Все хорошо, я рядом

Ийя покачала головой, отодвинулась, всматриваясь в него. Айре удержал ее, губы у него задрожали, он шмыгнул носом.

— Скажи что-нибудь. Пожалуйста. Мне надо знать, что это — ты.

— Это — я.

— Ты себе не представляешь, как я за тебя испугался.

— Представляю. Отлично представляю. Айре, ты меня боишься? Теперь?

Он удивленно вскинул брови.

— Я? А похоже?

Ийя смотрела на его, прикусив губу. Ресницы у Айре были мокрые, глаза влажно блестели.

— Ты не должен был этого видеть. Я не хотела, чтобы ты видел.

— Ты все сделала правильно. Они бы убили тебя.

— Они бы убили тебя. Я не могла позволить. Даже если бы ты потом боялся даже думать обо мне.

— Я никогда не буду тебя бояться.

В дверь постучали. Айре вздрогнул, стиснул Ийю, словно пытаясь спрятать. Она грустно улыбнулась. Даже забавно в сложившихся обстоятельствах, если вдуматься.

— Это жандармы. Думаю, тут было шумно. Ведь было же?

— Да. Было. И что нам делать?

— Открыть дверь. Пошли.

Они сидели на кухне. Жандарм заполнял протокол, положив рядом с собой фуражку с нечищеной кокардой. Руки у него были большие, покрытые светлыми волосками, и карандаш в них казался нелепо тонким. Ийя смотрела в окно, вращая пальцем стоящее рядом маленькое кофейное блюдце.

— Вы говорите, госпожа, что они на вас напали?

— Да. Ворвались в дом. Мой раб пытался им помешать, но их было слишком много. Они напали на меня, я вынуждена была защищаться.

— Вы хотите сказать, что они не понимали, кто вы?

— Боже, ну откуда я знаю. Мы не были представлены. Видимо, не понимали. Иначе вряд ли сделали бы такую глупость.

— Вы их когда-нибудь видели?

— Нет. Кажется, нет. Во всяком случае, я не помню. Мне они показались вполне обычными молодыми людьми.

— Я могу поговорить с вашим рабом?

— Конечно. Айре, ответь господину жандарму на вопросы.

Айре, стоявший, опираясь на разделочный стол, подошел и коротко поклонился.

— Слушаю вас, господин.

— Ты видел раньше этих людей?

— Никогда, господин.

— Они что-нибудь говорили?

— Не помню, господин. Я растерялся, господин.

Жандарм вздохнул, отер лоб мятым платком и протянул Ийе протокол.

— Ознакомьтесь, будьте любезны.

Ийя прочитала, подписалась в углу.

— Все?

— Да. Позже, если возникнут вопросы, с вами свяжутся.

— Вы сообщите мне о результате расследования?

— Конечно, госпожа. Если вас не затруднит, сообщите в 15-й округ жандармерии ваш новый адрес, если захотите сменить место жительства.

— Хорошо. У вас все? Я хотела бы одеться.

— Да. Благодарю вас. Всего хорошего.

Жандарм сложил бумаги в папку, взял со стола фуражку. Он зашел в гостиную, махнул рукой остальным и направился к выходу. Айре отпер замок, придержал дверь, пропуская следователей, и поклонился на прощание.

Когда Айре вернулся на кухню, Ийя сидела, положив подбородок на коленки, обхватив себя руками.

— Почему ты… вы соврали?

Ийя махнула рукой.

— Ты, ты. Думаю, мы достаточно близко знакомы. Я не врала. Сам подумай. Они действительно хотели напасть на меня. А то, что я этого в тот момент не знала — так зачем путать господина жандарма. И я их действительно никогда раньше не видела. Просто если я защищалась — все законно. А убить пятерых, защищая раба — это уже непорядок.

Айре подошел, встал рядом, поглядывая нерешительно. Ийя подняла на него глаза.

— Ты меня действительно не боишься?

Он покачал головой, и Ийя, поймав его за штанину, потянула к себе, обняла, прижавшись щекой к животу. Айре погладил ее по влажным волосам.

— На что он был похож?

— Кто?

— Образ. На что он похож?

— На насекомое. Богомола. И на ящерицу, наверное. А в… ты не знаешь? Ийя, может, не надо на "ты"? Я привыкну, а потом в людном месте неловко получится. На вас оглядываться будут.

— Пусть оглядываются. Я хочу на "ты". Разве ты не должен делать то, что я хочу?

— Как прикажете, госпожа, — Айре улыбнулся, но получилось как-то тоскливо.

— Знаешь, он даже красивый. Образ. По-своему. А на картине — про Зоан — они огромные.

— Зависит от ситуации. Образ соответствует ситуации. Там было много противников — и монстры были огромными. Здесь — маленькая квартирка, гиганту не развернуться. Поэтому Образ достаточно компактный. Знаешь, он существует практически сам по себе. После трансформации сознание меняется. Последнее, что я помню — это надпись, и то, что я уже не умею читать. Все, что говорят о трансформации в школах — неправда. Образ практически нельзя контролировать. Можно принять Образ сознательно, волевым усилием — и все. Потом ты заканчиваешься, и начинается зверь. Образ все решает сам. Там, на Зоане, боя, как такового не было. Там вообще не было наших частей, ни одного человека, все отошли за реку. Были только Древние. Потом, когда подошли войска противника, они трансформировались. А дальше был вовсе не бой. Была бойня. Древние просто рвали всех, кто был не в Образе. Вот и все. У монстра нет сознания, только желание убивать. Образ не должен был стать наследственным. Это просто ошибка магиков, недоработка. Требовался срочный результат, и они сделали, что смогли. Поэтому первое, чему учат ребенка — контролировать себя. Не позволять телу трансформироваться, не выпускать Образ. Исключение — аффект. Тогда контроль невозможен. — Ийя вскинула голову, глядя на Айре снизу вверх. — У тебя майка промокла от моих волос.

— Ерунда. Но они же не нападали на тебя. Ты могла уйти. Я хотел, чтобы ты услышала, что происходит. И не входила.

— Ты поэтому такой грохот устроил?

— Ну, рот мне заткнули, правильно?

— А я не могла уйти и бросить тебя, правильно?

— Ийя, я знаю, так нельзя разговаривать с хозяевами и, если хочешь, можешь потом меня хоть выпороть. Но ты — сумасшедшая.

— Можно подумать, ты нормальный. — Она улыбнулась, потерлась о него носом.

— Айре, если ты сейчас захочешь уйти, то я не буду возражать. У нас еще остались деньги, можешь снять квартиру.

— Почему? Я мешаю? Что я сделал?

— Я не думаю, что жить с кем-то, кто на твоих глазах убивает несколько человек и даже не помнит этого — хорошая идея. Понимаешь, теперь ты всегда будешь смотреть на меня и вспоминать, как богомол отрывает кому-то голову.

Айре присел на корточки, заглянул ей в глаза.

— А почему ты меня не спрашиваешь, хочу ли я уйти? Знаешь, я тоже думаю, что ты смотришь на меня — и вспоминаешь тот мусорник. И бутылку. Я долго считал, что ты поэтому меня не хочешь. Потому что нельзя хотеть того, у кого из… из кого доставал бутылку, в крови и… Что ты не хочешь меня, потому что видела, какой я грязный.

— Я никогда так не думала.

— Я знаю. Теперь — знаю. И поверь, я не буду ничего вспоминать. Не хочу. Я хочу помнить, что ты могла уйти, но не ушла. Ты не бросила меня. И если ты позволишь мне остаться — я буду с тобой.

Айре сидел, подавшись вперед, и Ийя подумала, что это слишком близко. Так близко, что становится жарко. Ийя подумала, что губы, у него, наверное, твердые и горячие. Что если она сейчас наклонится, то может коснуться их пальцами, провести, обрисовывая контур, а если наклониться еще ниже… Ийя тряхнула головой.

— Я хочу, чтобы ты остался. Но если когда-нибудь будешь сомневаться — просто скажи.

— Хорошо. А если ты вдруг решишь, что стыдно выходить в город в обществе шлюхи — то тоже скажи.

Ийя задумалась.

— Извини. Я поняла. Мы просто не будем об этом думать, ладно?

— Конечно. Не будем. — Айре улыбнулся — и это была та самая улыбка, теплая и мягкая, как дыхание июльского полдня, улыбка, ради которой Ийя шагнула тем далеким слякотным утром в грязный проулок.

— Давай к делу. Они что-нибудь говорили? Что-нибудь важное?

— А ты думаешь, что намерение всех поубивать — это не особо важно? Ладно, ладно, я понял. Рассказываю. Они сказали, что не надо было лезть не в свое дело. Что убийство должно выглядеть, как совершенное борцами против смешения классов. Все должны были подумать, что тебя убили, потому что ты ходила со мной по городу, как с равным. А меня должны были, — Айре запнулся, — меня должны были не просто убить. Когда они пришли, я сказал, что ты вернешься не скоро, поэтому они думали, что времени много, и не спешили. Наверное, если бы я сказал правду, меня бы прижали где-нибудь в спальне, с заткнутым ртом. А может, оглушили. И подождали тебя. За дверью. А потом уже занялись мной.