Страница 31 из 86
«Хотением побежден, огнем распален»
Степанида задремала в кресле, пока лесник разжигал камин. Он укутал ее пушистым пледом, подоткнув под ноги. Затем сварил ароматный чай, принес две чашки, сел в соседнее кресло и залюбовался. Она была такой нежной, хрупкой. Кудрявая головка склонилась, открывая шейку, в которую хотелось впиться зубами и зализать поцелуями.
Вздохнул. Ненавистная медвежья кровь. Он раньше был другим. Романтично настроенным парнем, любящим стихи, песни у костра. И что с ним стало? «Зверь» изменил до неузнаваемости, подчинил себе. Теперь в каждом его желании, поступке, сквозила медвежья суть. Злой рок судьбы сделал его иным, но душа мириться с этим не желала. Человек в нем упорно стремился остаться собой, борясь с медведем. Но. Чаще всего победа оставалась за зверем.
— Ой, я заснула, — женщина выпрямилась в кресле, — долго спала?
— Нет, полчаса. Хочешь чаю?
— Хочу, спасибо, — приняла чашку из его рук, — у меня еще много вопросов.
— Давай. Я готов, — сказал, глядя на огонь.
— Как твой медведь попал на мою Поляну? Лукерья говорила, туда нет ходу никому.
— Бабушка показала путь. У нее были проблемы с огневиком, она его боялась, вот и показала мне туда дорогу на всякий случай.
— А огневик тоже мог туда прийти? Прямо не Поляна, а двор проходной!
— Там запутанная история. Огневик был женат на Слагалице, той, которая была еще до твоей бабки. Но она погибла, а он не смог смириться с ее смертью и винил преемницу в этом.
— Ничего себе!
— Да, сдурел мужик. Я его частично понимаю. Потерять свою половинку равнозначно потере разума.
— Но ведь бабушка не виновата?
— Конечно нет. Он был не в себе, искал крайних, хотел мести. Надеялся, полегчает.
— А он… смог отомстить? — с ужасом в голосе спросила Степанида, — это он убил… бабушку?
— Я не знаю, прости, — грустно ответил лесник, — но погибла она странно. Утонула в болоте, хотя лес знала, как свои пять пальцев.
— Какой ужас, бедная бабушка, — пролепетала женщина, поежившись.
— Жаль, я тогда не был медведем, почуял бы, что произошло по запаху. В принципе и сила лесника во мне только просыпалась. Мне очень жаль, что не уберег ее, — повторил.
— А как ты становился маленьким? — продолжала расспрашивать Степанида.
— Это иллюзия. Я был обычным.
— Ой, то есть я голая бегала со здоровенным медведем? Блин!
— Ему понравилось! — улыбнулся лесник, — ты такая сочная! М-м-м…
— Хватит! — Степка почувствовала, что щеки вновь загораются, — как ты умудрился куснуть меня во сне?
— А вот это способность истинной пары. В… э-э-э, брачный период, самка от медведя нигде не спрячется. Уж прости, но я этим не управляю, — развел руками с хитрой улыбкой.
— Врешь ты все!
— Не вру!
— А как ты меня «лечил»? И что это был за грязный хлев в лесу?
— Это не хлев, а логово волка-оборотника. Лучше скажи, как ты туда попала? Если бы медведь не нашел тебя по запаху, могла бы замерзнуть. Тот волк давно умер.
— К-как? Мне Лукерья рассказала, что два разочка вокруг дуба…
— Наверное ты с кругами напутала, — предположил лесник, — «зверь» нервничал, чувствовал свою метку, но потерял тебя. Пришлось отпустить его на волю. Удача, что успел!
— Так, а как ты меня лечил? Чем-то мазал…
— Ничего особенного я не делал, смазал шею настоем трав, который мать дала. Он снял горячку.
— А что было бы если…
— Что-что, по идее ты должна была найти «зверя» и вступить в ним в брачные игры. Он на это рассчитывал.
— Он? Не ты? Вы разве не единое целое? — опешила Степка.
— И да и нет. Не спрашивай, это сложно.
— Как это «не спрашивай»? — возмутилась женщина, — я не хочу, чтоб меня метили, не надо мне этих брачных игр.
— А что делать? — пожал плечами, — смирись!
— Да иди ты!
— Не дуйся. Но ты и правда наша. А от двоих никуда не денешься.
— Какое счастье! — Степанида грохнула чашкой о стол и вскочила с места, — я сама сделаю выбор! И твой медведь на этот выбор не повлияет!
— Как знаешь, — улыбнулся снисходительно, — больше ни о чем не спросишь?
— Спрошу! Как тебя зовут? Что за дурацкое отчество у нашего мэра?
— Спасибо за комплимент! — расхохотался медведь, — Гор. Меня зовут Гор, благодаря мамочке.
Глава 15
«Хочется, и колется и матушка не велит»
— Гор… А знаешь, красивое имя, тебе подходит. Человек-гора ты и есть! — сказала Степка, притворно успокоившись. Села, поправила халат и спросила с сарказмом в голосе, — ты всегда такой здоровенный был или подрос, когда мишкой стал?
Лесник заскрежетал зубами, полоснул взглядом.
— Ехидна, да?
— Ага. Зоопарк, — и показала медведю язык. Он ухмыльнулся, ощутив, что эта перебранка ему приятна. Хоть вечность бы так сидел, болтал с нею. Пусть, что угодно говорит, лишь бы рядом была. Ну и чтоб сто тридцать пять дней поскорее завершились, открыв доступ до сокровенного.
— У тебя тоже редкое имя. Не слышал, чтоб так женщин называли. Что, папа мечтал о сыне? — и подмигнул.
— Не угадал! — хмыкнула женщина, — все гораздо смешнее, рассказать?
— Давай!
— Мой папа поляк. В раннем детстве он с родителями переехал сюда из Польши. А когда жил там, его воспитывала тетка по отцовской линии. Звали ее тетя Фаня.
Лесник не сдержал смешок.
— Можешь ржать, не стесняйся, — разрешила Степка, — я привыкла, это и правда смешное имя. Так вот. Тетя Фаня очень любила отца, он в общем-то, отвечал ей тем же. А когда родилась я, папа заявил, что я — вылитая она и звать меня будут не иначе, как Стефча.
— Стефча? — изумился мужчина.
— Ага, так оно звучит на польском. Мама раскричалась, папа обиделся. Поссорились. Целый месяц не разговаривали. В итоге пришли к тому, что назовут меня Степанидой, на русский лад и папа успокоился.
— Да уж, умеют наши родители испортить жизнь детям, «подарив» имечко! Дразнили в школе?
— Бывало, — пожала плечами, — чаще всего Дядей Степой. Я выше всех в классе была, так что прозвище соответствовало.
— Болваны!
— Ага. А папа меня до сих пор упорно Фаней кличет. Хорошо, что во дворе не слышали, а то за Фаню мне досталось бы хлеще.
— А мама, как тебя называет?
— Мама зовет исключительно полным именем. Таким образом продолжая противостоять отцу. Не может ему никак простить, — Степка улыбнулась, — они хорошие, любят друг друга, мое имя — это единственное, что внесло раздор в семью.
— Я буду называть тебя Стешей, — заявил Гор.
— Да называй, как хочешь, после Фани мне ничего не страшно, — засмеялась.
— Расскажи о себе, — попросил через какое-то время, — как ты жила, кем работала? Почему не приезжала так долго?
— Я… замужем была, — ответила тихо, словно стеснялась этого факта, — и приехала только потому, что ушла от мужа. Некуда было податься. Мое возвращение — дело случая.
— И как зовут козла, которому нужно пожать руку, за то, что не удержал такое сокровище?
— Ладно тебе. Сокровище. Знал бы меня лучше, так не считал.
— Почему же?
— Жена из меня, прямо тебе скажу — не вау! — и принялась загибать пальцы: — готовить не умею, гладить — не умею, убирать — не-на-ви-жу! Что еще? — задумалась.
— А что еще? — мужик так внимательно слушал, даже смешно стало.
— Ну… сплю днем, ночью работаю. Супружеский долг, кх-м, — откашлялась, — с этим, короче, тоже не срослось.
— Как интересно, — Гор подался вперед, — голова болит?
— Нет, голова не болит, — Степка не оценила шутку, нервно заерзала в кресле, глаза отвела, — просто не хотелось.
— Почему?
— Ну ты пристал! Не знаю, почему. Скучно, не интересно. Работать мне нравилось больше, чем…
Мужчина громко засмеялся. Откинулся на спинку и захохотал. Степанида нахмурилась, губы поджала, осуждающе на него поглядев.
— Я перед ним душу раскрываю, а он ржёт, как конь!
— Про-сти, прости! — сказал, вытирая выступившую слезу, — нет, я на самом деле очень рад, что… — он снова засмеялся, — все-все! Молчу!