Страница 13 из 42
6. Легенда о Возвращении
Однако как нельзя сразу и наобум совершить какое бы то ни было великое достижение, в том числе даже такое и всем, казалось бы, доступное, как идеальное возвращение на родину, но к нему (достижению) надлежит прежде долго и терпеливо готовиться, так точно последнему и окончательному возвращению обязательно предшествует своего рода генеральная проба, и она может выглядеть, например, таким образом: молодой человек, покинув отчий дом, скитается долгие годы с какой-нибудь бродячей актерской группой, а потом, возвратившись домой, застает отца разбитого параличом и почти лишенного памяти, однако у старика хватает все же сил кротко упрекнуть сына в долгом отсутствии и даже ворчливо попричитать, как трудно было ему, одинокому старику, содержать дом и вести хозяйство, а сын его, устыдясь своего бесплодного отсутствия, возьми да и скажи отцу, что он никуда не уезжал, а все это время был здесь, при отце, тот только запамятовал, ему, сыну, мол, неудобно вдаваться в подробности отцовского недуга.
И вот случилось чудо: отец поверил сыновней истории (память-то у него стала точно у малого дитя), а вслед за ним, дабы не огорчать больного старика, биографическую поправку усвоила и прислуга, а уже за ней, сначала шутки ради, потом по привычке и весь город: постепенно факт двадцатилетнего отсутствия молодого человека в городе как-то незаметно стерся в коллективном сознании его обитателей, и вот уже злые языки начали поговаривать, сколько терпения и почти женской покорности нужно иметь, чтобы в продолжение добрых двух десятилетий ни на шаг не отойти от престарелого отца, пожертвовать юношеской свободой и устройством семьи: поистине такие свойства характера подходят женщине: жене, дочери, подруге, сестре, – но чтобы ими обладал юноша, будущий мужчина и наследник отца – обыватели сомнительно качали головами.
И вот наконец молва о безвыездном житии-бытии сына в четырех стенах отцовского дома доходит до старика-отца, и видит тот скрепя сердце, что люди правы, что не должно мужчине жить подле другого мужчины, точно женщине, даже если это отец родной, но надлежит ему свой путь в жизни проторить, собственный домашний очаг выстроить, семью создать, детей взрастить, и когда придет час, скромно, но с достоинством указать отцу на достигнутое в жизни: то есть ввести его в дом свой и, подведя жену и детей для благословения, просто сказать: «Вот, отец, плоды трудов моих, пусть их немного, зато все честное, доброе, прочное, и всем этим я обязан силе семени твоего, а потому да послужит содеянное мною умножению чести твоей и восстановлению памяти в потомстве, как в свою очередь все достигнутое тобой послужило во благо доброго имени отца твоего».
И так невыносимо тяжко стало на душе старика-отца, что позвал он сына своего к себе и, хотя и знал, что не следовало бы ему этого делать, горькими сомнениями насчет городской молвы как бы перед ним исповедался, сын же, как легко догадаться, обрадовался несказанно перемене в образе мыслей отца своего и с сердца его точно камень претяжелый упал, и стал он, сначала робко, но с каждой минутой воодушевляясь, рассказывать отцу историю своей жизни, потому как и ему было в ней чем гордиться: ведь снискал он как-никак, совершенствуясь с годами в трудном, но благородном ремесле лицедейства, славу первого актера в той земле, где странствовала труппа, и сам бургомистр здешней столицы наградил его почетной медалью и даже предложил организовать городской театр, но иное было у него на уме, ибо в сердце его, терзаемом укорами совести, созрело уже непоколебимое решение возвратиться в дом отчий.
Да, вот как все было по правде, ничего он от отца родного не утаил, отец же слушал его и слезы у него наворачивались на глазах: он ведь думал, что сын его все это выдумал, чтобы скрасить последние его часы, – и тогда, не желая огорчать любимого сына – он-то понимал, что изменить ничего нельзя – он сделал вид, что поверил ему и поцеловал на прощанье в лоб, сын же его, безмерно растроганный, однако, стараясь казаться спокойным – он безудержным волненьем боялся ускорить кончину отца – сказал только: «Подожди минутку, отец, я сейчас вернусь», и побежал в подвал, где у него в походном сундуке хранилась та самая памятная бургомистрова медаль (он прежде стеснялся показать ее отцу)… поднимался он назад веселыми прыжками, преодолевая разом несколько ступеней, вертя увесистой золотой цепью на руке, точно крохотной цепочкой, и насвистывая песенку шута из шекспировского «Короля Лира», одной из любимейшей его пьес.
Когда же он вошел в отцовские покои, то увидел, что отец его мертв, и похоронил он отца своего, и остался в доме его, и вел хозяйство так умело, что приумножил доход от виноградников и масличных деревьев… и семью успел он завести на старости лет, и родился у него сын, и в положенный час поведал ему старик-отец историю своей жизни: «Поскольку я стар, – сказал он молодому человеку, – то надлежит тебе, продолжая семейную традицию, отправиться в путь дальний, но чтобы ты не повторил моих ошибок, тебе нужно оставаться в чужеземных краях так долго, чтобы все прежде знавшие тебя окончательно разуверились в твоем возвращении: лишь тогда докажешь ты людям, а главное, себе самому, что жизнь не театр, и что любую настоящую роль в жизни можно сыграть один-единственный раз», – вот только после подобного мудрого напутствия и только учтя пробный опыт отца своего, молодому человеку удалось, наконец, совершить многотрудный подвиг полного и окончательного возвращения.
7. Черновик к ВозвращениюЯ тоже был – пусть в самой малой мере —тем самым человеком молодым, —в том смысле, что и я к тому стремился,чтоб уважал меня родной отец…Хотел меня он видеть инженероми лучше просто выдумать не могсудьбы моей в то время и в том месте:один и тот же на всю жизнь заводс зарплатой и надежной и приличной,и люди тебя будут уважать,после работы тайная попойкас приятелями, скажем, в гараже —жена ведь знает, как чинить непростоподержанный, надорванный «Москвич»,и сколько нужно времени, искусства,чтоб, не имея нужных запчастей,им самодельную найти замену, —она поймет, на то, чай, и жена…Ну и с жильем пожизненно проблемыя тоже б, разумеется, имел,как, впрочем, большинство людей в те годы…И ладно бы втроем всю жизнь прожитьв уютной однокомнатной квартирес отцом и матерью – куда ни шло…Но нет, придется ведь и мне женитьсякогда-нибудь – и вот мы вчетвером,а там, глядишь, у нас родятся дети,и чтоб свою квартиру заиметь,есть три возможности: большие деньги,иль блат, иль упомянутый завод, —десяток лет там нужно проработать,и верою и правдою служить, —тогда он и квартирой обеспечит:он много может, тот завод родной…А если – ведь бывает же такое —он чужд вам – и до глубины души,но жить прилично вы хотите – развене должен жить достойно человек?а плюс к тому по вкусу одеваться,и мир хотя б немного посмотреть, —ведь скромные по сути пожеланья:но невозможно их осуществитьмне было в юности моей и близко!..И я решил уехать навсегда —без политических соображений,желая моей родине добра,но как бы и себе добра желая, —разводятся супруги так в семье,поняв, что брак простительной ошибкойих был, и в нем никто не виноват,и нужно им не больше как расстаться,друг другу напоследок пожелав,по крайней мере, искренне: удачи,ибо о счастье трудно говоритьв такой момент, то есть интимном счастье…Клянусь, что в чувствах именно такихя родину мою тогда покинул —в конце семидесятых, в прошлый век,и до сих пор нисколько не жалею, —Европа так близка моей душе,как будто здесь частенько я рождался,и лишь последний раз в чужой странея странным образом на свет явился, —но вовремя вернулся в дом родной…Отцу родному это я поведал —в иных, конечно, путаных словах,уж и не знаю, смог ли мою душуя донести до моего отца —когда в рабочей, помнится, столовойв обеденный недолгий перерывя сообщил ему за кружкой пивао предстоящем выезде моем…Он с матерью давно уже в разводебыл, я же чудом отыскать сумелневесту из одной семьи еврейской:пожалуй, и единственной семьив провинциальном нашем городишке,готовой эмигрировать… куда?совсем не обязательно в Израиль:в Америку, а если повезет,то и в самой Европе зацепиться…Я с гордостью об этом сообщилотцу родному после кружки пива:вот, мол, смотри, отец, чего достигтвой сын – по праву можешь ты гордиться:от семени он семя твоего,и путь твой дальше жизненный продолжит,откроет земли новые – и в нихсоздаст очаг семейный, что не снилсявовек тебе, но это не в упрекбудь сказано – традиции великоймои слова, отец, посвящены…Давай же мы деянья сопоставим,что сделал ты, что сделать я смогув аналогичный времени отрезок:квартиру от завода получилты – и скажу я: это очень много,но я квартиру тоже получу,что будет комфортабельней и больше,а где же расположится она?в одном из европейских городов,а то, пожалуй, в самом его центре,не то, что та, где мы теперь живем —в провинциальном пригородном месте…Ты приобрел подержанный «Москвич»,я же куплю себе, клянусь, «Мерседес» —пусть и не сразу новый – и когдаты в гости как-нибудь ко мне приедешь,по очереди будем мы водитьнемецкую и славную машинупо улицам старинных городов,где множество готических соборов,а в них звучит торжественный орган…И за продуктами стоять не нужноуниженно – заметь – в очередях,на Западе есть все на каждый вкус,и фильмы можно посмотреть любые,а это много значит для меня:не интересен мне, отец, «Чапаев»,а вот есть фильм про «Крестного отца» —рецензию читал я в «Комсомолке», —мне этот фильм пришелся б по душе,и много есть еще ему подобных,которых не смогу я посмотреть —а почему и по какому праву?..В таком вот духе моему отцупричины я отъезда и поведал,прибавив, что хоть он и разведенс моею матерью, ОВИР желаетформальное согласие иметьего на выезд мой, – и если уж не трудно…Ему я лист бумаги протянул:его он кротко, с каверзной улыбкойкачая головой, назад вернул, —в том смысле, что и речи быть не можетту странную бумагу подписать,а жест свой пояснил известной песней:«мол, как в Россию я домой хочу,поскольку я давно не видел маму»…Я был, признаться, сильно потрясен —и песней из «Ошибки резидента»,и тем, кем стал я вдруг в глазах отца:пусть не предателем, но отщепенцем,и, главное, реакцией моей —во мне не только не проснулась совесть,но за отца мне сделалось смешно, —и за его фальшивый детский голос,и за упрек в подвыпивших глазах…Мы разошлись в той заводской столовойсовсем не так, как в море корабли:последним хоть случайно повстречатьсяеще дано в каком-нибудь порту,тогда как даже малое сближеньемеж нами исключалось навсегда:друг друга мы ни в чем не упрекали,и объясненья были ни к чему,и очень быстро из души исчезложелание друг друга повидать…И стало ясно, что есть в мире вещи —как Гамлет замечательно сказал —которые осмыслить невозможно, —их нужно просто сделать и принять, —в конце концов, не мой отец родилсяв местах, откуда должен выезжать,чтоб рано или поздно возвратитьсятуда, а я – к нему претензий нет…Точнее, лишь одна и от искусства:мне кажется, что тот старик-отециз вышеприведенной мной Легенды —не то что был бы лучше моего —судить об этом не имею права —но мне-то он как раз гораздо ближе,и сам я с его сыном очень схож, —а то, что мы в родстве, причем буквальном,по всем законам и не можем быть, —так это еще, как и те законы,попробуйте, ребята, доказать…