Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 16

– Павел Андреевич, если к знахарю или предсказателю приходили раньше и идут сейчас, значит, он давал какой-то конкретный результат? На таком фоне любой шарлатан рано или поздно всегда выявлялся. Помнишь, сколько волшебников у нас было в 90-е годы? Мне сейчас кажется, что кому-то на самом верху даже было выгодно отправлять к ним людей. Чтобы они окружающий бардак меньше замечали, на улицу не вышли устраивать очередной майдан.

– У таких знахарей любая ворожба всегда начинается с молитвы и обращения к Богу и святым угодникам, но при этом каждый священник скажет тебе, что здесь присутствует бесовщина.

– А тебе не кажется, что такие запреты на обращение за помощью к знахарю у священников скрывают банальную человеческую зависть? Почему люди за помощью идут туда, а не в храм или медицинское учреждение? Их часто называют колдунами или ведьмами, но при этом многие из них глубоко верующие люди. Ты же сам об этом говоришь…

– Видишь ли, сейчас все запреты сняты, все можно. Грань между настоящими духовными целителями и теми, кто себя таким только представляет, часто мало заметна простому глазу. Слишком велик риск подвергнуть себя ненужной опасности. Существует традиционное представление, что деятельность знахарства направлена на доброе дело, а у колдуна или ведьмы на причинение вреда, наведение порчи. Здесь и начинается самое главное: такой человек, обладающий особенной способностью, может сотворить не только добро, но и зло, наказать кого-то. Это дает ему огромную власть над людьми.

Такие целители не спешат получать благословение в храме у священника: «Откуда мне знать, что они не грешнее меня?» Посуди сам: разве это не грех гордыни? Если так, то и все его магические способности исцеления совсем не от Бога. Здесь не обходится без присутствия другой, неведомой самому целителю силы. В таких случаях священники часто говорят об одержимости бесами. Нравится это сегодня кому-то или нет, но любое знахарство в храме считается разновидностью колдовства.

Даже если же целители и получают благословение, то делают это примерно так: приходят в храм, дожидаются конца литургии, а дальше подходят к кресту и говорят: «Батюшка, благословите»… Естественно, при этом ничего больше не добавляют. Потом они говорят, что получили благословение на свое занятие. Поверь, ни один священник, будучи в здравом уме и твердой памяти, не станет давать благословения на знахарство.

Думаю, что ко всему этому нам нужно относиться с большой осторожностью, не навредить самому себе или своим близким.

А вообще, как говорил Августин Блаженный: «Чудеса не противоречат природе, они противоречат лишь тому, что нам о ней известно». Совершая чудеса, как известно, Спаситель, не только превращал воду в вино, но и исцелял людей от разных болезней, спасал умирающих и оживлял мертвых. Наверное, Иисус Христос был самым искусным целителем, который всегда обращал внимание на веру человека. За это и пострадал одним из самых первых.

У Елизаветы тогда возникли какие-то нелады со своим мужем. Знахарка попросила его фотографию. Посмотрела на нее, улыбнулась и говорит: «Не сомневайся, любит муж тебя, очень любит. Положи сейчас на фотографию свою руку»… Елизавета положила, а по ней будто утюгом только что прошли, горячая. К слову, после этой ее поездки дела у них в семье на лад пошли. Мужа, с тех пор, словно подменили.

Скоро знахарка с большой точностью предсказала ей сроки рождения ребенка, что и когда Лизе для этого нужно было сделать. Дальше все так и пошло. Ни один важный вопрос у них в семье не решался без участия знахарки Анны Ивановны. Каждый положительный результат непременно связывался с ее воздействием. Денег за свои услуги знахарка почти не брала. Кто и сколько мог ей дать, за то и спасибо. Похоже, что приходившие туда люди, в благодарности знахарке никогда не отказывали. Некоторые очень хорошо это делали деньгами или подарками разными.

В общем, решился я поехать туда вместе Лизой. Благо, что ей это даже показалось интересным. Захотелось узнать мое мнение об этом удивительном народном феномене…

В Энске





Доехали мы туда часа за три. Энск – обычный провинциальный старинный русский городок с городищем на возвышенном месте, дозорными башнями и белоснежными церквями. Из прежних пяти крепостных колец теперь осталось только три. Они постепенно ветшали, осыпались, но не становились от этого менее привлекательными для горожан. Еще больше земляные валы и бастионы привлекали местных мальчишек, искавших там потайные входы и клады.

Когда-то этот городок являлся важным приграничным оборонным и торговым центром. После окончания Северной войны границы государства заметно раздвинулись в западном направлении, и он утратил свое былое значение. Энск показался мне много меньше любого района в Петербурге. Скоро выехали на его окраину. Дома здесь все больше одноэтажные, деревянные, иногда с красивыми резными окошками. В таких строениях при царе жили мещане, купцы средней руки или успешные мастеровые люди.

Тут Лиза сказала, что теперь уже совсем близко и машину лучше оставить на стоянке возле магазина. Там рядом еще три других машины было. Правда, на одной из них почему-то сняли два колеса. Закрыл свою машину, все проверил и поставил на сигнализацию. Дальше мы пошли пешком мимо какого-то старого завода. Пустые заброшенные цеха, ржавые рельсы, колючая проволока и горы строительного мусора. Под самой крышей здания из красного кирпича видны цифры с датой его постройки: 1893 год. Рядом, на панельной бетонной коробке еще можно было прочитать поблекший лозунг: «Наша цель— коммунизм». Как-то неуютно показалось в таком месте. Мне сразу вспомнилась «Зона» из кинофильма Андрея Тарковского «Сталкер»…

– А метеорит там, случайно, не падал?

– Вопрос конечно интересный, но не шути напрасно. Я его тоже тогда задавал. Говорят, что-то любопытное в этом месте все же было, давно, в 70-е годы прошлого века. Только речь шла не о небесном теле, а о закрытом оборонном предприятии. Чем они там занимались – никому неизвестно. Потом в 90-е это предприятие закрыли, а все оборудование куда-то вывезли. Слухов ходило много, но повторять их не стану, поскольку считаю себя серьезным человеком.

В общем, прошли мы эти заводские руины. Дальше была какая-то речка и мостик через нее деревянный. Немного странным показалось, что вокруг зима, мороз, а здесь речка не замерзла , и вода в ней на ощупь показалась мне теплой. Пар вокруг поднимался, а по ее берегу травка зеленью пробивалась. Уже чуть дальше от нее снова начиналась зима: все деревья льдом и инеем покрылись, настоящее царство Снежной Королевы.

После участка леса опять деревянные дома пошли, столбы линии электропередачи, только они почему-то оказались без проводов. Видно, обрезал кто-то. Улица тоже странная, без названия, а дома без номеров. Одно имя ей хорошо подходило: зона…

По ту сторону

Место, где мы вскоре оказались, было похоже на покинутую деревню. Вокруг ни души, пусто. Справа чернели стены какой-то покосившейся, заброшенной деревянной церкви..

Должен сказать, что с того времени, как мы перешли речку, Лиза повела себя немного странно, никогда прежде ее такой не видел. Она заметно волновалась, даже с лица стала выглядеть по-иному. «Теперь уж совсем близко, – тихо сказала Лиза, будто кто-то мог слышать ее на пустой улице, – Как зайдем туда, ни с кем не разговаривай и не прикасайся к чужим вещам. Сиди, смотри и жди меня. Ни чему там не удивляйся».

Скоро подошли к глухому деревянному забору. Лиза толкнула калитку, и мы вместе вошли. Сразу попали на крыльцо маленького, почти игрушечного и чрезвычайно бедного дома. Вход туда оказался низким даже для моего небольшого роста. Все это показалось мне больше похожим на звериную нору. Такое ощущение у меня только усилилось, когда мы с Лизой оказались в длинном, мало освещенном коридоре, по стенам которого было развешено множество разных православных лубочных картинок. Здесь уже собралось 10–12 человек, по большей части женщины самого разного возраста. Все они ожидали своей очереди к Анне Ивановне. Лиц примечательных среди них не заметил. Показалось, что многие из них были больны, но скорее не физически, а душевно. Они бледны, глаза потухшие и чаще всего опущены вниз.