Последний выдох

Существо дернулось, пошевелилось и замерло в неподвижности.

Это оказалась рыба. На этом сошлись все полдюжины очевидцев, робко приблизившихся к существу после того, как оно неподвижно пролежало на песке целую минуту, и стало очевидно, что море больше не собирается гнать на берег большие волны. Но рыба – в двадцать, если не в тридцать футов длиной, и толщиной с тюфяк высотой до бедра, а ее тело и голова были покрыты не чешуей, а скорее костяными пластинами. Никто из очевидцев и предположить не мог, что это за вид. Существо казалось мертвым, но так сильно походило на чудовище со страниц иллюстрированной книги о меловом периоде, что никто не рискнул приблизиться к нему ближе, чем на двадцать футов. Даже собаки старались держаться подальше и лаяли на разбегавшихся омаров и крабов.

Из раскрытых бронированных челюстей на тупой морде рыбы поначалу вытекала вода, но вскоре и это движение прекратилось.

Пожилая женщина, одетая в парку, не выдержала невероятного и не слишком приятного зрелища.

– Пойду, вызову кого-нибудь, – сказала она, повернувшись спиной к рыбе. – Спасателей или еще кого.

– Да, – отозвался молодой человек. – Пусть они сделают ей искусственное дыхание.

Выше, на сухом песке, рядом с тротуаром и площадками для гандбола, на подходе к обращенной к морю шеренге магазинов, кафе и старых массивных жилых домов, ошалевшие крабы и омары ползали кругами и помахивали клешнями в воздухе.

Книга вторая

Прибавить жизни

Отец получал массу удовольствия, зажигая петарды и бросая их нам под босые ноги, чтобы мы приплясывали, когда они взрывались. Однажды на Четвертое июля он чрезвычайно увлекся этим занятием. Тогда мы втроем объединились, заставили его снять туфли и чулки и плясать на лужайке, пока мы все бросали ему под ноги зажженные петарды.

Глава 12

– А что они едят? – снова спросила Алиса.

– Мелкую рыбешку и лягушек!

Алису одолели сомнения.

– А если рыбешки не будет? – спросила она.

– Тогда они, конечно, умрут, – отвечал Комар.

– И часто так бывает?

– Всегда, – сказал Комар.

Под все еще по-рассветному белесым небом Соломон Шэдроу свернул на своем стареньком сером «Шеви Нова» с Оушен-бульвара на Двадцать первую плейс, а там сразу же сделал еще один левый поворот на стоянку перед принадлежавшим ему многоквартирным домом. Он давно уже наловчился выполнять этот маневр, невзирая даже на большой занос кормы автомобиля. Установочные штифты, удерживающие заднюю ось на пружинах, давно сломались, и оси машины не были параллельны, так что, когда приходилось ехать по прямой, автомобиль катился под углом к направлению движения, как рубанок по доске.

Трехэтажный дом, построенный в 1920-х годах, был когда-то больницей. Все помещения тут были разного размера, и за много лет он прорезал несколько окон и дверей, перекрыл шахту лифта новыми полами и устроил три кладовки, ломал старые и устанавливал новые перегородки, так что ни о каком едином стиле не могло быть и речи, и ни один коридор не имел одного уровня на всем своем протяжении, да и редкая квартира могла этим похвастаться, но арендная плата была низкой, дом уютно затеняли большие нестриженые пальмы и рожковые деревья, а фасад с осыпающейся штукатуркой почти сплошь укрывали плети бугенвиллеи, усыпанные пурпурными цветами. Постоянные квартиранты – а среди них были такие, кто жил здесь по десять лет и больше, – как правило, ремонтировали свои квартиры сами; старожилы дали своей обители имя Солвилль и, похоже, втайне гордились бесчисленными протечками крыши, перебоями с электричеством и суровыми проверками от городских властей.

Шэдроу припарковался на своем обычном участке пропитанной машинным маслом немощеной площадки, выбрался из развалюхи и тяжело захромал в свой кабинет, приостановившись по пути, чтобы нагнуться и поднять газету, лежавшую перед дверью.

Оказавшись на месте, он включил старый черно-белый телевизор и, пока тот грелся, слушал птиц за окном – пересмешники визгливо выкрикивали что-то вроде «чизбургер, чизбургер, чизбургер», а голуби мягко выговаривали: «Кюрасао, Кюрасао, Кюрасао».

Вроде бы «Кюрасао» назывался какой-то апельсиновый ликер. Он не помнил, чтобы когда-либо пил его, и сомневался, чтобы этот напиток сочетался с чизбургером, но на мгновение остро позавидовал всем, у кого были возможности выбрать завтрак и способность ощутить его вкус.

Он вздохнул, вынул целлофановый пакет, вытряхнул полдюжины шариков «ешь и плачь» – зубодробительных конфет с корицей – в кофейник, налил воды из крана, который провел сюда в минувшем году, и поставил на плиту кипятиться, после чего опустил свою внушительную тушу в мягкое кресло и развернул газету.

Первую часть он пробежал по диагонали – Росс Перо вернулся к участию в президентской гонке, заявив, что три месяца назад снял свою кандидатуру лишь временно, поскольку имелись основания считать, что люди Буша намерены сорвать замужество его дочери; «Электрификация железнодорожных линий повысит прибыли «Эдисона»; в Бел-Эйре обнаружены убитые муж и жена Парганас, которых, несомненно, пытали перед смертью, полиция разыскивает их сына, имя которого Шэдроу не удосужился разобрать, что-то вроде Патути, бедный мальчик; кантри-певец Роджер Миллер умер в возрасте пятидесяти шести лет – какая жалость! – Шэдроу доводилось общаться с ним в шестидесятых годах, и он вроде бы был неплохим парнем. Он собрался было отбросить просмотренные страницы и взяться за прогноз погоды, но вдруг обратил внимание на не замеченную прежде заметку на первой полосе:

Внимание, беби-бумеры! Ведь это уже получилось для «Отцу лучше знать», для «Проделок Бивера» и для «Острова Гиллигана», верно?

Готовится очередное тематическое шоу!

Поклонники комедийного сериала «Призрачный шанс», который шел на Си-би-эс с 1955 по 1960 год, во главе с независимым телевизионным продюсером Лореттой Деларавой, ищут единственного и неуловимого – кое-кто сказал бы: единственного и незаменимого – актера из этого старого шоу. Им пока не удалось установить местонахождение Ники Брэдшоу, который играл Жуть, призрака-подростка, чьи сумасбродные выходки доводили тупую семью Джонсонов до белого каления. За тридцать два года, прошедших с окончания демонстрации сериала, образ Жути занял в поп-мифологии место, сравнимое с «Эдди Хаскеллом» (Кен Осмонд, «Проделки Бивера»), «Тетей Би» (Фрэнсис Бавьер, «Энди Гриффитс шоу») и «Хопом Сингом» (Виктор Сен Юнг, «Бонанца»).

«Призрачный шанс» привел юного актера Брэдшоу, крестника покойного кинорежиссера Артура Патрика Салливана, в миллионы американских гостиных, но в середине 1960-х он оставил шоу-бизнес и стал адвокатом. Он исчез в 1975 году, по-видимому, под обвалом накопившихся мелких нарушений законности, за которые его должны были привлечь к ответственности.

Полиции не удалось установить местонахождение Брэдшоу, но Деларава не сомневается, что многочисленные поклонники Жути смогут преуспеть там, где спасовал закон! Деларава хочет заверить Брэдшоу, что большая часть обвинений (все, связанные с присвоением краденого, – Жуть, как стыдно!) с него снята и что гонорар за исполнение роли Призрака в тематическом мемориальном шоу легко покроет все «висящие» штрафы. И, – добавляет она, подмигнув, – кто знает: не вырастет ли из этого шоу полноценный новый сериал?!

Далее следовал телефон горячей линии «Ищем Жуть».

Соломон Шэдроу отложил половину газеты и твердой рукой налил в кофейную чашку чай из «ешь и плачь». Растворившиеся конфеты окрасили воду в красный цвет трансмиссионного масла. Сделав большой глоток, он разжевал еще пару шариков из того же пакета. Он уже семнадцать лет не ел и не пил ничего, кроме зубодробительных конфет и отвара из них же. Он никогда не включал свет, входя в уборную здесь или в гальюн на своей яхте.