Страница 106 из 111
Алан.
Дарданийские горы.
Двадцать восемь лет со дня затмения.
Когда страшный человек появился в монастырском дворе, сиротка поняла, как глупо поступила. Она так хотела к маме, что позволила той странной старой женщине в крохотной комнатке убедить себя залезть наверх. И что из этого вышло? Сиротка лезла и лезла, медленно, осторожно, умудряясь примостить ноги на едва заметные выбоины в камнях и цепляясь за глыбы льда окоченевшими от холода руками, и каждый раз, когда оборачивалась через плечо, видела вокруг только горы.
— Еще повыше, — твердила она себе тогда, — надо взобраться чуть-чуть повыше.
Наконец подниматься еще выше стало просто невозможно, и тогда она убедила себя, что не видит желанной цели из-за серых рассветных сумерек. Вот появятся первые лучи солнца, озарят окрестности как следует, и там, за вершинами, блеснет гладкая, похожая на мокрую рыбу, спина океана. Когда солнце взошло, вдалеке действительно засверкало так, что обжигало глаза. Это отбрасывал блики снег на склонах.
К тому же, просидев на холодном ветру несколько часов, она обнаружила, что все тело стало непослушным и каким-то деревянным. И теперь она не могла уже слезть обратно вниз.
Сиротка сделала то, что и любая маленькая девочка на ее месте. Она набрала в легкие побольше воздуха и оглушительно завизжала.
Алекс, помогая себе зубами, затянул узел на повязке, сделанной впопыхах на плече из обрывков собственной рубашки. Оборотническое излечение, конечно, уже начало свою работу, но все-таки требовалось время, чтобы все ожоги и язвы от соприкосновения с насквозь пропитанным магией воздухом сумеречного мира сошли на нет. Ветер, гуляющий по коридорам, донес до его слуха детский визг.
Он пошел на звук, попутно заглядывая в комнаты: монахи, монахини, послушники — все лежали вповалку, кто на полу, кто на кроватях, и спали мертвецким сном. За окном вовсю разворачивался день, в такое время монастырь уже должен жужжать как улей, жить нелегкой жизнью усердного труда и молитв. Не иначе, как без вмешательства высших сил тут не обошлось.
Он оказался в монастырском дворе в тот самый момент, когда Эльза, в неказистом одеянии послушницы, с растрепанными волосами, покорно подходила к ведьмаку. Они находились у самого подножия тропинки, ведущей по опасному склону в гору. Детский визг не прекращался, но Алекс позволил себе смотреть на девочку, каким-то чудом забравшуюся высоко на скалу, не дольше секунды. Ему нельзя сейчас размякать и поддаваться отцовским чувствам — ведьмак уж точно не станет этого делать.
Подхватив ком снега, Алекс скатал снежок. В горячих ладонях он чуть оплавился, превращаясь в опасный ледяной шар. Убить таким сложно, но чтобы отвлечь, выиграть драгоценные секунды, хватит. Удара в висок Алан не ожидал, потому покачнулся и на миг отвлекся от жертвы. Этого хватило, чтобы преодолеть последние метры, но все же не до конца. Один жест ведьмака — и Эльза застыла статуей, вперив пустой взгляд в пространство.
Алекс ринулся на противника. От хлесткого удара в переносицу Алан по-девчачьи взвизгнул, отшатнулся, зажимая разбитый нос рукой. Алекс тенью навис над Эльзой и, схватив за худые плечи, встряхнул и оттолкнул в сторону. Он знал, что от резкого вмешательства оцепенение спадет, и когда Эль заморгала, нервно ощупывая себя руками, на сердце отлегло: справилась.
— Спаси дочь, — крик Алекса захлебнулся хрипом. От огненного удара вышибло дыхание, опаленная ткань вплавилась в кожу. Рухнув на колени, он стиснул зубы, а ведьмак уже готовил новое заклятье.
— Отродье темного бога, — кинувшись вперед, Алекс сбил противника с ног.
Вцепившись в мужчину, как клещ, Алекс бил, бил и бил, стесывая кулаки в кровь. Но упертый ведьмак отчаянно сопротивлялся, раздавая не менее болезненные удары. В голове звенело, а глаза давно залило кровью, смешанной с талым грязным снегом. На зубах противно хрустел невесть откуда взявшийся песок.
Внезапно острая боль пронзила висок, и Алекс провалился в темноту.
Мощный кар Димитрия на полном ходу атаковал не менее мощные монастырские ворота. Железо покорежилось почти всмятку, густой дым тут же повалил из-под капота, а в створках преграды не появилось даже самой незначительной бреши. Впрочем, Димитрий умел получать удовольствие и от малого, поэтому с довольной улыбкой отстегнул ремень безопасности, выбрался через разбитое окно наружу — дверь кара уже было не открыть, так погнуло корпус — взобрался на крышу, а оттуда ему уже ничего не стоило подтянуться и перемахнуть створку ворот. Вот где пригодились детские умения лазать по обрывистым карнизам.
Несмотря на грохот столкновения навстречу ему никто не вышел. Он заглянул в сторожку, но та пустовала. Пожав плечами, Димитрий устремился в помещения монастыря, в которых, как и во множестве других помещений, где ему доводилось бывать прежде, довольно уверенно ориентировался.
Когда он, наконец, миновал многочисленные переходы и подъемы и оказался на внутреннем монастырском дворе, расположенном на нескольких уровнях выше от того места, где удачно "припарковался", то обнаружил замечательную картину. Сводный брат наместника, а по совместительству — одно из первых лиц государства, сидел верхом на начальнике столичной полиции и занимался удушением оного, а родная сестра, видимо, решила покончить жизнь самоубийством, взбираясь на крутую гору. Вдобавок ко всему оглушительно визжал ребенок, и становилось понятно, что эта тревожная сирена не прекратится, пока начальник полиции не перестанет задыхаться, сестра — лезть на рожон, а сводный брат наместника не покинет этот бренный мир подобру-поздорову.
Димитрий с предвкушением вдохнул крепкий морозный воздух.
Он любил хорошую драку.
— Ты сдохнешь, истинный, — кривя рот, злорадно прошипел ведьмак, склоняясь над Алексом. — Ты уже почти сдох.
Алекс давно бы его с себя сбросил, но после удара в висок в его глазах двоилось, голова шла кругом, а руки и ноги не слушались. Неожиданно ему на грудь словно сбросили тяжелый валун, а затем вдруг стало легко-легко, и ведьмак куда-то испарился. Алекс повернул голову и увидел пепельно-серую шкуру хищника, который стоял на снегу, крепко расставив четыре лапы и окровавленной пастью грыз извивающегося и орущего от боли человека.
— Нет, — Алексу казалось, что он это крикнул, хотя на самом деле наверняка едва прохрипел. — Ты же не…
Ведьмак как-то изловчился, выпростал испачканную собственной кровью руку и припечатал крутолобую волчью морду. Шепнул что-то раскатисто, невнятно, зло — и белый волк покатился по земле, жалобно скуля и постепенно превращаясь в человека, держащегося за голову и орущего от боли.
— …не истинный, — выдохнул Алекс заканчивая мысль. — Ты бессилен против его магии, как младенец.
Сам он не был рожденным по крови оборотнем, поэтому не мог вот так легко, как Димитрий, в любой момент по желанию обратиться волком, зато символы, которые загодя нанес на тело, служили надежной защитой от магических происков ведьмака. Алекс прыгнул на сводного брата Димитрия, прижал ему локтем горло, заломил руку и ощутил, что теперь одерживает верх. Алан, основательно потрепанный волчьими зубами и потерявший много крови, значительно ослабел.
— Помоги Эльзе, — крикнул Алекс через плечо, заметив, что волк слегка очухался. — Здесь я сам.
Эльза была в отчаянии. Она достигла подножия склона, но понимала, что никак не заберется наверх. Ее доченька, ее малышка, казалось, была совсем рядом, она звала маму, протягивала ручки, их разделяло всего несколько метров. Несколько метров по скользкой ото льда отвесной скале.
И все-таки она разулась и полезла. Босыми ногами было легче нащупывать выступы. Мышцы ее рук и ног заныли от перенапряжения, но Эльза упорно подтягивала тело все выше и выше, стараясь смотреть только наверх, на дочь, и не отвлекаться на то, что творилось в монастырком дворе. Она ничем сейчас не сумеет помочь Алексу и убедилась в этом, когда Алан одним махом заморозил ее. Хорошо, что удалось высвободиться прежде, чем ведьмак наложил новое проклятие.