Страница 2 из 20
– Что ж ты, Виктор, такими неприличными словами выражаешься? – постным голосом вопросила я. – Нехорошо это. Не по-божески.
– Ты! – не выдержал Горыныч. – Хватит мне мозги делать, бля…! Ты кто? Ну-ка, покажись!
– Не могу.
– Поч-чему? – взревел сосед. – Кто ты, ва-а-пще?
– Я? Совесть я твоя, Витя.
Я печально вздохнула.
– А-а… Точно, белочка, – пробормотал мужик. – Все. Допился…
– Что ж ты, Витенька, в совесть, что ли, не веришь?
– К-какая с-совесть? – усевшись на землю, Горыныч уставился на соседский забор мутным взором. Лицо его скривилось в болезненной гримасе.
– Известно какая, – я едва сдерживала смех. – Обыкновенная. Чистая и незапятнанная. Ну, это в идеале, – уточнила вполголоса.
Брови Горыныча приподнялись, лоб сморщился, рот приоткрылся. Угу. Называется, работа мысли – налицо!
– Врешь! – спустя пару минут выдохнул мужик.
– А зачем мне врать-то? – беззаботно откликнулась я. – Того в природе нашей, совестливой, нету, чтобы людей обманывать. Это ты третьего дня старушку Семеновну обманул. А я не имею обыкновения лукавить.
– Семеновна – старая дура! – глубокомысленно изрек Горыныч.
Ишь ты! Дура… Эта дура поумнее тебя будет, дядя. Мировая тетка!
– А ты чего, невидимая, что ли? – снова решил докопаться до сути Горыныч.
– Невидимая, – согласилась я.
– Точно, допился, – со вздохом констатировал сосед. – Сейчас наряд в-вы-зо-ву. Пус-сть ребята разберутся, что за совесть такая… И откуда она тут взялас-сь…
Он полез в карман, пытаясь нашарить телефон, но на полдороге запнулся и снова заголосил:
– Ир-ма! Открывай, кому говорят!
Я уже собиралась продолжить представление, но тут случилось явление второе. И весьма своевременное.
– Ах ты ж, образина старая! Опять налакался, как свинья!
Мадам Горелова окинула мужа презрительным взглядом и распахнула калитку пошире.
– Как тебе только не стыдно? Устроил тут шоу, – она протянула руку и схватила мужа за шиворот. – Быстро домой, придурок, – прошипела мадам и втащила упирающегося Горыныча во двор.
Эх, как же не вовремя старая мымра появилась! Такое развлечение испортила!
Я расстроенно вздохнула и поплелась в дом, заниматься ненавистной уборкой. Расписание, чтоб его! Режим.
«Дзи-и-инь… Дзи-и-инь…»
Рука сама потянулась к будильнику. Проклятый тетушкин горлопан! Да заткнись ты уже! Встаю я, встаю.
Иногда мне казалось, что зловредные часы испытывают особое удовольствие, заливаясь по утрам пронзительным воем. Вот прям чувствовалось в их трезвоне некое скрытое злорадство. Типа, что? Хотела понежиться в постельке подольше? А вот тебе! «Дзи-и-инь! Дзи-и-инь!»
Я потянулась, сползла с постели и поплелась в ванную. Оперлась на край раковины, нащупала зубную щетку. Так, Лерок, просыпаемся. Эй, просыпаемся, я сказала! Вздохнув, разлепила ресницы и уставилась на собственное отражение. Как и всегда, вид всклокоченной рыжей шевелюры мгновенно поднял настроение. А что? Я – свое собственное личное солнышко, и без разницы, какая на улице погода. Яркие огненные пряди – моя визитная карточка и отражение неунывающей внутренней сути.
Умывшись и приведя себя в порядок, врубила на полную громкость «Между нами тает лед» и, подпевая «Грибам», принялась заправлять постель.
Эх, еще немного, и можно будет все здесь поменять, а пока приходится терпеть этот проклятый викторианский интерьер. Рюшечки, оборочки, перина, куча подушек – любовь тетушки к розовому беспределу иногда бесила меня до чертиков.
Я взгромоздила последнюю вышитую думку в изголовье кровати и осмотрела спальню придирчивым взглядом. Огромная кровать – белая, воздушная на вид, зефирная даже. Большой трехстворчатый шкаф – солидный, с резными завитушками по краям, с бронзовыми накладками и изящными ручками. Пузатый комод, расписанный райскими птицами и розами. Невысокое трюмо, со множеством выдвижных ящичков. Бдя-я… Все такое приторно-цветочное, аж тошнит. И ведь не выкинешь ничего! Завещание, чтоб его!
«Между нами тает лед, – не желая грузиться своим абсурдным настоящим, громко запела я. – Пусть теперь нас никто не найдет». Ага. Никто и не найдет. Только не нас, а меня. Как вступила в права наследства, так и пропала почти для всех друзей. Кроме Людки Скрябиной никто не знает, где я. И за это нужно поблагодарить незабвенную Леокадию Серафимовну, царствие ей небесное, или где она там. Тетушка, конечно, была со странностями, но я никогда не думала, что настолько.
Монстр в юбке. Или, как любил говаривать Аркадий Леонтьевич, ведьма сушеная. Правда, я так и не смогла понять, ругательство это было или комплимент. Бывший муж Леокадии Серафимовны являлся большим любителем пива и воблы, и если провести параллель, то… Короче, ведьма и вобла звучали весьма похоже, особенно с прилагательным сушеная. Впрочем, это все не важно. А вот с завещанием тетушка намудрила от души!
В голове снова зазвучал голос нотариуса: «Возлагаю на наследницу обязанность постоянного проживания в завещанном ей доме, при условии, что в течение трех месяцев со дня моей смерти, она ни разу не покинет пределов усадьбы и ни в чем не изменит ее обстановку. Также наследнице вменяется в обязанность ухаживать за прилегающей к особняку территорией…»
Там еще двадцать пунктов имелись. Не менее странных. Помню, в момент оглашения завещания не смогла удержаться от смешка, дослушав непонятные условия. Короче, тетя Лека постаралась максимально усложнить жизнь наследницы, то бишь меня. Ну, а я что? С последней работы как раз уволили, с квартиры хозяйка попросила, деньги почти закончились – почему бы и не ввязаться в очередную авантюру? А в том, что это наследство – та еще головная боль, я ни тогда, ни сейчас не сомневалась. Вернее, сейчас я знала это доподлинно.
– Между нами тает лед, – слова старого хита сами срывались с моих губ. – Пусть теперь нас никто не найдет…
Длинный узкий коридор привел меня на кухню.
Окинув взглядом огромную территорию, решительно бухнула на плиту чайник, распахнула дверцу холодильника, достала нужные продукты, и вскоре на сковородке уже аппетитно шкворчала яичница, а в тостере подрумянивались ломтики хлеба. Тэк-с. Пузатый фарфоровый заварник занял свое место в центре стола. Все. Можно было приступать к трапезе.
Я размешала в чашке сахар и усмехнулась.
Ох, Лерка, вот и стала ты «мещанкой во дворянстве»! Сидишь, чаи из английского сервиза распиваешь. А ведь еще недавно из щербатой кружки чаевничала. Мысль о превратностях судьбы заставила меня философски вздохнуть, хотя размышления о жизни – не мой конек. Совсем не мой. Я больше человек действия. Ну, в том смысле, что я сначала делаю, а уже потом думаю. Но сейчас, на кухне тетушкиного дома, в окружении миленького бело-розового сервиза и трепещущих на ветру кружевных занавесок, непривычные мысли сами собой появились в моей бедовой голове. А что, если я стану такой же, как Леокадия Серафимовна? Властной, категоричной, странной? Вот поживу в этом сумасшедшем доме и заражусь непонятным безумием. Начну третировать соседей, друзей, родственников. Распоряжаться их судьбами. Доставать придирками и нравоучениями. А что? Денег у меня теперь столько, что могу позволить себе любой каприз. Да, кстати, а не пора ли уже хоть что-нибудь себе позволить?
Я придвинула планшет.
Так. Доставку продуктов заказала, кроссовки для бега выписала, может, посмотреть что-нибудь из одежды? Что мне нужно? Новый спортивный костюм? Джинсы? Теплый свитер? Или замахнуться на кожаную куртку? А что? Август подходит к концу, неплохо было бы обновить осенний гардероб, раз уж теперь я состоятельная дама.
Стоп. А это еще что? Мне показалось, что в комнате надо мной раздались шаги.
Я поставила чашку на блюдце. Да не-е-т. Все тихо. Послышалось.
Ага, вот так и бывает – сначала шаги, потом голоса, а там и до нового имени недалеко, типа Екатерины Великой или Мэрилин Монро. И – в больничку. К Наполеонам, Гитлерам, Энштейнам и прочим выдающимся личностям.