Змеиное варенье

— Риск? — переспросил я. — Какой риск?

— Риск смертельного исхода. Пять к одному. К одному удачному. Ты все еще хочешь узнать больше?

Я застыл в отчаянии, стиснув кулаки.

— Хочу. Если Лидии станет совсем плохо, то даже такой шанс лучше, чем ничего…

— Ты не понял, Кысей. Больному как раз ничего не грозило. За его выздоровление своими жизнями расплачивались лучшие из лучших среди церковников… те самые духовники. Впрочем, орден духовных спасителей давно сгинул в небытие…

На редкость благодушный кардинал сразу же удостоил меня аудиенцией, даже не пришлось подпирать стены в холодной приемной в ожидании. Старый церковник милостиво кивнул мне садиться и потер руки:

— Что ж, теперь дознание полностью в нашей воле. Тайный сыск ограничен в полномочиях и перестанет путаться под ногами. Кысей, ты понимаешь, какая сейчас на тебе ответственность?

— Обозначьте мои полномочия, — с нажимом произнес я. — Кроме того, насколько я понимаю, речь пойдет не столько о вопросах веры, сколько о… политике?

— Правильно понимаешь, мальчик мой, — довольно улыбнулся кардинал. — Князь стар и сдает позиции, поэтому вопрос престолонаследования скоро встанет очень остро. И при дворе есть некоторые… скажем так, недоброжелатели Святого Престола, которые стремятся заполучить больше власти, чем положено простым мирянам, пусть даже обремененным благородным происхождением. Верховный каноник Кирилл слишком потакает им, чтобы надеяться на его вмешательство.

Мне сделалось тоскливо и пусто — опять политика.

— Мой долг — остановить богопротивное колдовство и защитить людей от тьмы безумия. Участвовать в политических играх я не желаю.

— Придется. Потому что это тоже часть твоего долга. И мне странно слышать от тебя подобные речи. Ты же видел, к чему приводит невмешательство Святого Престола в дела светской власти при грызне за престол? Или ты уже забыл Асад?

— Нет, и никогда не забуду. Но давайте я сразу обозначу свою позицию, ваше святейшество, чтобы не было недопонимания в дальнейшем. Если колдуном окажется кто-то из власть имущих, то он предстанет перед судом Инквизиции, невзирая на политические резоны.

— Почему ты решил, что…

— Не надо быть семи пядей во лбу, — нетерпеливо перебил я церковника, — чтобы заметить, что все жертвы происходили из благородных и богатых семей. Незаметно воздействовать на них мог только человек их круга, то есть такой же вельможа, как они, возможно даже, что из княжьего окружения.

Кардинал Яжинский встал с кресла и подошел к окну, отвернувшись от меня. Полуденное зимнее солнце расцветило ледяные узоры на окнах, которые церковник даже не замечал. Я терпеливо ждал его ответа, хотя сидеть в низком кресле было неудобно.

— Возможно, — кардинал оторвался от изучения окна и обернулся ко мне, — возможно, что и вельможа. Казначей и адмирал были ключевыми фигурами при дворе, верными власти Святого Престола. Они могли поддержать младшего сына князя в престолонаследовании. Но если они потеряют влияние, то на престол может взойти старший сын, Петру Ярижич, который не жалует Церковь и все больше смотрит в сторону вольностей в вопросах веры, которые себе позволяют гаяшимцы. Но смерть Гук Чина ослабила его позиции.

Я помолчал некоторое время, обдумывая услышанное, потом спросил прямо:

— Если колдуном окажется кто-то из политических союзников Святого Престола, что тогда?

— Надеюсь, этого не произойдет. Но если вдруг это случится, то, разумеется, он не останется безнаказанным. Но перед судом Инквизиции он не предстанет, уясни сразу. В этом случае лишняя огласка нам ни к чему.

— Я буду настаивать на суде в любом случае, — твердо заявил я. — Жертвы должны получить отмщение, как и их родственники. Кроме того…

— Прекрати эти глупости, Кысей. Уверяю тебя, что родственники и сами не захотят огласки.

— Это ничего не меняет. Страх, посеянный колдуном в человеческих сердцах, должен быть искоренен. Люди должны знать, что Святая Инквизиция защищает их от безумцев, отдавших душу и разум во власть демонов, что отмщение обязательно наступит…

— Довольно уже, — поморщился кардинал, — довольно этой патетики. В зале суда с ней будешь блистать. Если он состоится. Иди.

Я встал с кресла и покачал головой.

— При всем уважении к вашему сану, монсеньор, я останусь при своем мнении. И мне необходимо опросить семьи погибших, в том числе и казначея, а также…

— Исключено, — отрезал церковник. — Я лично провел опрос, все записи у тебя есть. Или у тебя появились еще вопросы?

— Появились. И я настаиваю на том…

— Кысей! — благодушное настроение покинуло кардинала, он рассердился. — Всему есть предел. Ты и так много себе позволил. Мало того, что притащил эту настырную пройдоху на вскрытие, так она еще и посмела открыть рот! Или ты ее не предупредил?

— Я еще раз прощу прощения за поведение госпожи Хризштайн.

Я склонил голову и упрямо добавил:

— Однако именно благодаря ее замечанию были обнаружены неопровержимые доказательства колдовских изменений в теле убитого…

— И что? В ножки ей поклониться? Или ты и дальше собираешься держаться за ее юбку? Дознание прекрасно обойдется без нее.

— Осмелюсь заметить, монсеньор, — я спокойно проигнорировал его обидное замечание, — что госпожа Хризштайн настолько преуспела в собирании слухов, что уже знает об адмирале Мирчеве.

— Что?!? Глупый щенок! Ты все ей выболтал?!?

— Она узнала об этом не от меня, а из других источников. А это свидетельствует о том, что слухи уже поползли по городу, и скоро скрыть правду о смертях будет невозможно. Кроме прочего, поверьте, монсеньор, лучше мне самому опросить казначея и адмирала, чем ждать, пока к ним подберется госпожа Хризштайн.

От былого благодушия кардинала уже не осталось и следа. Церковник рухнул в кресло и уставился на меня из-под приложенной ко лбу ладони.

— Должно быть, это я сошел с ума… — пробормотал он. — Какого демона ты не можешь приструнить своего фамилиара? Почему ты позволяешь этой потаскухе…

— Не надо, монсеньор, — поморщился я, неожиданно задетый его грубостью по отношению к Лидии. — Почему вы не хотите принять ее как союзницу, продолжая вместо этого относиться, как к помехе и…

— Да потому что на кону слишком много! — кардинал стукнул по столу кулаком. — А ты тянешь в дознание эту девку, даже не задумываясь над последствиями! Уйми ее, иначе это сделаю я. Поди вон!

Лицо старика побагровело от гнева, он часто дышал, поэтому я решил больше с ним не спорить. В то же время было ясно, что Лидию мне не остановить, раз она уже что-то задумала. Оставалось лишь надеяться, что у меня получится уговорить кардинала в следующий раз.

Колеса экипажа скрипели по заснеженной дороге, мешая сосредоточиться. Я поежился от тревожных мыслей. Глупо было рассчитывать, что я смогу держать безумицу в узде. Лидия слишком деятельна, чтобы сидеть сложа руки. К сожалению, я плохо представлял себе заведенные при дворе порядки, чтобы знать, могут ли принять во дворце князя обычную крету. Она сама упомянула, что это маловероятно. Но если ей стукнет в голову непременно туда попасть, то она своего добьется, если понадобится, ужом извернется и проскользнет… Тьфу, опять змеи! Но тогда ярость кардинала обрушится на нее вместе со всей мощью Святой Инквизиции, и Лидии несдобровать. Вот поди, убеди ее в этом… Упрямая безумица… Что же мне делать?.. В дела Святой Инквизиции мог вмешаться только один орден — орден Пяти. Я вспомнил про рекомендательное письмо отцу Павлу, главе ордена, но тут же отмел эту идею. Кардинал обмолвился, что тот был против моего назначения в столицу. Лучше оставить обращение к главе ордена на крайний случай. Оставался еще один вариант, но он мне тоже не нравился.

Я выбрался из экипажа, чувствуя, как схлынули заботы и страхи предшествующих дней. Дом четы Остенбергов оказался на удивление уютным и гостеприимным, в него хотелось возвращаться, чтобы отогреться не только телом, но и душой. Я расплатился с извозчиком и уже направился к массивным дверям аптеки, как мне навстречу выскочила госпожа Бергман, волоча за собой сына. От гнева перехватило горло, я шагнул им наперерез и заступил дорогу.