Страница 12 из 29
В своих мемуарах Роберт Кейт описал первый прием у императрицы Елизаветы Петровны, состоявшийся 30 мая 1758 г. «С момента приезда в Петербург я впервые увиделся с императрицей. Ее Величество после разговора с великим князем и великой княгиней, обратилась ко мне и в своей любезной манере уделила мне внимание, поговорив около четверти часа». Посланник свидетельствовал: императрица пребывала «в прекрасной форме, и не было видно и следа флюса на лице, из-за которого она не показывалась на публике». Он обратил внимание также на то, что великая княгиня «выглядела очень довольной»128.
Трудно сказать, чем объяснялось «молчание» дипломата в отношении происходящих при дворе событиях в 1758–1759 гг., но очередная запись в его мемуарах появилась лишь в мае 1760 г. и касалась личных просьб к государственному секретарю графу Холдернессу. Кейт высказывал пожелание поскорее возвратиться на родину. Он напоминал, что согласился на порученную ему правительством миссию не более, чем на два-три года, этот срок подходил к концу, и пора было подумать о его отзыве. Поскольку ситуация при российском дворе остается «стабильной», и ничто не угрожает интересам Великобритании, то это можно сделать в течение лета. «В моем возрасте естественно просить об отставке и возвращении в семью, с которой я не жил вместе около 20 лет, – продолжал сетовать Кейт. – Мое здоровье также оставляет желать лучшего, хотя я никогда не пытался, находясь на службе, на это ссылаться. Дважды переболев лихорадкой прошлой зимой, я с ужасом ожидаю приближения этого времени года. Все вышесказанное побуждает меня просить о скорейшей отставке»129.
Примечательно, что в своем письме к государственному секретарю Кейт упоминал о значительной денежной сумме (100 тыс. фунтов стерл.), которые ему были доверены королем. Не исключено, что эти средства шли на подкуп высокопоставленных чиновников (возможно, что и самой великой княгини), судя по тому, что дипломат отмечал: «Эти суммы выплачивались время от времени различным лицам»130.
В этой же депеше Кейт обращался с просьбой, чтобы его сыновьям оказали покровительство в продвижении по службе. «Это первая за всю мою двадцатилетнюю службу просьба, – писал посланник, – которую я прошу для себя лично … Я никогда не просил о почестях, должностях, прибавке жалованья, и никогда не отказывался от поручений, полагая, что могу быть полезен на службе Его Величества»131. В завершение он почти умолял государственного секретаря похлопотать перед королем о своей отставке.
Однако правительство Великобритании не спешило удовлетворить просьбу дипломата: Кейту пришлось пробыть в России еще два года. В конце декабря 1761 г. в своих мемуарах он оставил запись о кончине императрицы Елизаветы Петровны и о вступлении на российский престол нового государя. «В тот же вечер, когда скончалась императрица, – писал посланник, – барон Лефорт, известный мастер церемониала, прибыл в мой дом (так же, как и в дома других иностранных министров) и сообщил, что на следующее утро император и императрица будут принимать наши соболезнования на галерее двора без особых церемоний. В указанное время я прибыл ко двору. Их Высочества (великий князь Петр III и великая княгиня Екатерина Алексеевна – Т.Л.) появились вместе и принимали нас доброжелательно. Затем мы имели честь отобедать с ними за столом, накрытым на 100 персон, где все … бросали жребий, кому, где сидеть. Но главное, что я хочу сообщить, – продолжал Кейт, – это то, что император (он всегда относился ко мне доброжелательно) приблизился ко мне и шепнул на ухо, что надеется, я останусь с ним, поскольку днем раньше он направлял курьеров в армию с приказом не продвигаться в прусскую территорию, чтобы избежать всеобщего недовольства»132. Петр III также добавил, что генерал Чернышев отдал приказ вывести войска из Австрии, которые маршем возвращаются на родину.
Как видно из данного сообщения, симпатии к Пруссии император начал демонстрировать буквально с первых дней своего правления. Подобная политика российского государя отвечала интересам Великобритании, и потому Кейт спешил поздравить короля «со столь счастливым оборотом дел». «Я надеюсь, – писал дипломат, – король Пруссии счастливо выйдет из войны, а Его Величество сможет покончить со ссорой с Францией с почетом для себя и преимуществами для своего народа». Кейт предлагал воспользоваться создавшейся ситуацией и незамедлительно возвратиться к вопросу об обсуждении продления действия торгового договора с Россией. По-видимому, для этой цели предполагалось кого-то подкупить, если Кейт просил о выделении «необходимой денежной суммы» в свое распоряжение «в интересах королевской службы»133.
Первые меры, принятые Петром III, нашли свое отражение в мемуарах Кейта. Он отмечал, что император стремится завершить войну (речь шла о Семилетней войне – Т.Л.) и заключить мир на «справедливых и разумных условиях». Посланник с удовлетворением отмечал, что Его Императорское Высочество «при каждом удобном случае выражает недовольство Францией и всем, что идет от Франции». В подтверждение своих слов он ссылался на выдворение из страны труппы французских комедиантов. В то же время император с большей симпатией стал относиться к британскому посланнику, посещая его дом и за приватной беседой выказывая «дружеское расположение» к королю Георгу III.
Бесспорный интерес в мемуарах Кейта представляют его высказывания о внутренней политике Петра III. Дипломат полагал, что император «ведет себя мудро и с достоинством в каждом деле». Он отправил в отставку своих недоброжелателей «со всей предупредительностью». Старый граф Лесток был освобожден из ссылки в день вступления императора на престол. Граф Хорст по освобождении получил 1 тыс. марок в качестве благодарности от императора, а также саблю из его рук. Но более всего подивили посланника намерения Петра провести реформы в государстве. Так, в январе 1762 года император впервые посетил Сенат, где объявил, что «знать и джентри России должны быть свободными и свободно общаться со знатью других европейских государств, а также поступать на их службу, не испрашивая особого позволения у него самого, а также других престолонаследников». «Милорд, – обращался посланник к госсекретарю графу Буту, – Вы не можете представить то удивление и радость, с которой знать встретила подобное заявление императора, почувствовав себя не рабами, а действительно свободными гражданами». Кейт обратил внимание на то, что император «не забыл и о простолюдинах». Он приказал снизить цену на соль и заявил, что впредь она должна оставаться неизменной. И хотя подобный указ существенно подрывал государственный бюджет, император желал хотя бы таким образом облегчить участь бедняков. «Подобные великодушие и щедрость императора вселили радость в сердца людей, одновременно возвышая авторитет императора в глазах европейских держав», заключал Кейт134. Среди «благодеяний» императора дипломат упомянул также его распоряжение об упразднении Тайной канцелярии или «государственной инквизиции», которая, на взгляд Кейта, была еще «отвратительнее и ужаснее», чем испанская инквизиция. Примечательно, что перечисляя указы, изданные Петром III, Кейт отметил: было незаметно, чтобы императрица принимала какое-либо участие в государственных делах. И, как отмечалось в комментариях к мемуарам, это была существенная ремарка, объяснявшая последующие события (переворот 1762 г. – Т.Л.)135.
Одна из последних записей, касающаяся правления Петра III, датировалась в мемуарах Кейта 23 марта 1762 г. Дипломат рассказывал о том, что был удостоен приглашения на аудиенцию к императору, на которой вручил ему полученное накануне от Георга III послание с поздравлением о вступлении на престол. В нем, в частности, говорилось о пожелании короля, чтобы «первые шаги Его Императорского Величества были направлены на достижение общественного мира, что принесет ему титул европейского миротворца». Поздравления короля были встречены, по словам Кейта, «с благодарностью и теплотой». Император заявил, что признателен королю за его добрые пожелания и что сам он был бы счастлив заслужить подобный титул и приложит все усилия к достижению «этой великой цели». После официальной части начался обед, на котором присутствовало около 40 персон. В середине первой перемены блюд император предложил тост за здоровье короля Пруссии, а к концу обеда «предложил выпить за всеобщий и счастливый мир». Собравшиеся, повествовал посланник, «с удовольствием этот тост поддержали»136.
128
Ibid. P. 32.
129
Ibid. P. 33–34.
130
Ibid. P. 34.
131
Ibid. P. 35.
132
Ibid. P. 41.
133
Ibid. P. 42.
134
Ibid. P. 45.
135
Ibid. P. 46.
136
Ibid. P. 47–48.