Страница 34 из 38
В то же время получателем царства в Дан 12 оказывается не архангел Михаил, а воскресшие праведники, в первую очередь «разумные», «маскилим» – учителя, укреплявшие народ в вере во время гонений Антиоха, и за это подвергавшиеся преследованиям со стороны властей (Дан 11, 33). Автор книги Даниила говорит, что они «будут сиять как светила тверди, обратившие многих к правде – как звезды, навеки, навсегда» (Дан 12, 3). Скорее всего, представление о сиянии праведников обозначает их возвышение до ангельского статуса254. Подобная экзальтация «разумных» выглядит вполне соответствующей картине, описанной в Дан 7: шествию Сына Человеческого «с облаками небесными» для того, чтобы получить власть от «Ветхого днями». Сходства тем более бросаются в глаза, если предположить, что автор еврейской части книги Даниила рассматривал описанный там эпизод как описание коллективного вознесения праведников на небо255. Примечательно также указание на вечную экзальтацию праведников, явно имеющее параллели с указаниями на вечное царство святых и Сына Человеческого: разумные «будут сиять как светила тверди, и обратившие многих к правде – как звезды» דעו םלועל «во веки». Это единственный пример использования такого рода формулы в еврейской части книги Даниила, что предполагает, что ее автор ассоциировал заявленную в арамейском апокалипсисе тему вечного царства именно с небесной жизнью воскресших праведников. Таким образом, можно заключить, что автор еврейской части книги Даниила трактовал «Сына Человеческого» как символическое изображение «маскилим». Эта трактовка становится особенно убедительной если учесть тот факт, что в 11 главе он идентифицирует маскилим с Рабом Господним из книги Исаии, который «возвысится и вознесется и возвеличится» (Ис 52, 13)256. Сын Человеческий представляет точно такой же коллективный символ с мессианскими коннотациями и совершенно неудивительно, что автор книги Даниила толковал Раба Господня и Сына Человеческого одинаковым образом, идентифицируя их с группой праведных иудеев, подвергающихся гонениям со стороны власть предержащих.
История экзегетики. Часть 1
Оригинальная трактовка книги Даниила, отождествлявшая четыре части статуи и четырех животных с Вавилоном, Мидией, Персией и Грецией, малый рог – с Антиохом Епифаном, а камень, разбивший истукана и Сына Человеческого – с еврейским народом, довольно рано исчезла из большинства аллюзий на книгу Даниила и ее толкований, как христианских, так и иудейских. Очевидно, что причиной этого стало то, что всего лишь через столетие после написания книги Даниила Сирия и Палестина перешли под власть римлян, что сделало невозможным рассмотрение Греции как последней мировой державы. Положение евреев во времена царств Хасмонеев и Ирода и, тем более, после начала прямого римского правления было очень далеко от нарисованной в книге Даниила картины воцарения Сына Человеческого. Тем не менее аутентичное толкование книги Даниила не было полностью забыто257 – судя по всему, оно локально сохранилось в некоторых еврейских общинах Сирии. Впоследствии представители этих общин, ставшие членами христианской Церкви, принесли сирийским христианам вместе с Пешиттой, арамейским переводом Библии, аутентичное толкование книги Даниила258. Мы находим его изложение у целого ряда христианских сирийских комментаторов: Ефрема Сирина, Феодора бар Кони, Ишодада Мервского. Тем не менее самым ранним источником, донесшим до нас это толкование, стала работа Порфирия, языческого философом, впервые выдвинувшего предположение о псевдоэпиграфическом характере книги Даниила. Ряд толкований, приводимых Порфирием, заставляет предположить, что он заимствовал свою интерпретацию из известной ему сирийской христианской традиции259. Ее последовательное изложение мы находим в комментарии Ефрема Сирина. Для него четыре животных обозначают царства Навуxодоносора, Дария Мидянина, Кира и Александра Македонского, а в воцарении Сына Человеческого он усматривает «пророчество о судьбе Иудеев, которые одолевали Греков и всех окрестных царей».
Надо сказать, что аутентичная традиция толкования книги Даниила была малоизвестна за пределами Сирии, да и сирийские христианские авторы постоянно делали уступки господствующей интерпретации, пытаясь совместить ее элементы со своей собственной традицией (Афраат) или давая двойные толкования (Ефрем Сирин). Основными пунктами наиболее распространенной интерпретации книги Даниила стали понимание четырех царств как Вавилона, Персии, Греции и Рима и отождествление Сына Человеческого с Мессией. Эта трактовка возникла еще в дохристианскую эпоху и впоследствии была унаследована и христианством, и раввинистическим иудаизмом. М. Кейси называл эту традицию толкования «западной традицией», таким образом противопоставив ее сирийской традиции, существовавшей на Востоке древнего христианского мира; в дальнейшем мы также будем использовать это определение, несмотря на его некоторую условность. Впервые мессианское толкование фигуры Сына Человеческого возникает в Книге образов, написанной во второй половине I века до н.э. – первой поло, вине I века н.э. В ней Сын Человеческий, как и в книге Даниила, появляется вместе с Ветхим днями (Ен 46); он выступает как предсуществующая небесная личность, прямо именуемая Мессией и наделенная мессианскими качествами (Ен 48; 52, 4). В синоптических Евангелиях Сын Человеческий также отчетливо отождествляется с Мессией – Иисусом Христом. Аллюзия на книгу Даниила особенно очевидна в изложении беседы Иисуса с членами Синедриона: «Иисус сказал: Я; и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных» (Мк 14, 62). Наконец, в Третьей книге Эзры, написанной уже после разрушения Иерусалима, снова появляется образ «Мужа» (3 Ездр 13), отождествляемого с Мессией, явно созданный под непосредственным влиянием Дан 7. Таким образом, мессианское толкование фигуры Сына Человеческого стало общепринятым в еврейской среде уже в I веке н.э. Очевидно, что первые христиане восприняли его уже в готовом виде, сохранив известную им традицию толкования Дан 7.
В это же время становится общепринятым толкование четырех животных как империй Вавилона, Персии, Греции и Рима. Подобное изменение в экзегетической традиции связано с позицией популярной историософии той эпохи – начиная со II века до н.э. в качестве последней мировой империи в ней выступает Рим. Эту концепцию мы находим уже в книге римского историка Эмилия Суры «О возрастах римского народа», который рисует следующую последовательность мировых империй: Ассирия-Мидия-Персия-Македония-Рим. К книге Даниила эту схему применяет уже Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» – золотая голова истукана обозначает Навуходоносора, серебряные грудь и руки – Дария Мидянина и Кира Персидского, медное чрево – Александра Македонского («некий другой властелин, который придет с запада, облаченный в медное вооружение»), а железные ноги – Веспасиана («четвертый в железе и будет властвовать тут навсегда, благодаря самой сущности железа, которое тверже золота, серебра и меди»)260. В Откровении Иоанна Богослова мы также находим отождествление четвертого зверя Дан 7 с Римом: великая блудница, символизирующая Вавилон-Рим (метафора, типичная для литературы I века н.э.), восседает на звере, имеющем десять рогов, что снова отсылает нас к видению Даниила.
Таким образом, западная традиция толкования видения Даниила уже в конце I века н.э. господствовала и в иудейских, и в христианских кругах. Толкование четырех металлов и четырех животных как символов Вавилона, Персии, Греции и Рима, а Сына Человеческого – как Иисуса Христа разделяли такие древние авторы как Ипполит Римский, Феодорит Кирский, бл. Иероним. Отождествление Сына Человеческого с Иисусом Христом также проводится у многих авторов, специально не занимавшихся толкованием книги Даниила – Юстина Мученика, Иринея Лионского, Кирилла Александрийского, бл. Августина. Западная традиция господствовала в христианской экзегетике на протяжении всех Средних веков и раннего Нового Времени, вплоть до возникновения научной библеистики, когда она стала подвергаться серьезной критике со стороны исследователей, предпочитавших ей сирийскую традицию толкования. Тем не менее среди консервативных и фундаменталистских комментаторов книги Даниила западная традиция толкования до сих остается наиболее популярной.
254
Hartman Louis F., Di Lella Alexander A. Op. cit. P. 309–310; Collins John J. Op. cit. P. 393.
255
Ср. описание Синайского откровения с встречающимися там мотивами восхождения в небесную сферу, вхождения в облако и сияния лица Моисея.
256
Ginsberg H.L. The Oldest Interpretation ofthe Suffering Servant // Vetus Testamentum. Vol. 3, Fasc. 4 (Oct. 1953). P. 400–404.
257
Говоря об аутентичном толковании книги Даниила, сохранившемся в сирийской традиции, мы понимаем под ним толкование, ставшее общепринятым после очищения Храма и победы Маккавеев. Его не вседа можно отождествить с авторским пониманием книги Даниила – так, воскресение мертвых, которого автор книги Даниила ожидал в реальности, после победы Маккавеев было истолковано как аллегория произошедших событий.
258
Casey Maurice. Porphyry and the Origin ofthe Book of Daniel // Journal of Theological Studies. Vol. XXVII, Pt 1, April 1976. P. 32.
259
Casey Maurice. Op. cit.; Casey Maurice. Son of Man. The Interpretation and Influence of Daniel 7. London, 1979. P. 59–62.
260
Иосиф Флавий. Там же. С. 429.