Страница 15 из 45
Вместе с постижением этих своих дальних корней начинается развитие африканской темы в творчестве Пушкина.
В детстве его представление об Африке было самым общим, расплывчатым, как у большинства дворянских детей начала XIX века. Сергей Львович Пушкин 1 марта 1811 года написал прошение о приеме сына Александра в Царскосельский лицей, указав, что тот «получил воспитание в доме родителя, где приобрел первые сведения в грамматических познаниях российского и французского языков, арифметике, географии, истории и рисовании».
Прошение удовлетворено, и вот уже юный Саша Пушкин в сопровождении дяди Василия Львовича едет из Москвы в Петербург и далее – в Царское Село, в «город Лицей на 59-м градусе широты», как шутили потом лицеисты.
В лицее 12 августа 1811 года, на вступительном экзамене, том самом, известном нам по мемуарам И.И. Пущина, выяснилось, среди прочего, что отрок А. Пушкин «в начальных основаниях географии – имеет сведения».
Итак, в условиях домашнего воспитания, когда «учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь», были почерпнуты только самые первые сведения о многих науках, в том числе географии. Учили гувернеры, учили книги из богатой отцовской библиотеки.
Всероссийский музей А.С. Пушкина приобрел у потомков семьи Шереметевых игральные игры, состоящие из фрагментов гравированных географических карт, которые предназначались для обучения географии «недорослей» в дворянских семьях XVIII–XIX вв. Такие игры-карты могли быть и в семье Пушкиных или их московских знакомых119. В ходу были и географические самоучители, и книги для детей. «Способ научиться самим собою географии. Издал И.Н., Москва, 1798, с 37 картами». Издатель извещает: «Книга сия выдается для малолетних детей».
В дворянских семьях пользовалась популярностью изданная в 1807 году География Е.Ф. Зябловского (Гоголь взял эпиграф из этой географии для «Миргорода»).
В Царскосельском лицее географию учили уже по настоящим картам, атласам и глобусам (они были почти все заграничного происхождения. Первые глобусы, изготовленные в России для учебных целей, преподнесены Московскому университету в 1823 году их автором географом Ф. Пристлеем с такой надписью: «Сии Глобусы, сделанные в первый раз в Москве, при книге, служащей руководством к употреблению их120, честь имею поднести первому Российскому Университету в знак глубочайшего уважения к сему святилищу Наук. Ф. Пристлей». Глобусы эти и сейчас можно увидеть на выставке редких книг в бывшем актовом зале МГУ. Попадавшие в Россию из-за границы учебные пособия по географии, в частности глобусы, отражали уровень географических знаний того времени. (В музее обсерватории Тартуского (бывшего Дерптского) университета выставлен земной глобус диаметром 54 см, изготовленный в Лондоне в 1800 году фирмой «Кари». На нем, между прочим, подробная карта Эфиопии!)
По каким же учебникам лицеисты изучали географию? Перед самым открытием лицея были переведены на русский язык с немецкого две книги одного автора: А.X. Гаспари «Новое всеобщее землеописание для употребления в училищах», СПб., 1809, с картами и А.X. Гаспари «Новейшее и подробное землеописание Европы, Азии, Африки, Америки и Южной Индии в нынешнем каждого государства состоянии», с геогр. картами всех частей света, СПб., тип. И. Глазунова, 1810. Незадолго до этого третьим изданием была опубликована «Новейшая всеобщая география, или Описание всех частей света Европы, Азии, Африки, Америки и Южной Индии; с историей народов и всех государств от начала оных до наших времен», в 3-х частях, СПб., 1809.
Были в лицейской библиотеке и уже несколько устаревшие «Новейшая всеобщая география, содержащая в себе пространное сведение о четырех частях света, с присовокуплением обозрения Российской Империи», СПб., 1793, «Всеобщее землеописание, изданное для народных училищ Российской Империи» (2-е тиснение), авторы – И.Ф. Гакман и Ф.И. Янкович де Мириево, СПб., тип. Комис. об учреждении училищ Ф. Брункова, 1789 и прочие учебники. Среди них – География В. Кряжева (издание 1816 г., а не первое, 1806 г.), вероятно, лучший учебник первой трети XIX столетия. Часть III, объемом в 200 страниц, посвящена Африке. Директор лицея В.Ф. Малиновский наряду с другими русскими и иностранными изданиями выписывал журнал «Вестник Европы», уделявший значительное место на своих страницах восточным материалам: описаниям путешествий, переводам образцов поэзии Востока и т. д.
География не входила в число «профилирующих», как бы мы сейчас сказали, предметов обучения в лицее. Мемуары лицеистов не сохранили фамилии учителей географии, за одним исключением: в младших классах в 1816–1817 годах географию (и историю) преподавал молодой И.П. Шульгин, впоследствии – профессор и ректор Петербургского университета…
Интерес к древнему Востоку пробуждал у лицеистов профессор истории И.К. Кайданов. В его лекциях большое внимание уделялось Египту, Аравии, истории магометанской религии.
Наступила весна 1817-го. Годы учения – позади, прошли экзамены (в том числе и по географии: 21 мая – иностранная география и статистика, 26 мая – в день рождения Пушкина – восемнадцатилетие! – отечественная география и статистика), и вот уже Александру Пушкину вручено свидетельство выпускника: «В течение шестилетнего курса обучался в сем заведении и оказал успехи: в Законе Божьем и священной истории, в логике и нравственной философии, в праве естественном, частичном и публичном, в российском гражданском и уголовном праве хорошие; в латинской словесности, в государственной экономии и финансах весьма хорошие; в российской и французской словесности, а также в фехтовании превосходные. Сверх того, занимался историей, географией, статистикой, математикой и немецким языком».
В первый петербургский период друзья по «арзамасскому братству» корят его за малые знания. «Не худо бы, – пишет Константин Батюшков, – его запереть в Геттинген и кормить три года молочным супом и логикой». Однако до университета в Германии дело не дошло – его заменила ссылка: сначала на Юг, потом в Псковскую губернию.
Сознание того, что многому следует еще подучиться, не оставляет его. В Кишиневе вышел казус: не сумел показать на карте какое-то известное географическое место, а вызванный тут же крепостной денщик одного из офицеров – сумел!
Пушкин сознает изъяны своего образования и продолжает учиться – всю жизнь он совершенствует знания в самых различных областях и, стремясь «в просвещении стать с веком наравне», становится постепенно одним из энциклопедически образованных людей своего времени.
Итак, за книги! Кропотливая, ежедневная работа ума в ссылках не прекращалась. В Михайловском Пушкин жаловался друзьям, что не имеет средств учиться, «пока пора», – но, тем не менее, он нашел эти средства. М.В. Юзефович, встретивший Пушкина на Кавказе в 1829 году, заметил, что Пушкин воспользовался ссылкой для пополнения своего образования.
«Жажда размышлений», о которой Пушкин писал в известном послании к Чаадаеву из кишиневской ссылки, крепла из года в год, превращаясь в неутолимую духовную потребность.
В «программе самосовершенствования» важное место Пушкин отводит познанию Востока, мир которого с детских лет пленил его воображение. Источники сведений Пушкина об этом загадочном мире и, в частности, обо всем, что так или иначе связано с Африкой, были самые разнообразные. Прежде всего – книги и журналы, русские и иностранные.
Впрочем, для многих поэтов, не только для Пушкина, интерес к Востоку окрашен сугубо личными тонами. В России это относится к Василию Жуковскому, «сыну прекрасной турчанки», а в Европе – к Шарлю Бодлеру. Главное увлечение всей жизни французского поэта мулатка Жанна стала для него воплощением изощренной восточной красоты.
Безусловно, обращение Пушкина к восточной теме отражало и возросшее в конце XVIII – начале XIX века внимание европейской культуры, в том числе русской, к Востоку121. Кроме того, специальный интерес русского общества к странам Востока вызывался частыми войнами с пограничными мусульманскими государствами, а также дипломатической активностью Российской империи в Восточном Средиземноморье122. Особенно вырос объем западноевропейской (и переводной русской) литературы на восточную тему после египетской экспедиции Наполеона Бонапарта.
119
«Аналогичные игральные карты имеются в экспозиции Останкинского дворца-музея творчества крепостных (г. Москва). Географические понятия дворянские дети твердили с детства, кто выучивал их с помощью лото и игральных карт, кто от гувернера-француза: подобно Петруше Гриневу. Вместо занятий с мосье Бопре (для чего «выписана была из Москвы географическая карта. Она висела на стене без всякого употребления») дворянский недоросль пускал бумажных змеев и «прилаживал мочальный хвост к Мысу Доброй Надежды» (VIII, 280). Посчитав это употребление слишком несерьезным, составители Справочного тома к Большому академическому собранию (М–Л., 1959) даже не включили Мыс Доброй Надежды в указатель имен и географических названий, упомянутых Пушкиным.
120
Рассуждение объ употреблении глобусовъ, изданное Ф. Пристлейемъ. М., Типография С. Селивановского, 1823.
121
См. об этом: Лобикова Н. Пушкин и Восток. С. 6.
122
Этот интерес подметил Н.М.Карамзин в своей статье «О книжной торговле и любви к чтению в России» (1802): «Самые бедные люди подписываются (на газеты. – А.Б.), и самые безграмотные желают знать, что пишут из чужих земель!»