Страница 1 из 8
Анастасия Акулова
Танцовщица и султан
Душой живите, не дышите болью,
Себя самих ищите на пути.
И отпускайте вы легко, с любовью
Всех тех, кто хочет просто сам уйти.
С любовью, с миром по судьбе идите,
Свою все глубже познавая суть.
Не плачьте, не цепляйтесь, не держите,
Пусть каждый свой найдет на свете путь.
Нет смысла строить из обид заставу,
Себя самих на части разрывать.
Запомните — у каждого есть право,
Святое в жизни право — ВЫБИРАТЬ.
И как бы выбор ваш ни воплотился,
За все ответ оставьте за собой.
Запомните — любой из нас родился
С дорогой жизни и своей судьбой.
Не будьте чьей-то ношей — это бремя,
Придет потом освобожденья час.
Судьбу благодарите вы за время,
Что крепкой нитью связывало вас.
Желайте, чтобы жизнь, как гладь морская,
Покой душе всегда могла нести.
И с чистым легким сердцем отпуская,
Желайте всем вы счастье обрести,
С самим собою и в сплетенье судеб,
Желайте счастья в миг любой и час.
И пусть у всех оно полнее будет,
Не беспокойтесь даже, что без вас.
Желанья счастья в нас всегда так сходны.
Свобода — вот, что будет дорогим.
Так будьте сердцем и умом свободны
И дайте шанс свободным стать другим.
Марина Маслякова Бубнова
ПРОЛОГ
Теплый летний день проникал в каждый закоулок, в каждый дом, даря миру сотни красок, легкость и умиротворение. Все живое радостно тянуло руки к щедрому солнцу и повсюду царило необычайное оживление. Даже там, где сегодня не было ни одного человека, кроме юной девушки лет шестнадцати.
Нескладная, непропорциональная, она будто была вылеплена наспех кем-то не особо талантливым. Черты лица правильные, но довольно высокий рост, крупное телосложение и угрюмость в аквамариновых глазах сильно прибавляли ей лет. Роксана уже привыкла к этому: с самого детства все вокруг говорили, что она выглядит намного старше своего возраста, продавцы-разносчики спрашивали, но хочет ли она купить книжку для своего ребенка, а знакомые интересовались у отца, жена она ему или дочь. Раньше это очень злило и обижало, но наложило определенную печать на ее характер: она и сама ощущала себя старше своих сверстников. То, что она сама в глубине души верила в это сеяло вокруг отчуждение.
Одиночество — вечный спутник, словно горб на спине. Привычно, но тяжело.
По правде говоря, действительно одна Роксана никогда не была: у нее любящие, заботливые родители, вокруг всегда много людей и всем от нее что-то надо, но… но. Ее — талантливую, амбициозную, творческую девушку показывали, как обезьянку — мол, смотрите, какая у меня дочь или ученица или подруга, а после выбрасывали в дальний угол, чтобы вновь вытащить на свет только при необходимости.
Родители гордились ею и любили, но никогда не понимали. Сколько было истрачено нервов на почве того, что она не хотела бросать свои "писульки и танцульки", как об этом говорила мать, и идти в спорт только за тем, чтобы влиться в какую-нибудь компанию. Сколько было попыток кому-то навязаться, переступить через себя, улыбаться, когда хочется плакать — лишь бы быть не хуже других, лишь бы не чувствовать этого одиночества. Но без толку. А ведь хотелось совсем простых вещей: дружбы и общения, взаимной первой влюбленности. Легкости. Если понадобится — быть глупой и пустой, не иметь собственного мнения и ни к чему не стремиться, лишь бы душа не болела так сильно. Собственные достижения, амбиции и перспективы оказались весьма слабым утешением. Люди считали, что ей все доставалось легко.
Уже который час она просто шла из леса в лес, уйдя уже довольно далеко от родного поселка и, наверное, миновав пару деревень. Кривая русая челка падала на сухие стеклянные глаза, в которых проступили красные прожилки, как у больной, а руки, спрятанные в карманы старой спортивной кофты, слегка подрагивали.
Клоун. Так назвали ее подруги — непонятно с чего вдруг написав это. Еще вчера они, смеясь, до вечера гуляли по улицам, и Рокси была почти счастлива. Да, на вторых ролях, но ее не прогоняют, не смотрят как на инопланетянина. С языка то и дело срывались шутки — ей хотелось улыбаться и дарить улыбку другим.
Клоун. Надо же, какое болезненное слово. И какая привычная роль. Именно клоуном она и чувствовала себя всю сознательную жизнь: яркая, несуразная, вынужденная быть неискренней, на потеху толпы.
Не хотелось даже выяснять, зачем и почему. Эти вопросы, вкупе с "что же именно я делаю не так?" преследуют ее так часто, надоели так сильно, что не хочется и произносить их лишний раз.
Жалкая улыбка тронула губы, и в ней было больше отчаяния, чем в самом надрывном крике.
Моргнув и глубоко вздохнув, словно прогоняя наваждение, Роксана очнулась от размышлений и более осмысленно огляделась. Она лежала на красивой маленькой поляке, заросшей ромашками и земляникой. Большой каменный колодец, местами покрытый плесенью, казался таким древним, будто из легенд. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь симфонией листвы и ветра…
Быстро слопав принесенный с собой чуть помятый "Чокопай", Рокси достала из сумки маленький тонкий блокнот и изгрызенную ручку. Старый заслуженный блокнот оказался изрисованным и исписанным от и до, поэтому она выдернула последний чистый клочок бумаги, растерянно глядя в никуда.
Стихи всегда были ее личным обезболивающим, антидепресантом. Когда не было сил держать эмоции в себе — Рокси вот так своеобразно выплескивала их на бумагу. И почему-то каждый раз удивлялась тому факту, что стихов, наполненных светом, отчаянной верой и чувством прекрасного у нее было куда больше, чем преисполненных зла и боли. Но этот — нагрянувший внезапно, как молния средь ясного неба, определенно относился ко второй категории.
Карандаш прытко бегал по огрызку бумаги, и с каждой выведенной буквой, с каждым словом становилось чуточку легче. Магия, не иначе.
Как часто смотрят волками.
Но в ответ улыбаюсь я,
Тогда как рвет сердце когтями
Дьявол внутри меня.
Одна. Одинока в толпе.
В пустом взгляде не сыщешь огня…
Забыла давно о душе,
Лишь дьявол внутри меня.
Никому быть не нужной — больно…
Со мною — бокал вина.
Смеется — и зло, и довольно
Дьявол внутри меня.
И в этой пустой квартире,
В личном аду горя,
Сознаю: все, что есть в моем мире
Это дьявол внутри меня.
Вздохнув, Рокси легонько сжала кулак, скомкав стих, и снова прилегла на траву. Чистое, дивное небо, красота природы вокруг — все вокруг пело гимн Жизни, напоминало о лучшем, о прекрасном. Наконец, устав лежать и преисполнившись странной силой, девушка включила на телефоне одну из тех песен, под которую в лагере ставила танец, и стала вспоминать полузабытые движения, постепенно распаляясь, выгнав все прочие мысли из головы.
Танец всегда был ее главной страстью, отдушиной, счастьем. Они дарили, пусть и на миг, такую эйфорию, что и наркотиков не надо. С пяти лет Рокси занималась обычными, где жестко тренировали растяжку, потом добавила бальные, а с четырнадцати и восточные. Искусство, красота и грация движений захватывали ее, потрясали до глубины души, и не было от этого избавления…
Было так странно танцевать одной, в лесу, когда привыкла плясать на публику, но, Боже мой, какая свобода заполнила каждую клеточку тела… Она танцевала с огнем и ветром, будто став частью их, крошечной частичкой стихий, непокорных и ни от чего не зависимых. Частичкой первозданной красоты, равной которой нет…