Страница 2 из 21
Л. Риордан в монографии, посвященной среднеатлантическому региону, подчеркивает политизацию религиозной, расовой, этнической принадлежности в период Американской революции; ре-моделирование идентичности было частью процесса превращения британских подданных в граждан США и частью стратегий адаптации в новом революционном и постреволюционном обществе14.
Существуют и другие точки зрения. Так, Дж.П. Грин подчеркивает континуитет идентичности в колониальной и постколониальной Америке. Он считает, что американская ментальность, сложившаяся ко второй половине XVIII в., формировалась под влиянием трех факторов: особенностей английской колонизации, условий жизни в колониях и природы британской колониальной администрации15. По мнению Дж. Эплби, идеальное государство для американцев означало «единого короля, единую церковь и единый язык»; соответственно, Американская революция, ничего подобного не предложившая, не создавала также интегративной национальной идентичности16. Следует признать, что концепция Дж. Эплби в данном случае выглядит спорной. Здесь американцам XVIII в. приписывается средневековая концепция общества, ничего общего не имеющая ни с господствующими просвещенческими теориями (для них единый народ-суверен был куда важнее единого монарха), ни с реальным положением дел в колониальной Америке – полиэтническом, мультирелигиозном обществе.
Что касается собственно имагологических исследований периода Американской революции, то они в большинстве своем посвящены «внутренним Другим» – тем, с кем белые американцы XVIII в. могли контактировать внутри собственного социума: женщинам, афроамериканцам, индейцам. При этом исследователи приходят к предсказуемо негативным (и односторонним) выводам относительно Американской революции и ее результатов. Например, в исследовании К. Смит-Розенберг акцент делается на том, как по контрасту с Другими создавалась идентичность поколения «отцов-основателей». Для того, чтобы новая нация, лишенная общего прошлого, религии и культуры, могла ощутить собственное единство, ее идеологи прибегли к маргинализации Других: афроамериканцев, индейцев, женщин, неимущих. Соответственно, Американская революция предстает как источник расизма, сексизма и ксенофобии17. Для Р.Г. Паркинсона основной частью революционной пропаганды является создание «образа врага» и игра на расовых предрассудках. Революционный дискурс строился на таких концептах, как «мятежники у нас дома» и «безжалостные дикари». Как вывод, автор утверждает, что расизм стал краеугольным камнем США с момента основания18.
Выводы У.Х. Трюттнера, пожалуй, демонстрируют другую крайность. Этот ученый, изучая изображения индейцев в ранней американской живописи, выделял, в частности, образы «благородного дикаря» и «республиканского индейца»19. «Безжалостных дикарей» в его исследовании просто нет, хотя для американцев XVIII в. они определенно существовали.
Существуют и монографии, посвященные образам других меньшинств Американской революции, например, католиков20 или евреев. Интересную концепцию в отношении этих последних выдвигает Л. Харап. Исследователь делает вывод, что за границами американской идентичности в XVIII в. оставались как евреи, так и католики, а также протестанты-диссентеры (квакеры, баптисты). При этом парадоксальным образом положение евреев было в США лучшим, чем, например, положение квакеров. При сохранении бытового антисемитизма, гражданские права евреи все же получили. Так что история данной этнорелигиозной группы демонстрирует оптимистическую сторону Американской революции21.
Гораздо меньше в американской историографии собственно аллологических исследований, посвященных европейским Другим Американской революции. В основном речь идет об образах англичан и французов. В первом случае показательны работы, прочитывающие Американскую революцию через призму постколониальных исследований. Концепции Э. Саида в области культурного колониализма породили схожие подходы в применении к колониальной и постколониальной Америке. В частности, К. Акеми Йокота подчеркивает, что политическая независимость США не отменяла у их граждан ощущения сохраняющейся культурной зависимости от Великобритании и собственного периферийного положения22.
Что касается образа французов, то здесь можно выделить исследования, посвященные этническим стереотипам, ассоциирующимся с этим народом, а также персонально образу Ж. де Лафайета. У.Л. Чью приходит к выводу об устойчивости стереотипа: трэвелоги XVIII – начала XIX вв. содержали многие клише относительно французского национального характера, которые можно встретить в голливудских фильмах23. Коллективная монография, посвященная взаимовосприятию французов и американцев, подчеркивает, что «национальный характер» является на самом деле конструктом, чье распространение и рецепция зависят от исторической обстановки. У.Л. Чью, в частности, подчеркивает несовпадение американского образа Лафайета и реальных политических убеждений последнего. В США Лафайета приветствовали как борца за демократию, моделируя его образ в соответствии со своими представлениями о революционном герое. С умеренным либерализмом реального Лафайета это никак не коррелировало24.
Но в целом, аллологические образы Американской революции остаются практически неизученными.
В отечественную науку термин «имагология» вошел в середине 1980-х гг. Исследование образов Других – одно из ключевых направлений развивающейся отечественной имагологии. Однако еще до появления отдельного направления, в 1970-х гг. имагологические подходы использовал Л.А. Зак при исследовании внешнеполитических стереотипов, используемых дипломатией западных стран25. В этом же ключе изучали образ Африки А.Б. Давидсон и В.А. Махрушин26. Н.Е. Ерофеев исследовал взаимовосприятие России и Великобритании27.
В 2000 г. на базе РУДН был создан центр сопоставительно-антропологических исследований «Историко-антропологическая компаративистика», в проблематику которого, в частности, включены изучение специфики мировосприятия и стереотипов различных исторических эпох, латентной картины мира России в ключевые периоды ее истории28.
Поле имагологических исследований постоянно расширяется. В частности, М.А. Бойцов занимается имагологией власти, О.И. Тогоева – имагологией судебной процедуры в средневековой Европе и т.д.29 Авторы приходят к интересным и ценным выводам. Так, М.А. Бойцов и О.Г. Эксле, исследуя образы власти, обращают внимание на сложное взаимодействие образных рядов, навязанных сверху и существующих в сознании подданных, причем сценариев такого взаимодействия может быть бесконечно много30. Многочисленными являются аллологические исследования31. Неотъемлемой частью имагологических исследований является изучение образа врага и ксенофобии32.
При этом используются современные методологические подходы. Так, Л.П. Репина выделяет такие ключевые для имагологии методологические принципы, как необходимость учета психологической составляющей процесса формирования этнических представлений; принцип отражения в образе другого народа черт собственной коллективной психологии33. С.И. Лучицкая анализирует термины, используемые для обозначения мусульман в средневековых западноевропейских текстах, определяет основные темы, связанные в этих источниках с мусульманами (особенности религиозного культа, нравственность и интеллект, военное искусство, политические институты и т.д.)34.
14
Riordan L. Many Identities, One Nation: The Revolution and Its Legacy in the Mid-Atlantic. Philadelphia, 2007.
15
Greene J.P. Imperatives, Behaviors, and Identities: Essays in Early American Cultural History. Charlottesville – London, 1992. P. 175. Также: Greene J.P. The Intellectual Construction of America: Exceptionalism and Identity from 1492 to 1800. Chapel Hill, 1993; Greene J.P. Empire and Identity from the Glorious Revolution to the American Revolution // The Oxford History of the British Empire: Volume II: The Eighteenth Century. Oxford, 1998.
16
Appleby J.O. Inheriting the Revolution. P. 240.
17
Smith-Rosenberg C. This Violent Empire: The Birth of an American National Identity. Chapel Hill, 2012.
18
Parkinson R.G. The Common Cause: Creating Race and Nation in the American Revolution. Chapel Hill, 2016.
19
Truettner W.H. Painting Indians and Building Empires in North America, 1710–1840. Berkeley e.a., 2010. См. также: Parry E. The Image of the Indian and the Black Man in American Art, 1590–1900. N.Y., 1974; Bellin J.D. The Demon of the Continent: Indians and the Shaping of American Literature. Philadelphia, 2001; Berkhofer R.F. The White Man’s Indian: Images of the American Indian from Columbus to the Present. N.Y., 2011.
20
Farrelly M.J. Papist Patriots: The Making of an American Catholic Identity. Oxford e.a., 2012.
21
Harap L. The Image of the Jew in American Literature: From Early Republic to Mass Immigration. Syracuse, N.Y., 2003. P. 19–21.
22
Akemi Yokota K. Unbecoming British: How Revolutionary America Became a Postcolonial Nation. Oxford e.a., 2010.
23
Chew W.L. «Straight» Sam Meets «Lewd» Louis: American Perceptions of French Sexuality, 1775–1815 // Revolutions & Watersheds: Transatlantic Dialogues, 1775–1815 / ed. W.M. Verhoeven, Beth Dolan Kautz. Amsterdam – Atlanta, Ga., 1999. P. 63.
24
National Stereotypes in Perspective: Americans in France, Frenchmen in America / ed. W.L. Chew. Amsterdam – Atlanta, Ga., 2001. P. 24. Об образе Лафайета см. также: Loveland A.C. Emblem of Liberty: The Image of Lafayette in the American Mind. Baton Rouge, 1999.
25
Зак Л.А. Западная дипломатия и внешнеполитические стереотипы. М., 1976.
26
Давидсон А.Б., Макрушин В.А. Образ далекой страны. М., 1975.
27
Ерофеев Н.А. Туманный Альбион. Англия и англичане глазами русских. М., 1982.
28
Межвузовский научный центр сопоставительных историко-антропологических исследований «Историко-антропологическая компаративистика» // Вестник РУДН. История России. 2002. №1. С. 118–119.
29
Бойцов М.А. Величие и смирение. Очерки политического символизма в средневековой Европе. М., 2009; Тогоева О.И. «Истинная правда». Языки средневекового правосудия. М., 2006 и др.
30
Бойцов М.А., Эксле О.Г. Предисловие // Образы власти на Западе, в Византии и на Руси. Средние века. Новое время / под ред. М.А. Бойцова, О.Г. Эксле. М., 2008. С. 6–7.
31
Напр.: Одиссей. Человек в истории 1993. Образ другого в культуре. М., 1994; Сенявская Е.С. Противники России в войнах XX века. Эволюция «образа врага» в сознании армии и общества. М., 2006; Орлов А.А. «Теперь вижу англичан вблизи»… Британия и британцы в представлениях россиян о мире и о себе (вторая половина XVIII – первая половина XIX вв.). М., 2008; Голиков А.Г., Рыбаченок И.С. Смех – дело серьезное. Россия и мир на рубеже XIX – XX веков в политической карикатуре. М., 2010; Голубев А.В., Поршнева О.С. Образ союзника в сознании российского общества в контексте мировых войн М., 2012; Филиппова Т.А. «Враг с Востока». Образы и риторики вражды в русской сатирической журналистике начала XX века. М., 2012.
32
Напр.: Сенявская Е.С. Противники России в войнах ХХ века; Лабутина Т.Л. «Свои» и «чужие» в имэджинологии: ксенофобия в англо-русских отношениях в XVI–XVIII веках // Вестник Рязанского государственного университета им. С.А. Есенина. 2011. № 31. C. 32–52.
33
Репина Л.П. «Национальный характер» и «образ другого» // Диалог со временем. 2012. Вып. 39. С. 13.
34
Лучицкая С.И. Образ Другого. Мусульмане в хрониках крестовых походов. СПб., 2001.