Розы тени

Гибель Гилла, отца Лулаха и первого мужа Груох, была страшной даже по меркам этой привыкшей к жестокости страны. Гилл был сожжен заживо в собственном пиршественном зале вместе с полусотней приближенных.

И, хотя Мак Бетад всегда (почти всегда) был добр к ней и Лулаху, а может быть, именно поэтому, у леди Груох так и не хватило духа спросить, не он ли стоял за этим злодеянием. Ее замужество с Мак Бетадом было одобрено Большим кругом жриц в Форресе. Жрицы следили, чтоб их питомицы становились женами всех rigdomna – людей королевской крови, имеющих права на трон Альбы. А пустошь Форрес, где справлял обряды Большой круг, находилась в Морэе, ставшим приданым леди Груох, которая была в то время Матерью ковена. Она согласилась на этот брак, тем более, что сын Финдлейха пришелся ей по сердцу. И лишь потом она осознала, что зрелище страшной гибели отца не прошло для Лулаха бесследно. Ему было всего два года, когда погиб Гилл Коэмгайн, и выросши, он так и остался маленьким мальчиком, который покорно выполнял все, что ему велели взрослые. Не знала она в начале замужества и того, что Майри инген Катмал, мать Гилла, бывшая Старухой ковена, жрицей Синелицей смерти, не смирилась с гибелью сына. Она наложила на Мак Бетада проклятье – вовек не иметь потомства. А если бы Груох и знала об этом, что с того? У нее был сын, и вся материнская забота принадлежала ему. Лулаха Майри, приходившаяся ему бабкой, не проклинала. И не было в том нужды, как позже поняла Груох.

Брид как будто угадала ее мысли.

– Я помогала тебе и после женитьбы Лулаха. – Она перенесла взгляд на Фиону и поправилась: – Мы обе тебе помогали.

Нет, Лулах не вырос беспомощным идиотом, пускавшим слюни и не умевшим говорить. С виду он был мужчина как мужчина, не хуже многих. Прост умом, конечно, та к не всем же мудрецами быть, а для умных советов Ард Ри и держат советников. Никто из королевского окружения не возроптал, когда Мак Бетад провозгласил Лулаха своим наследником. Против короля, слабого умом страна бы не возмутилась. Иное дело король, который слаб с мечом руках. Еще хуже король, слабый в чреслах, такой делает землю бесплодной, ибо король и его страна связаны священными узами. Мак Бетад был воином сызмальства, никто бы не усомнился в его силе. И, чтоб не называться бесплодным королем, он усыновил Лулаха. Доннкад, его предшественник, на поле боя героем себя не проявил, но сумел зачать сыновей прежде, чем у него стала расти борода. А несчастный Лулах вовсе не был воином. Оставалось надеяться, что он, в отличие от отчима, сумеет произвести на свет потомство – ведь телом он был здоров и крепок.

Только это была лишь видимость. Это было известно матери Лулаха, равно как и его молодой жене. А неспособного правителя не потерпели бы ни королем, ни мормаэром. Но тут вмешалась Брид, Мать ковена.

Король и его земля связаны священными узами, но есть узы более древние и святые – те, что связывают Богиню и ее избранника, Рогатого Охотника. И ради того, чтоб рождала земля и плодились звери, птицы и рыбы, во время ритуала Священного брака, в праздник Ламмас, Урожайную ночь, Дева ковена сочеталась с тем, кого избрали воплощением Рогатого. Жрицы Форреса много могли бы рассказать о том, как изменялся этот обычай. Богиня вечна, а Рогатый Охотник каждый год осенью умирает, а весной возрождается. Поэтому избранника в рогатой маске разрывали в клочья, и разбрасывали эти клочья по пустоши Форрес. Избранник шел на это добровольно, и бывал счастлив своей жертвой – ведь его кровь, напитавшая землю, позволяла взойти новому урожаю. И непременно хотя бы раз ложе Богини должен был разделить король. Иногда королей убивали, иногда нет. Но, вступая в священный брак, любой король тем самым выказывал, что готов принести себя в жертву.

Это было давно. Короли Альбы уже четвертое столетие, а то и больше, числились христианами, и не посещали обрядов у Камня Богини в Форресе. Тот, кому выпала честь воплощать Рогатого во время ритуала, избирался из последователей древней веры; такие еще оставались в горах и на побережье. Теперь их не убивали, а связывали клятвой молчания.

Груох и Брид уговорили Фиону стать Девой ковена, тем более, что девой она в браке с Лулахом и оставалась. Исполнив свой долг при Священном браке, и не раз, Фиона произвела на свет сперва мальчика, потом девочку, призванных укрепить династию. Лулах и впрямь считал их своими – ведь он очень смутно представлял, откуда берутся дети. А Мак Бетад ничего не подозревал. Брид позаботилась, чтоб никто из мужчин, участвовавших в обрядах, не проговорился. Конечно, их не разорвали в клочья, но у каждой жрицы имелся нож с изогнутым лезвием, острым, как бритва. О подробностях Груох так же не нашла в себе сил спросить Брид, как не спросила Мак Бетада о гибели Гилла.

И вот – все оказалось напрасно. Напрасны были все ухищренья, какими Груох пыталась обеспечить сыну защиты, наследование земель и короны. В двадцать восемь лет Лулах покинул мир, как мог бы покинуть его ребенком – не оставив следа.

– Он принесен в жертву по древнему обычаю, – певучим голосом произнесла Брид. – Так быть должно. Великая жертва, королевская жертва. Сначала двойника короля возносят между небом и землей, затем скармливают огню, дабы ветер развеял пепел…

– Они… сожгли моего сына? – прошептала Груох.

Больше всего на свете Лулах боялся огня. После того пожара, что поглотил Гилла и его воинов.

– Нет, он умер быстро, в петле. Но, пока не свершится огненное погребение, обряд не завершен, Ты знаешь обычай. Если нет возможности сжечь тело, сжигают руку или голову. Мой человек доставит сюда руку Лулаха. Для ритуала следует собраться вместе трем великим жрицам – Старухе, Матери и Деве. Так быть должно.

– Так рок судил, – завершила Фиона установленную формулу заклятия.

– Нас не допускают нынче в Форрес. Так что с того? Эта глупая церковь стоит на месте святилища Бригиты, которую христиане принимают за свою святую. Совершим обряд здесь, на острове, и развеем пепел над озером.

– Нет, – Груох приложила сухие пальцы к выцветшим губам. – Я этого не сделаю. Я больше не буду приносить жертвы Богине.

– Что ты говоришь?

– Всю жизнь я служила ей, и что получила взамен? Мой брат был убит Маэлем Старым. Гилл Коэмгайн сгорел в огне. Лулах был скорбен умом, а теперь мертв. Мак Бетад мог бы защитить его, но он тоже мертв.

– Опомнись! Это Мак Бетад заключил тебя в монастырь!

– И правильно сделал. Другой христианский король отправил бы жену на костер за то, что она отправляет обряды древней веры. А он объявил меня безумной и отослал сюда. Здесь я нахожу утешение, которого не давали мне сестры в Форресе. Если хочешь, можешь быть Старухой ковена. Я возвращаюсь в монастырь. Буду молить Господа нашего Иисуса Христа за души Гилла Коэмгайна, Мак Бетада и Лулаха. А ты будешь править. Ведь ты всегда хотела именно этого, не так ли?

– У меня есть права. Я королева и мать короля.

– Я тоже была королевой и матерью короля. Много ли счастья мне это принесло?

– Счастье! – с презрением бросила Брид, будто это слово означало что-то низменное. Потом повернулась к Фионе. – Теперь тебе придется стать Матерью ковена.

– Нет, – негромко, но твердо ответила та. – Я возвращаюсь в горы.

– Что ты этим хочешь сказать, Фиона инген Финнгуал?

– Я должна заботиться о своих детях. И только мои родичи сумеют защитить их, пока они малы. Как родичи Доннкада защищали твоих сыновей. Но ты не бойся меня, леди Брид. Я не хочу соперничать с тобой ни как королева, ни как Мать ковена. Я не буду ни той, ни другой. Мне нужно лишь, чтоб мои дети унаследовали Морэй. Если король Маэль Колум пообещает мне это, он может не опасаться мести.

– Еще бы я стала бояться тебя, Фиона. Ты жалка и слаба, так же, как она. – Брид указала в сторону Груох. – Но если она стала такой от старости, ты жалка сама по себе. Вы предали меня, предали Богиню, – что же! Мне не нужен ковен, если он состоит из таких, как вы. Я сама удержу власть и послужу древней вере!