих вино.

Фосс не понял ее слов. Зато увидел, как она красива.

Она знала, что красива – в определенном свете, в определенные моменты; при других же обстоятельствах лицо ее выглядело чересчур узким и непреклонным.

– Здесь у вас хорошо, – наконец признал Фосс, расслабившись от вина и поглядывая на полуоткрытые ставни, за которыми металась листва, птицы и свет.

Взгляд гостя неизменно возвращался к обстановке комнаты. Слишком много лишнего. Такие красивые женщины для него совершенно лишние, думал он, разглядывая ее стройную шею. Он вспомнил свою комнату, представил, как лежит на железной кровати. Порой его посещало чувство невыносимой красоты, но никогда подобный опыт не воплощался в конкретных образах. Он ничуть об этом не сожалел, прикрывая бледные веки в ожидании совершенно особой судьбы. Ему вполне хватало самого себя.

– Вы должны взглянуть на наш сад, – говорила мисс Тревельян. – Дядюшка увлекся им всерьез. Даже в Ботаническом саду вы вряд ли найдете подобное разнообразие!

Они вернутся скоро, подумала Лора, вот только недостаточно скоро. О господи, как же она устала от этого замкнутого, нелюдимого мужчины!

Девушка принялась покачивать ножкой. Шелковое платье блестит на солнце. Тонкая талия выглядит идеально. Тем не менее, навязанная роль ей претила, внутри поднималось глухое раздражение. Это он во всем виноват, думала она, держится высокомерно, а сам ничтожество, да еще эти его обтрепанные брюки… Ради развлечения она принялась сочинять фразы на грани любезности и неприветливости, которыми могла бы встретить его предложение руки и сердца. Лора Тревельян уже дважды получала таковые – одно от коммерсанта, возвращающегося в Англию, второе от некоего овцевода, – ну, то есть почти получала, поскольку ни один из двух джентльменов так и не отважился произнести его вслух. Поэтому мужчин Лора презирала, и тетушка Эмми опасалась, что она холодна.

И тут мягко захрустел гравий, заскрипела упряжь и повеяло по́том разгоряченных лошадей. Вдали зазвучали людские голоса.

– Вот и они! – воскликнула Лора Тревельян, поднимая руку.

В тот момент она была особенно хороша.

– Ach, – вздохнул Фосс. – Wirklich?[2]

Немец снова приуныл.

– Почему вы не посещаете церковь? – спросил он.

– У меня слегка разболелась голова, – ответила девушка, разглядывая на подоле крошки с печенья, которое попробовала в знак уважения к гостю.

Зачем он вообще спросил? Тощий немец ей не понравился. Тем временем гурьбой вошли остальные, заполнив пустовавший дом. Столь солидные каменные дома, которые будто поощряют к раздумьям, и мысли проскальзывают в них с легкостью теней, и тишина буквально материализуется в зримые формы, преображаются самым неожиданным, даже жестоким образом, ясно давая понять, что их комнаты принадлежат вовсе не мечтателям, а детям света, которые уверенно вступают в свои права и распахивают настежь все ставни.

– Мистер Фосс, не так ли? Мне действительно очень интересно с вами познакомиться.

Это была тетушка Эмми в элегантной серой ротонде из последней партии доставленных в колонию товаров.

– Фосс? Самое время, – сказал дядюшка, позвякивая мелочью и ключами. – Мы вас уже и не ждали.

– Фосс! Провалиться мне на этом месте! Когда успели вернуться в город, чудак вы человек? – спросил лейтенант Рэдклиф, который для Беллы Боннер был просто Том.

Сама Белла была еще слишком молода, чтобы участвовать в беседе на равных с прочими, зато ей вполне разрешалось красиво и искренне улыбаться, чем она и занималась сейчас.

Все вновь прибывшие немного запыхались, женщины развязывали ленты капоров и прихорашивались, мужчины посмеивались над какой-то новой шуткой, понятной только личностям с хорошей репутацией, холеным и заурядным.

Фосс среди них смотрелся пугалом. Он стоял, одеревенело покачиваясь вперед-назад. Лора Тревельян устранилась от беседы, ведь она уже ничего не могла поделать. Впрочем, помочь ему никто был не в силах.

– К сожалению, я пришел довольно давно, – начал немец, с трудом подбирая слова, – не приняв во внимание ваших естественных воскресных привычек, мистер Боннер, и в результате целых три четверти часа испытывал терпение бедной мисс Тревельян, которая была так добра и развлекала меня все это время.

– Наверняка ей было очень приятно, – сказала тетушка Эмми, хмурясь и целуя племянницу в лоб. – Как твоя голова, бедная моя Лора?

Девушка лишь махнула рукой и отошла в сторонку, надеясь, что о ней забудут. Мысли тетушки Эмми плавали на поверхности, благодаря чему почти всегда были очевидны. К примеру, сочувствие к тому, кто родился иностранцем, вряд ли оправдывает неосмотрительность племянницы, вероятно, расщедрившейся на их лучший портвейн. Поэтому миссис Боннер поскорее ринулась убирать поднос, хотя по графину судить о качестве вина было сложно.

– Раз уж вы здесь, Фосс, – проговорил ее супруг, который имел привычку позвякивать мелочью из страха перед безденежным прошлым, – раз уж вы здесь, то давайте обсудим все детали. Само собой разумеется, я снабжу вас любыми товарами, которыми торгую, и также с удовольствием посоветую, у кого следует закупать, к примеру, провиант – Фосс, не вздумайте отдавать предпочтение торговцам без моей рекомендации! Я вовсе не хочу сказать, что у нас тут много мошенников, но вы должны понимать, что бизнес есть бизнес. Кроме того, я уже связался с владельцами судна, которое доставит вашу экспедицию, по крайней мере, до Ньюкасла. Да! Из сказанного вы должны понять, что обеспечение экспедиции заботит меня не в последнюю очередь. Не подлежит сомнению, что вы и сами продумали многое, хотя и не сочли нужным уведомить меня. Кстати, в прошлую пятницу я получил письмо от мистера Сандерсона, который готовится принять вас на первом этапе путешествия. Многое нужно обсудить! По-хорошему, нам следует покинуть этих леди и, – торговец тканями прочистил горло, – поговорить.

Однако до этого пока не дошло. Никто из мужчин вовсе не собирался сдаваться без боя, и поединок взглядов продолжался. Оба были голубоглазы, но смотрели совершенно по-разному. Фосс часто терялся в своих мыслях как птица в небе. Мистер Боннер никогда не отрывал взгляда от знакомых предметов. Он стоял обеими ногами на земле.

– Должен сказать, я рад видеть вас снова, старина Фосс, – сообщил лейтенант Рэдклиф без малейшего удовольствия.

У него тоже были голубые глаза, в которых сквозила некая примитивная красота. Позже он наверняка обрюзгнет и станет более-менее похож на своего будущего тестя, благодаря чему, возможно, Белла и полюбила Тома.

– Где же вы были? – Лейтенант продолжал беседу с малоинтересным ему знакомым. – Заблудились в буше? – Ответов он не ждал и не слушал. – Снова квартируете у бедняги Топпа? Говорят, все его помыслы сейчас устремлены к одной юной леди, берущей уроки игры на флейте.

– Инструмент оригинальный и ничуть не подходящий для девушки, – заметила миссис Боннер. – Если хочется разнообразия (некоторые, я знаю, питают отвращение к фортепиано), то уж лучше арфа!

– Да, я снова квартирую у бедняги Топпа, – сказал Фосс, у которого ум за разум заходил от этого общества. – Я не заблудился в буше. Хотя мне доводилось бывать там, точнее, в его населенной части. Недавно я путешествовал по Северному побережью, собрал несколько интересных образцов растений и насекомых. Еще я посетил Моравских братьев в заливе Моретон, провел у них пару недель.

Теперь Фосс обрел почву под ногами. Он и в самом деле немного пошатывался, зато обтрепанные штанины его брюк скрылись в густом ворсе ковра. Насколько меньшей разрушительной силой обладают жажда, лихорадка, физическое истощение, думал он, чем людское общество. Как-то раз в горном ущелье на него рухнул валун, едва не погребя под собой, и ободрал ему руку, а потом покатился дальше, ломая деревья и неся гибель кенгуру-валлаби. Смертельная опасность разбудила в немце дух противоречия и придала сил. Он продолжил путь, чувствуя в себе дыхание жизни. Но слова, даже если это слова доброжелательности и поддержки, даже если они падают мимо цели, едва его не убивали.

2

Увы. Неужели?