Страница 6 из 86
— В-вы ко мне? — спросила она и видимо досада в голосе прозвучала, потому что участковый сразу начал оправдываться:
— Простите, что надоедаю, я всего на одну минуту! Долг зовет, я не могу не…
— Да-да, — смилостивилась хозяйка, а сама почувствовала — снова накатывает, — что там у Вас? — а сама глаза косит, на что угодно смотрит, да только не в глаза. Помимо глаз у мужчины было на что посмотреть! Высокий, широкоплечий, волосы и брови черные, кожа смуглая, на цыгана чем-то похож. И вот досада, молодой очень. Лет двадцать пять, от силы двадцать семь. «Не, этот наверное не суженый, молодой для меня! Но чего ж так колбасит-то?» Аж ладони чешутся, обнять за шею хочется и к губам красным прижаться!
— Вы хозяйка этого дома? — продолжает.
— Я! — «ох беги скорее, прошу тебя…»
— Не могли бы Вы найти время познакомиться? По долгу службы я должен знать всех жителей… — а сам и воротник поправил и фуражку, затем зачем-то куртку фирменную расстегнул.
— Могла бы! Вот только, если позволите, не сейчас! — природа звала Степаниду уже далеко не шепотом, она даже приплясывать на пороге начала, и это к счастью, отвлекало от мыслей страстных.
— Да! Безусловно! Я зайду в другой раз! Скажите когда удобно? — а сам все в глаза заглянуть норовит.
— Завтра, часов в двенадцать, подойдет? — выпалила первое попавшееся.
— Отлично! Хорошего дня! — и нехотя ушел с порога.
И вот только сейчас Степанида заметила, что густого кустарника, как и не бывало! Ни возле забора, ни возле дома! Нигде!
Разглядывать времени не было, пулей помчалась в конец огорода, где у деда стояла допотопная уборная. Одно хорошо, кирпичная дорожка была расчищена.
Туалет встретил Степаниду привычным скрипом старой двери, гвоздиком придавленной. Та же дыра в полу и газетка на крючке. Передернуло девушку, да делать нечего…
«Первым делом надо что-то с туалетом и душем решить! Не могу я бегать по дырявым туалетам в мои-то годы! Ах, где мой унитазик любименький, да кабинка душевая?» Пришлось строго напомнить себе, что на унитазике нынче восседает беременная попа Маруськи-любовницы и настроение испортилось окончательно.
На обратном пути Степаниду ждал очередной сюрприз. Сосед собственной персоной! Топтался у калитки, словно не решаясь войти. Увидел ее, обрадовался, на все тридцать два улыбнулся. «Красивый мужик… С сединой уже, но все равно красивый, на Алесандро Сафино чем-то похож!»
— А я снова к Вам! — пробасил он, — позволите войти на одну минуту?
«И этот на одну минуту… Эх, ладно… в глаза, главное, не смотреть!»
— Да, проходите! — сосед бравой походкой подошел и отчеканил:
— Славный Петр Ильич! Ваш сосед, как Вы догадались! — он махнул куда-то вправо, — хотел познакомиться с соседкой и сказать, чтоб про электричество Вы не беспокоились…
— Очень приятно! — сказала Степанида, про себя усмехнувшись фамилии, — а что не так с электричеством?
— Нет-нет! Вы не поняли, — сразу начал оправдываться сосед, — пользуйтесь сколько угодно, никаких претензий!
Беспокойство охватило Степаниду, посмотрела она на крышу собственного дома, откуда тянулся электрический провод. Вот только тянулся он почему-то не к столбу, а к соседскому дому!
— Ах ты ж, Егорыч! Псина смердящая! — выругалась Степанида, вспомнив как Лукерья того называла, — провел свет, называется…
— Что? — не понял сосед и так и сяк, пытаясь заглянуть девушке в лицо.
— Э-это я не Вам! — заверила она его, — спасибо большое, что разрешаете попользоваться, это временно! Я сегодня же схожу в сельский совет, или куда тут еще принято и решу проблему с электричеством! — защебетала она. «Блин! Как пахнет от него м-м-м… костром, шишками…» Она зажмурилась, зубы сжала, все силы призывая. До боли в глаза заглянуть захотелось, по волосам провести…
— Что Вы! Мне даже приятно! — огорчился сосед, топчась на месте.
— И спасибо Вам за это! Очень рада была познакомиться… — а сама бочком-бочком в сторону крыльца отходит, губы облизывая, руки вспотевшие о джинсы вытирая.
— А… Вы не представитесь? — грустно совсем спросил сосед.
— Ох, да! Любимова Степанида Станиславовна! — выпалила она.
— Сте-панида Ста-ниславовна… — выговорил сосед, спотыкаясь на каждой букве.
— Вот такое непростое имечко, да! — согласилась она, уже с трудом говоря, — ну… всего хорошего! — и влетела в дом.
— До встречи! — донеслось до нее.
Степанида рухнула на пол прямо посреди коридора, руками за голову схватилась. «Мать родная! Тридцать три года скоро, а я как кошка мартовская! Надо ж, чтоб так прошибло!»
— Водицы студеной дать? — раздалось рядом участливо.
Ратный — военный
Глава 4
«Любить не люблю, а отвязаться не могу»
— Так, Лукерья, вопрос номер один, — проскулила Степка испив водицы, — лекарство есть?
— Ат чаво?
— Как ат чаво? Тьфу ты! От чего? От озабоченности кошачьей! — женщина бахнулась затылком об стенку, — я ж так долго не выдержу!
— Ну… есть средство… — протянула Лукерья, — но не сподобится тебе…
— А мне и так все это не нравится, ой, как не нравится… так что, колись!
— Спозаранку нагишом по лесу пробежаться… — вздохнула охоронница.
— Что? — просипела Степка, — совсем ку-ку, да?
— Я ж толковала, что не сподобится…
— Сумасшедший дом! — выкрикнула Степка и вскочила на ноги, — ни — за-что!
— Угу-угу… — донеслось следом, — не ты першая, не ты остатняя…
— Не серчай, хозяюшка, — пропела Лукерья, видя, как Степка уже битый час молча глазеет в окно и грустно вздыхает, — есть еще способы ослабить… притяжение…
— Слушаю тебя…
— Ну першее и самое действенное — гонять голяка! — Степка глаза закатила, — окромя этого, водой студеной обливаться, — Степанида скривилась, но промолчала, — скоромного не есть…
— Чего не есть?
— Так это, мясо, масло, яйца…
— Бли-и-и-н! — очень любившая покушать Степанида, совсем приуныла.
— Не употреблять алкохолю…
— Тьфу на тебя! — воскликнула Степка, — чем дальше — тем хуже!
— Не сквернословить!
— А это еще почему? Ты придумала! — возмутилась женщина.
— Ниче не придумала…
— Придумала-придумала! — пробасил Егорыч и захихикал.
— Доносчик! — прошипела Лукерья, обидевшись.
— А ты, Егорыч, тоже хорош! — вдруг вспомнила Степка, — зачем электричество у соседа воруешь? А?
— Так я это, барышня… — замялся Егорыч, — шоб… сэкономить капитал…
— Блюдолиз! — не унималась Лукерья.
— Колотовка! — в долгу не остался Егорыч.
— Да тихо вы! — встряла Степанида, — точно! Капитал!
— А шо, капитал? — в одночасье спросили Егорыч и Лукерья.
— Это вы мне скажите, а где Слагалицы брали капитал? А?
— Какой капитал? — это уже Лукерья, Егорыч видимо испарился.
— А такой, капитал! Деньги-тугрики! Жили за что? На работу ходили? — и как этот вопрос не возник у нее сразу. Женщина-то она была практичная. Привыкла, что деньги, пусть немного, но имелись.
— Так а пошто тебе деньги-то? — недоумевала Лукерья, — как в силушку войдешь и мы следственно тоже, то в еде надобности не будет. Хозяйство заведем, Крапивка подсобет, огородик, коровка…
— Ой не-не-не! — Степанида аж со стула вскочила, — я в огороде работать не умею, а коров так вообще боюсь! Ты что!
— Та я кажу — Крапивка подсобет!
— А Крапивка у нас кто? Здесь еще кто-то есть? — кажется конца краю сюрпризам не будет!
— Крапивка у нас огородница-господарушка! — защебетала Лукерья, — огородик у ней славный, ни травиночки, растёть все, аки на дрожжах! А молочко у коровки… м-м-м…
— Это типа как ты, только по двору? Это она кусты выкосила?
— Она, кто ж еще! С позаранку до ночи, работяжечка! — пела соловьем Лукерья.
— А если люди увидят? — Степанида выглянула в окно, но ничего такого не заметила.
— Нихто не узреет! Не боись! — уверила охоронница.
— А она меня слышит? — Степанида по сторонам поглядела, — видит?