Змеиное варенье

Я не могла избавиться от смутной тревоги и ощущения надвигающейся беды, даже когда уже добралась до холодного дома Лешуа. Несмотря на все усилия Тени по приведению поместья в порядок, оно все равно плохо протапливалось, особенно по ночам. И от холода я страдала гораздо больше, чем от голода, тщетно пытаясь отогреться на теплой кухне. Господин Лешуа в обычной немногословной манере рассказывал, как надо готовить тесто:

— Берешь белую муку и чистую воду сообразно, чашу сладкого масла, немного шафрана и желтки от двух яиц, делаешь тесто, тонкое и мягкое, какое только можешь…

Я смотрела, как он ловко растирает масло с мукой в крошку, подливает шафрановую воду и начинает вымешивать тесто, потом раскатывать и складывать заново… Бессмысленность этого занятия отупляла, я зажмурилась и встряхнула головой.

— Господин Лешуа, я думаю, что следует устроить небольшой прием и объявить о нашей помолвке уже в это воскресенье.

Он вздрогнул и уронил скалку, уставившись на меня в немом изумлении.

— Я не… О какой помолвке? Вы с ума сошли?

— О нашей.

— Я не делал вам предложения руки и сердца. О чем вы?

— Зато я вам его делаю. Прямо сейчас.

— Вам не кажется, госпожа Хризштайн, что вы несколько…

— Лидия. К чему формальности между будущими супругами? Дерек, у меня нет времени и сил играть в обычные игры с томными вздохами, стыдливыми взглядами и случайными неловкими прикосновениями…

Да и вы, слава Единому, уже не мальчик. Я красива, умна, благородного рода, и у меня есть небольшое состояние. Поэтому наш брак станет обоюдовыгодным союзом во всех смыслах этого слова.

— Мне не нужна жена, — Лешуа медленно вытер руки от муки, потом занялся начинкой для пирога.

— Зато мне нужен муж вроде вас, — жестко сказала я. — Поэтому вы женитесь на мне, если хотите узнать, что случилось с вашим мальчиком.

— Довольно уже, госпожа Хризштайн. Вы забываетесь. Вам напомнить, на каких условиях вы живете в этом доме? Мало того, что вы бесцеремонно здесь распоряжаетесь, так вы имели наглость притащить сначала этого выжившего с ума старика, а потом еще и беглого раба! Может, мне сообщить о вас страже?

Он продолжал яростно стучать ножом по разделочной доске, не замечая, что лук уже давно превратился в мелкое крошево, распространяя резкий злой запах по всей кухне.

— Не надо злиться на меня, Дерек, лучше сберегите гнев для того, кто убил вашего сына.

— Мой сын сам покончил с собой. Я видел все собственными глазами!

— Вы забились сюда, словно раненый зверь в берлогу, отгородились от мира и ничего не хотите слышать.

Но еще четыре жертвы, дети богатых и знатных, умерли похожим образом. И среди них Марина Остронег.

Знаете, как умерла она?

— Не знаю и знать не хочу, — огрызнулся он, смахивая луковое крошево в кипящее масло на сковороде и принимаясь очищать от скорлупы вареные яйца.

— Ее смерть тоже видели свидетели. Она стала есть. Обжираться. Пока не лопнула.

— Что?

— Да, в прямом смысле этого слова. Хотя с другой стороны, я вот думаю… — я возила пальцем по столу тающий от жары кусочек масла, выводя им замысловатые узоры. — Пожалуй, ваш сын был единственной жертвой, о которой нельзя достоверно утверждать как о жертве колдовства. Он мог действительно покончить с собой из-за неразделенной любви к Марине. И вы, убитый горем отец, могли жаждать мести и сойти с ума от ярости, видя, как эта шлюха продолжает кружить голову другим юношам, появляясь вместе с ними в "Золотой лисице". Сначала вы убили Жуана, с которым она встречалась, потом Драгана, ее следующего ухажера, а потом не выдержали и убили саму Марину… А когда узнали, что эта мерзавка была обещана в жены Гук Чину, то ваша безумие толкнуло вас продолжить месть, убив и его…

— Что за бред вы несете? — потрясенно выдохнул мужчина.

— Возможно, мне следует поделиться этим бредом с господином инквизитором…

— Как вы можете… так мерзко… Я не понимаю…

— Но с другой стороны, если вы станете моим мужем, то мне определенно станет невыгодным вас сдавать…

Я встала со стула, едва передвигая ногами, окоченевшими от холода и долгого сидения.

— Напоминаю, прием в воскресенье. Тень вам поможет все подготовить, можете располагать ее временем.

И еще…

Я приблизилась к нему и провела ладонью по его щеке. Он смотрел на меня бесцветными глазами, гневно раздувая ноздри и поджав губы.

— Я могу быть не только хорошей женой, но и ласковой любовницей.

— Любовница мне тоже не нужна — процедил он. — Вы мне отвратительны.

— Какая жалость, — пробормотала я. — Никто меня не хочет… Пойти, что ли, невольника отыметь…

— Только посмейте заняться в моем доме непотребством! Я вас выставлю и не посмотрю на последствия.

— Ладно, не буду, — легко согласилась я и расстегнула пуговицу на его рубашке. — Но мне нужно…

Он возмущенно оттолкнул мою руку, а потом всадил нож в разделочную доску.

— Убирайтесь, я сказал!

— Дерек, мне стало известно, что год назад вы сильно обожглись, опрокинув на себя кипяток. С какой стороны у вас ожог? С правой? Да?

— Я не знаю, кто сказал вам подобную глупость. У меня нет никакого ожога, я не настолько криворук, чтобы обвариться кипятком!

Секунду я стояла в замешательстве, потом кровавая пелена бешенства застила мне глаза. Я в одно мгновение оказалась рядом с мужчиной и рванула на нем рубашку. Ни единого следа… Убью, козлину патлатую…

Я влетела к себе в комнату и заметалась в ярости по узкому пространству. Надумали меня одурачить, господин инквизитор? Не на ту напали. Придется преподнести вам еще один урок, а господину Лешуа немного пострадать из-за досадной неприятности на кухне… Потому что я никогда не ошибаюсь. С правой стороны, значит, с правой.

Меж тем, на пороге комнаты появилась запыхавшаяся служанка.

— Госпожа, вас…

— Ты вовремя. Тень. В это воскресенье будет прием по случаю моей помолвки с господином Лешуа.

Займись подготовкой…

— Госпожа! — всплеснула она руками. — Он поэтому вылетел из кухни и закрылся у себя в комнате? Так же нельзя…

— Пусть поплачет, раз такой нежный, — зло оборвала я ее. — А мне приведи невольника, уж тот не посмеет отказать мне в ласках…

Тень побледнела и отшатнулась.

— Да вы что? Он же совсем мальчик… Побойтесь бога…

— Это пусть Единый меня побоится. Ты оглохла? Тащи мальчишку сюда.

— Господи, какой срам-то! Сначала вы за инквизитором бегали, потом замуж удумали за того, кто вам в отцы годится, а теперь бедного ребенка захотели… Госпожа, ну одумайтесь, не позорьтесь на весь белый свет!.. Вы же не такая…

Мне надоели ее причитания, поэтому я оттолкнула ее с дороги со словами:

— Ну не старика же Милоша мне в постель тащить, верно? Он уже и не помнит, что там делать…

— Подождите, подождите! Госпожа… — Тень висела у меня на руке. — Я же вам не сказала. Там вас посетитель дожидается.

— Кто? — нахмурилась я.

— Он не представился. Гаяшимец какой-то.

Колени подогнулись, пришлось ухватиться за косяк двери, а тошнота подкатила к горлу. Началось…

— Невольника запри в его комнате. Никуда не выпускай. Подай чай и займи чем-нибудь Лешуа. Пусть поплачется у тебя на плече. Чтоб в гостиной никто не появлялся. Шевелись!

Я сидела напротив маш-уна Уль Джена с каменным выражением лица, судорожно прикидывая варианты.

Церковник торжествующе улыбнулся и чуть наклонил голову в насмешливом приветствии.

— … Простите мое вторжение, достопочтимая Хризштайн, однако я не смог удержаться, чтобы не убедиться лично…

— Убедились?

— Несомненно. Однако меня терзает любопытство, это парик?

— Нет.

— Тогда как?

— Пусть терзает дальше.

Привычка вежливо улыбаться при любых обстоятельствах меня и раньше раздражала в гаяшимцах, а сейчас вовсе доводила до белого каления. Желудок свело от голода, и я первая прихлебнула горький чай.

— Что же мне с вами делать, достопочтимая Хризштайн? Что вам грозит за притворство инквизитором? За похищение невольника?