Страница 4 из 18
Настоящий переворот в изучении колониальной политики Великобритании связан с именем Сили. О нем написано немало, в том числе и советскими историографами <15>. Тем не менее, вклад Сили в историографию остается, на наш взгляд, не в полной мере оцененным. Дело в том, что в условиях преобладания односторонне антиколониалистских подходов его концепция часто была объектом критики с политизированных позиций. Не сомневаясь в том, что Сили был сторонником сохранения и усиления могущества Британской империи, можно акцентировать внимание на том новом, что было внесено им в историографию Именно Сили рассматривал колониальную экспансию как главный стержень истории Великобритании. Колониальная политика Лондона была, по его мнению, решающим фактором не только английской, но и мировой истории. Анализируя причины войны за независимость в Северной Америке, Сили в отличие от своих предшественников отказался от поверхностных обвинений в адрес Георга III и его министров и сосредоточился на выявлении объективных противоречий, которые коренились в самом функционировании «старой» колониальной системы. Она, по словам Сили, отнюдь не была деспотичной. Предоставив права колонистам во всех сферах деятельности, кроме торговли, метрополия подрывала свое господство над этими колониями.
Главное же состоит в том, что Сили, по сути дела, отрицал значение военно-силового фактора в создании Британской империи. Однако даже в Северной Америке, где массовая эмиграция действительно играла важную роль, не прекращались войны англичан с индейцами и европейскими соперниками. Сили оспаривал факты сознательно организованных метрополией насильственных действий даже в отношении Индии: «Ничто не было в истории более случайным, чем приобретение Индии Англией» <16>. Он заявил, что Индия стала британской колонией в результате действий «лунатика».
Как представляется, взгляды Сили можно рассматривать в связи с появлением в конце XIX – начале XX в методологических подходов в исторической науке, которые в советской историографии было принято называть «субъективистскими». Одной из черт, присущих этому течению, было сомнение в закономерности исторического развития, в известной степени апология случайности. В историографии Британской империи концепция Сили положила начало длительному спору о закономерности ее создания. Интерес к концепции, разработанной Сили, усилился с 1960-х гг.
В первой половине XX века в целом преобладала «объективистская» экономическая интерпретация колониальной экспансии в ХVIII веке. Изучение экономических предпосылок колониальной экспансии в той или иной степени характерно и для «прогрессистской» историографии 20–30-х гг., и для историков «имперской школы». Не случайно советский историк Н. А. Ерофеев упоминал о «выпячивании» экономических мотивов в трудах историков начала XX в. <17>. Английский историк Х. Эгертон утверждал, что в Англии главным мотивом колониальной политики была защита британских торговых интересов. По утверждению этого английского специалиста, «недальновидную и слабую, дающую минимальные результаты при максимально возможных конфликтах колониальную политику Великобритании в ХVIII веке можно называть «тиранической» только игнорируя факты или смысл этого определения» <18>. В США историки «имперской» школы впервые сконцентрировались преимущественно собственно на политике Великобритании, придавая существенно меньше внимания по сравнению со своими предшественниками тому, что происходило непосредственно в колониях. Ответ на вопрос о причинах Американской революции они искали, прежде всего, в политике метрополии. По справедливому замечанию Н. Н. Болховитинова, Ч. Эндрюс рассматривал Американскую революцию как «детонацию взрывоопасного материала», накаливавшегося долгие годы, как результат действия комплекса причин – экономических, политических, социальных, юридических <19>.
На конец XIX – начало XX вв. пришелся расцвет «дипломатической истории». Возникновение ее как отрасли исторической науки связано с именами Л. фон Ранке, Ф. Шлоссера. Позднее, в конце XIX века, «дипломатическая история» достигла особых успехов во Франции, где появились классические труды А. Сореля. А. Дебидура, А. Вандаля и др. В первые десятилетия XX века были написаны работы наиболее видных английских исследователей дипломатической истории Р. Сетон-Уотсона и Г. Темперлея. Вместе с тем при знакомстве с исторической литературой того времени, посвященной истории международных отношений, обнаруживаются следующие черты. Во-первых, ХVIII век до начала Французской революции все же оставался на заднем плане по сравнению с наполеоновской эпохой и XIX веком. Во-вторых, тема политической борьбы по вопросам внешней политики почти не была затронута историками, в центре внимания которых находилось собственно дипломатическое соперничество между европейскими державами.
Хотя интерес к политическому устройству Англии издавна существовал в России, научное изучение ее истории началось довольно поздно, во второй половине XIX века, в условиях эмансипации российского общества, на фоне чего и происходило становление российской историографии зарубежной истории. Анализ появившихся тогда работ русских авторов, посвятивших их истории Англии в XVIII веке, позволяет увидеть влияние тех или иных английских историков. Сами отечественные специалисты признавали это. Г. Вызинский, издавший в 1860 г. публичные лекции «Англия в ХVIII столетии», прямо признавал, что его «руководителем» в их составлении был Маколей.
По мере углубления реформ в России интерес к истории Англии возрастал: появились сочинения М. М. Ковалевского, Н. И. Кареева, А. Н. Савина и других исследователей. Однако главным предметом их изучения было конституционное развитие Англии. Ковалевский и Кареев выступили, прежде всего, как историки общественной мысли. Кареев в своей «Истории Западной Европы в новое время» затрагивал преимущественно политический строй европейских государств и почти не касался истории международных отношений. Интересно, что он весьма критически оценивал многие стороны английской истории. Это относится и к «дурным сторонам ее политического быта», и к ее внешней и колониальной политике, носившей, по его мнению, чисто буржуазный характер. Он отмечал выгоды, которые приобрела Великобритания благодаря войнам ХVIII века, «отняв в разных частях света колонии у их прежних владельцев». «Особенно Англия выдвигалась как страна, в которой национальный интерес открыто отождествлялся с интересами торгового и промышленного класса, в то время как на материке он все еще не мог выйти из-под опеки интереса династического», – отмечал ученый <20>. Таким образом, работе Кареева нашло отражение признание экономического фактора в истории внешней и колониальной политики Великобритании, что было новым явлением в историографии того времени. В наши дни вопросы о том, насколько национальный интерес Англии в ХVIII веке отождествим с интересами буржуазии, и о том, являлся ли династический фактор ведущим в определении ее внешней политики, являются предметом дискуссий в исторической науке.
Разумеется, сочинению Кареева была в полной мере присуща научно-корректная форма, характерная для трудов историков русской исторической школы. Этого нельзя сказать о некоторых других исследованиях. Брошюра П. Н. Буцинского проникнута буквально ненавистью к нации, которую автор именует «разбойниками-островитянами», «извергами-англичанами». Смысл политики Великобритании этот автор видел в следующем: «Со времени Пит-та Англия уже не сходила в делах внешней политики с того пути, по которому так решительно шел этот знаменитый государственный человек. Divide et empera – вот главное правило политической мудрости английских дипломатов. Нужно поддерживать раздор на континенте Европы, не пренебрегая для этого никакими средствами, поддерживать любую политическую неурядицу, чтобы, при случае, возможно было воспользоваться одной державою против другой. Но и в отношении покоренных стран английское правительство держалось того же правила. С того времени, как Франция утратила свое положение в Индии, Америке и Африке, а ее место заняла Англия, и начинается скорбная жизнь туземцев этих стран. Неверно, когда англичане говорят, что они вносят в покоренные страны блага цивилизации, нет! Они вносят только разбой, раздор и грабительство, а если нужно, то и совершенное истребление туземцев» <21>. Разумеется, по резкости и предвзятости суждений сочинение Буцинского было исключительным в русской историографии.