Страница 3 из 6
О характере писателя
Лично я думаю, что писать прозу – неподходящее занятие для людей рассудительных и трезвомыслящих. Нет, разумеется, для работы прозаика неплохо иметь образование, требуются также интеллект и некоторые знания. Ведь даже у меня есть какой-никакой интеллект и определенный запас эрудиции. Наверное. Как-то так. Хотя если вы сейчас потребуете от меня однозначного ответа, так ли это, боюсь, не смогу с уверенностью ответить.
Я считал и продолжаю считать, что люди, которые соображают слишком быстро или знают гораздо больше других, в прозаики не годятся. Потому что написание повести или романа подобно излаганию сказки или былины – это медленный, задумчивый процесс, движение на «низкой передаче». Переводя пример в область телесного опыта, можно сказать, что мыслительный процесс прозаика движется немного быстрее обычного пешехода, но, пожалуй, медленнее, чем велосипед. Есть люди, которым хорошо думается с такой скоростью, а есть и те, кому не очень.
В большинстве случаев прозаик упорядочивает то, что бродит у него в голове, таким образом, чтобы получилось повествование, некая история, а затем выражает ее в словах. Он работает на разнице форм содержания – первоначальной и выраженной – и, рассказывая свою историю, использует эту разницу как рычаг. По сути, это движение в обход, окольным путем – довольно затратное, надо сказать, по времени занятие.
Если мыслеобразы в вашем сознании яркие, с четким контуром и однозначным посылом, то нет нужды упорядочивать их в рассказ или повествование. Разумнее преобразовывать их в слова, как они есть – так будет гораздо быстрее и до окружающих легче станет доходить. Например, мысль, выраженную в форме повести, на написание которой у вас уйдет полгода, вполне вероятно, можно было бы сформулировать на бумаге за три дня, если не ходить вокруг да около. А если говорить в микрофон, то, возможно, хватило бы и десяти минут. Для людей, которые быстро соображают, конечно же, не составит особого труда уложиться в эти временные рамки. И у слушателей тоже наступит прозрение, и все сразу встанет на свои места: «Вот оно что! Теперь понятно!» Что называется: «голова хорошо работает».
Людям с обширным багажом знаний также вряд ли пригодится этот непонятный, бесформенный сосуд под названием «проза», который еще попробуй наполнить смыслом. Фантастические умопостроения с нуля тоже не для них. Если они на основе своих знаний выстроят стройную логическую структуру, то, выраженная словами, она окажется настолько убедительной, что публика и так придет в искреннее восхищение.
Причина факта, что многие литературные критики в каком-то смысле не в состоянии понять художественную прозу – а если и понимают, то не могут словами выразить свое понимание, – кроется, как мне кажется, именно в этом. Литературные критики в массе своей очень умные люди, голова у которых работает гораздо лучше, чем у авторов прозы, и даже, я бы сказал, слишком хорошо. И соображают они чересчур быстро. Они просто физически не приспособлены к такому неспешному транспортному средству, как роман или повесть. Поэтому критики то и дело подгоняют темп авторского текста под темп своего восприятия и, следовательно, выстраивают логику рассуждений не по оригиналу, а по собственной интерпретации. Иногда такой подход может оказаться кстати, но порою он абсолютно неуместен. Соответственно критика иногда удается вполне, а временами не удается вовсе. По крайней мере в тех случаях, когда темп повествования медлителен не ради самой медлительности, а потому что это позволяет достичь эффекта многослойности и сложности, такой подход может привести к заметному искажению восприятия исходного текста.
В общем, я не раз и не два самолично наблюдал, как люди сообразительные и проницательные, настоящие светлые головы – а как правило, именно такие чаще всего приходят в литературу из других профессий, – написав парочку романов, пропадали с литературного горизонта. Написанная ими проза была качественной, в ней чувствовалась одаренность авторов. Изредка попадались настоящие открытия. Но почти никто из этих авторов, за редчайшим исключением, не задержался на ринге надолго. Такое ощущение, что им просто было интересно попробовать что-то новое, и, удовлетворив любопытство, они шли дальше.
Может быть, роман даже при наличии определенного литературного таланта так просто не напишешь больше одного раза в жизни? Или, может статься, люди проницательные как-то не видят для себя такой уж большой пользы в написании прозы. Они пробуют раз, пробуют другой, а потом говорят: «О’кей, все с этими романами понятно». И идут себе по другим делам. Можно ведь такое предположить? Ну что им просто становится очевидно: можно заняться и чем-то более эффективным.
Вот тут я их прекрасно понимаю. Написание романов – это деятельность с чрезвычайно низким коэффициентом полезного действия. Она построена по принципу нанизывания «примеров». Автор романа берет определенную тему и развивает ее, помещая в разные контексты. То есть он как бы говорит: «Вот это, к примеру, может оказаться чем-то таким». Если же и в этом своеобразном перифразе попадается какое-то неясное по смыслу, неоднозначное место, то автор опять прибегает к тому же приему: «А вот это, к примеру, может быть чем-то другим». Примеры могут продолжаться и продолжаться. Нескончаемая вереница, гигантская матрешка перифразов. Иногда я думаю, что в мире едва ли найдется более неэффективный и мешкотный процесс. А вот если с самого начала раскрыть первую тему полностью – сформулировать все точно, незамутненно, интеллигентно, то все эти бесчисленные примеры, все это нанизывание станет абсолютно ненужным. Это прозвучит радикально, но тех, кто пишет прозу, наверное, можно охарактеризовать как «особый тип людей, которые полны решимости сделать ненужное нужным».
Сами прозаики, конечно, считают, что как раз за такими вот ненужными, нескладными высказываниями скрывается сущностная истина. Вы можете подумать, что я тут занимаюсь казуистикой, но многие писатели действительно верят в это и, исходя из избыточности, создают произведения. Так что нет ничего удивительного в существовании двух диаметрально противоположных мнений: «можно совершенно спокойно прожить без всяких романов» и «жизнь без романов решительно невозможна». Тут уж все зависит от свойственного вам метода членения временного континуума и от особенностей вашего мировоззренческого глазомера. Выражаясь точнее, неэффективное и нескладное – это обратная сторона эффективного и складного, а мир, в котором мы живем, – многоярусный и многослойный. Если один из слоев исчезнет (или один из ярусов начнет проседать), то весь мир исказится.
Это всего лишь мое личное мнение, но по своей сути создание прозы все ж таки довольно «идиотское» занятие. В нем почти никакой элегантности, никакой изюминки. Ты сидишь сиднем в комнате, один, как сыч, и словно заведенный крутишь текст туда-сюда: «Так не пойдет! И так тоже не годится!», исступленно мотаешь головой… И так за письменным столом проходит твой день, но за доведение до совершенства одной-единственной строчки текста никто тебя не похвалит, аплодисментов не будет. Даже по плечу никто тебя одобрительно не похлопает, дескать, молодец, хорошо поработал. Сам себе молча кивнешь, вот и все. А когда книга уже будет написана и опубликована, то на эту твою идеальную строчку скорее всего ни один человек так внимания и не обратит. Такая вот у прозаика работа. И времени занимает немерено, и вообще одно от нее расстройство.
В мире есть люди, которые целый год занимаются тем, что с помощью длиннющего пинцета выстраивают миниатюрную модель корабля внутри стеклянной бутылки, так вот, писать роман – это почти то же самое, неимоверно похоже. Я руками ничего делать не умею и на подвиги, как человек с пинцетом, не способен, но в чем-то главном у нас с ним немало общего, я считаю. Когда пишешь роман, то занимаешься мелкой, кропотливой работой за закрытыми дверями изо дня в день. А она все никак не заканчивается… В общем, я думаю, что на такой работе вряд ли у кого-то получится протянуть долго, если только это не подходит к его характеру или он просто по жизни не особенно напрягается.