Страница 41 из 47
В «Амаргеддоне» Алданов как бы походя, не выделяя особо из всего прочего, затронул и «еврейский вопрос»:
Ненависть пролетариата к буржуазии или буржуазии к пролетариату облечется, весьма вероятно, в форму антисемитизма. Даже люди, очень довольные внешней политикой г. Троцкого, могут не простить ему того, что он распял Христа.
Гомер говорит где-то о волшебном растении Лотос, отведав которого человек забывает о своей родине. В наше время Лотос стал русским национальным блюдом. Но рано или поздно приестся – и тогда улица проявит такую любовь к отечеству (в особенности к его дыму), что мы все превратимся в интернационалистов.
<…>
Революция <…> прошла под девизом лондонских извозчиков «keep to the left» (держи налево). Несчастье «демагогии» (определение точного смысла этого слова связано с чрезвычайными трудностями) заключается именно в том, что на смену всякого левого демагога быстро приходит демагог еще более левый.
<…>
При царях евреи рассматривались в России как национальность, вероисповедание, сословие и политическая партия. В 1913 году они стали ещё изуверской сектой149. Теперь в них видят правящую касту. Но глубоко был прав Меттерних, утверждая, что всякая страна имеет таких евреев, каких она заслуживает.
Приведенные высказывания Алданова касательно евреев являются единственными не завуалированными, а более или менее конкретными соображениями по «еврейскому» вопросу в его публицистике революционных и первых послереволюционных лет. Сделаны они были, напомним, в то время, когда мутные волны антисемитской пропаганды буквально захлестывали Россию.
7 января 1918г. летописец русского еврейства Шимон Дубнов записывает: «…нам (евреям) не забудут участия евреев-революционеров в терроре большевиков. Сподвижники Ленина: Троцкие, Зиновьевы, Урицкие и др. заслонят его самого. Смольный называют втихомолку “Центрожид”. Позднее об этом будут говорить громко, и юдофобия во всех слоях русского общества глубоко укоренится… Не простят. Почва для антисемитизма готова» 150.
Об опасности разжигания антисемитсяких настроений в огромной многонациональной стране писал Максим Горький в своих знаменитых «Несвоевременных мыслях», взывая к совести и здравому смыслу русского народа. – см. [УРАЛЬСКИЙ М. (III)].
Высказывания же Алданова такого рода эмоциональной нагрузки полностью лишены. Бросается в глаза, что и в эмиграции Алданов, как в публицистике, так и в исторической художественной прозе, упорно обходил молчанием тему «еврейский вопрос и Русская революция», остро звучавшую в дискурсах русского Зарубежья. В предвоенные годы не только русские монархисты и теоретики-антисемиты возлагали на евреев главную ответственность за революцию и гибель «Великой России», но и правоконсервативные европейские мыслители придерживались этой же точки зрения. Одним из важных тезисов гитлеровской риторики являлось обвинение всех евреев в большевизме и злонамеренном уничтожении русской самобытности.
Алданов же в своей публицистике эту тему в целом игнорировал (sic!).
По своему характеру «Армагеддон» – это книга коротких очерков, в которых автор, описывая наиболее злободневные события первых революционных лет, дает им историософскую оценку:
«Царь Иван Васильевич кликал клич: кто мне достанет из Вавилонского царства корону, скипетр, рук державу и книжку при них? По трое суток кликал он клич – никто не являлся. Приходит Борма- ярыжка и берется исполнить царское желание. После тридцатилетних скитаний он, наконец, возвращается к московскому государю, приносит ему Вавилонского царства корону, скипетр, рук державу и книжку и в награду просит у царя Ивана только одного: дозволь мне три года безданно, беспошлинно пить во всех кабаках».
Владимир Соловьев видит в этой легенде «не лишенное знаменательности заключение для обратного процесса народного сознания в сторону диких языческих идеалов»… – Какие уж тут идеалы? А если идеалы, то почему «языческие»? Римский сенат, бесспорно языческий и по язычески встретивший известие о битве при Каннах, ничего ни в каком отношении не теряет по сравнению с самобытным Советом Рабочих и Солдатских депутатов, который так дружно аплодировал сообщению о Брестском договоре. Не теряет и с точки зрения мысли, заложенной в легенду о Борма-ярыжке.
Что касается самой легенды, то она не только «не лишена знаменательности», как говорил Соловьев, но исполнена грозного смысла, раскрывшегося во всей полноте лишь в настоящие дни.
<…>
<Став владыкой>, Бормаярыжка, осуществляя давнишнюю мечту, немедленно отправился в кабак, бросив на произвол судьбы и корону, и скипетр, и рук державу, и книжку. В особенности книжку.
Бросается в глаза, что и в этом «очерке» Алданов не забывает сделать акцент на том, что подобного рода эксцессы простолюдинов, отнюдь не «русская черта»:
Все это было предсказано в философских драмах Ренана.
И что:
По-видимому, политический нигилизм проявляется либо на крайних низах культуры, либо на ее недосягаемых вершинах151.
Как человек, симпатизировавший борьбе революционной интеллигенции с русским царизмом152, Алданов так же подчеркивает, что
в числе деятелей русского революционного движения были люди и немолодые, и не жестокосердные; были даже (хоть в очень небольшом числе) люди, знающие наш народ. Но другого пути перед ними не было. Они шли за колесницей Джаггернатха или бросались под ее колеса.
<…>
Говорят, русский человек задним умом крепок. Это было бы еще не так плохо, если б было верно: все-таки некоторая гарантия для будущего. Но, кажется, поговорка преувеличивает: особых проявлений заднего ума у нас пока незаметно.
<…>
Современный пролетариат по-своему культурному уровню неизмеримо ниже буржуазии, а задачу себе он ставит неизмеримо труднее: смешно даже сопоставлять ничтожные, казалось, препятствия, стоявшие на пути «Декларации прав человека», с той безграничной хозяйственной и психологической инерцией, на которую неизбежно наткнется в переживаемое нами время попытка осуществления <Декларации прав трудящихся>.
<…>
Весьма нелегко определить, по какому логическому принципу делятся стороны в нынешней «классовой борьбе»: большевики сражаются с украинцами, поляки с ударниками, матросы с финнами, чехословаки с красногвардейцами. Очевидно, люди воюют с кем попало – по соображениям географического удобства.
Классовая борьба у нас, вдобавок, осложняется некоторой застенчивостью. Так, вожди русской буржуазии до сих пор стыдятся своего ремесла. У нас самое что ни есть подлинное купечество почему-то занималось мимикрией под «внеклассовую интеллигенцию». С другой стороны, добрая часть русской внеклассовой интеллигенции живет такой мимикрией под рабочий пролетариат.
Уже в «Армагеддоне» Алданов, с тонкой иронией, а порой и сарказмом, высказывает, опираясь на классических писателей, свое скептическое недоверие к пророчествам, ставшее одним из лейтмотивов его последующей философской прозы: «Сколько пророчеств, и хоть бы одно сбылось»:
Тютчев <…> «предсказывал» (в апреле 1848 г.): «Давно уже в Европе существуют только две действительные силы – Революция и Россия. Эти две силы теперь противопоставлены одна другой, и, быть может, завтра они вступят в борьбу. Между ними никакие переговоры, никакие трактаты невозможны; существование одной из них равносильно смерти другой! От исхода борьбы, возникшей между ними, величайшей борьбы, какой когда-либо мир был свидетелем, зависит на многие века вся политическая и религиозная будущность человечества».
К этому предсказанию Иванов-Разумник <…> добавляет следующее послесловие:
149
Имеется в виду выдвигавшиеся против евреев по ходу процесса Бейлиса («Дело Бейлиса») обвинения в принесении кровавых жертв («Кровавый навет»). – см. [КАЦИС].
150
Будницкий О.В. В чужом пиру похмелье (Евреи и русская революция), цитируется по: URL: http://ldn-knigi.lib.ru/JUDAICA/Evr3Stat.htm.
151
В первую очередь здесь подразумевается Лев Толстой.
152
На закате жизни в письме к писателю-эмигранту Г. Гребенщикову от 3 июня 1949 года Алданов заявлял: Я ненавижу практику большинства революций, но идеям 1917 года или 1789 года сочувствую и всегда сочувствовал [ЧЕРНЫШЕВ А. (VI). С.132].