Путешествие внутрь иглы. Новые (конструктивные) баллады

5Далее: в дом возвратясь и с женой выпив чай на балконе(есть ли сильнее контраст той заумной, пустой болтовне,что завершает всегда всякий культовый акт театральный?),тихо в иной мир уйти – разумеется, лишь до утра —(если же дольше, то нас отведут туда только за руку), —и, перед тем как заснуть, очень странный один диалогвспомнить с соседом весной, – и другого соседа припомнить,что не дожил до весны, и в глаза вам подолгу смотрел…что-то хотел он сказать, но что именно, я не узнаю,можно о том лишь гадать: это был бы скорее всегосамый обычный пустяк, – их не склонна удерживать память,ибо похожи они на песок или капли воды,кои немыслимо счесть… то ли дело предсмертные жесты,но еще больше слова, что последними мы назовем:лягут отныне они на душе их услышавших камнем, —трудно тот камень нести, сбросить напрочь гораздо трудней.6

Музыкальная гармония – и только она одна – сохраняет наш мир и правит этим миром, так что в той самой степени, в которой отношения между людьми перестают «звучать», как говорят музыканты, – в той самой степени в мир входит феномен, который моралисты именуют громким словцом «зло»: зная этот мировой закон, я и еврей-профессор-искусствовед, приехавший давным-давно из Санкт-Петербурга и проживающий двумя этажами выше, встретившись случайно на улице, в магазине или в лифте, общаемся самым сердечным образом, – нам есть настолько много о чем поговорить, что, кажется, душевный разговор, раз возникнув и приняв классическое «русское русло», уже никогда бы не остановился, – однако существует опасность, что один из нас будет с «аппетитом», как говорил Тургенев, говорить только о себе, слушая собеседника лишь для проформы, – ведь мы оба, в конце концов, авторы, а какой автор интересуется другим автором? ему нужны только собственные читатели или слушатели… впрочем, за себя я поручиться могу, а вот за моего соседа – нет, кроме того, я на подобном одностороннем диалоге уже «собаку съел»… итак, мы упорно не приглашаем друг друга в гости и даже при случайных встречах не говорим часами, хотя взаимная симпатия между нами есть, хотя пообщаться о «высоких материях» нам кроме как друг с другом больше и не с кем, и хотя всякий раз, когда разговор обрывается по сути не начавшись, я испытываю очень субтильное и очень тягостное чувство, и мой профессор, наверное, тоже… и все-таки мы боимся сделать решающий шаг и распахнуть двери стихийного общения, – а ведь наверняка из этого вышло бы больше хорошего, чем плохого, и оправдание нашей взаимной уютной трусости необходимостью «держать дистанцию», дабы не разрушить хотя бы то, что есть, – оно, это оправдание, при внимательном рассмотрении не выдерживает критики: в конце концов, разве на одной дистанции зиждется музыкальная гармония? и разве не бывает в музыке острых диссонансных всплесков и полного катартического примирения? да, все это бывает, но только не у самого великого музыканта: И.С. Баха, – и как пушкинский Сальери в финале оправдывает свое злодеяние сомнительной ссылкой на Микеланджело, так по крайней мере я – о моем славном соседе судить не берусь – вынужден оправдывать наше странное, но по-своему оригинальное и, главное, вполне искреннее общение с соседом-профессором с верхнего этажа ссылкой на великого немца: нет, а ведь воистину есть в нем – этом нашем общении – что-то похожее на баховскую тональность, клянусь вам, и если меня спросят, что же именно, я без запинок, как хорошо выученный урок, отвечу: главное – это когда люди субстанциально, то есть день и ночь и пожизненно, связаны пусть тонкой, зато несокрушимой взаимной внутренней симпатией, а вот сколько и как они при этом общаются, не играет по сути особой роли.

7Также есть третий сосед – и совсем для меня он не лишний:тоже, как я, эмигрант (немцы были те первые два), —хоть и общение с ним, соответственно, очень непросто, —с музыкой сходно оно, где двойной и тройной контрапункт,в узел сплетаясь тугой, расплетаются множеством нитей, —этим хочу я сказать, что великая, может быть, рольвыпала в жизни тому (но лишь в жизни, как облако, тихой),кто к вам приставлен судьбой как простой ваш по дому сосед.

XIX. Баллада о Собаке

1Остановившись посреди моста,она меня обнюхивала страстно, —возбуждена от морды до хвоста, —хозяин ей кричал напрасно.По существу и я доволен был,играя роль востребованной вещи, —к мирам иным разыгрывая пыл,мы на себя немного – но клевещем.Как правило, чужой собачий взглядвсего лишь душу в нас разнюхать хочет, —приятный, но бессмысленный обряд,он только самолюбие щекочет.Самой природой сделанный акцентна всех людских амбициях тщеславныхи, может быть, единственный моментпонять, что мы с животными на равных.2

Она стояла на мосту с тоскливым и прибитым видом и, несмотря на повторные окрики хозяина, никак не могла отказаться от удовольствия тщательно и всесторонне меня обнюхать, и взгляда ее – снизу вверх, извиняющегося, слегка заискивающего, почти жалобного и до боли искреннего – можно было бы даже устыдиться: вот, мол, кто она и кто я, и какая бездна пролегает между нами, – если бы она не рассматривала меня в первую очередь как любопытно пахнущий предмет.

И вот хоть на короткое время оказаться таким любопытно пахнущим предметом, на которого взирают с благоговейным любовным вниманием, точно в первый день творения, вниманием настолько пристальным, что, глядя в собачьи глаза, вы забываете все на свете, и в то же время настолько необязательным, что вы, зная, что о вас в следующую минуту навсегда забудут, чувствуете себя свободным как ветер, свободным, как вы никогда не были свободны среди людей, – да, в этой мимолетной встрече с миром животных есть что-то абсолютно первобытное и даже, я бы сказал, райское, хотя не обязательно в библейском смысле.

Тем более что появляется странное, непонятное, но вполне ощутимое блаженство полноты общения, точно вы встретились и поговорили с человеком, которого не видели двадцать лет и за это короткое время успели понять его в главном, как никогда бы не поняли, если бы прожили все эти годы рядом с ним (так художник понимает своих персонажей и так никогда не понимают они себя и друг друга): только в одном случае полноте общения сопутствовали два десятилетия, а в другом – две минуты (тождественные, правда, отсутствующей вечности), однако результат один.

Вот в такие именно моменты не умом одним, а всем существом своим начинаешь догадываться, почему люди нас так часто разочаровывают, а домашние животные практически никогда, – и хотя из этого никак не следует, что животных нужно любить больше, чем людей, мы все-таки, точно назло кому-то, упорно продолжаем это делать.