Родина за нами!

– Надо отправить его к Роецки. Он хоть и гражданский, но быстро все понимает. Вольф, когда ты понял про этого коммуниста?

– Когда нас вызвали из-за уничтоженной школы для фольксдойче. Глупый русский, командующий полицейскими агентами, решил, что там похозяйничала свора одичалых собак. Написал докладную записку о близком лесе и о пропадавших у бабулек козах. Идиот. Все эти русские идиоты.

– Вольф, но ты же не думаешь, что саксонские бауэры, натолкнись на такое, решили бы писать своему бургомистру про оборотня, верно?

– Просто нужно было сразу вызвать хороших криминалистов, те бы смогли опознать укусы, схожие с укусами приматов. Если эти идиоты не видят разницы между прикусом собак, волков и больших обезьян, то они идиоты, Вилли, разве не так?!

– Не ссорьтесь, не ссорьтесь, майне херрен. Вольф и его ребята прекрасно справились. Остается один вопрос.

– Какой, герр гауптштурмфюрер?

– Как нам теперь усилить патрули, что искать, как пытаться вычислить таких вот… врагов среди населения гауляйтерства? После прорыва в блокаду многие жители ушли за русскими, верно. Но население мы восстанавливаем переселенцами и с помощью вольных хлеборобов, подписавших в лагере заявление о сотрудничестве. Сейчас здесь, ежедневно, оказывается до десяти-двадцати тысяч приезжих с деревень и городков, плюс – мы сами перегоняем определенное количество пленных. Этого мохнатого, вчера бывшего, как полагаю, благонадежным гражданином освобождаемой России или даже фольксдойче с аусвайсом, мы же не могли найти. Да и вы, Вольф, сами отыскали ту погибшую сучку с вырванным горлом, верно?

– Верно, герр гауптштурмфюрер.

– Мне нужны ответы, даже от вас, Вольф. Вы и ваши люди будете вынуждены задержаться тут, а я телеграфирую в Берлин или лично наберу по телефону. Да, вам придется послоняться по улицам, потереться на вокзалах, но все ради нашего общего дела.

Надеюсь, вы это понимаете?

– Яволь, герр гауптштурмфюрер.

Глава седьмая

«Идеальный боец спецподразделений

Склонен к риску (но не к авантюризму),

В своих неудачах винит обычно себя,

А не "обстоятельства" или других людей»

(«Подготовка личного состава войсковых РДГ,

Согласно требований БУ-49»,

изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф.Д, Тарас Ф.С.)

Тягач подтянул последнюю из восьми гаубиц второй, задействованной на этом участке прифронтовой полосы, батареи. Тяжёлая машина старательно ворчала двигателем, лязгала гусеницами, разбрасывала густой снег, мешая его с прошлогодней хвоей и перепрелыми грязно-коричневыми листьями. Гусеницы залязгали, вывернув ещё большую кучу. С утра потеплело и под многотонной махиной образовалась каша, мешающая нормальному движению.

Водитель высунулся из машины, смотря за поворотом. Открыл рот, что-то крича, но за рёвом двигателя ничего слышно не было. Хотя, что мог сейчас орать совсем ещё молодой ефрейтор, кроме как не материться?

Один из номеров расчёта орудия, невысокий, в возрасте, рядовой хмыкнул, вполне его понимая. Какому водиле приятно ковыряться в этакой каше, а? То-то и оно… Тянуть орудия пришлось издалека, пробиваясь через совсем нехоженый лес. А что делать, если такой приказ? Вот именно, что ничего.

Солдатское дело простое – выполняй и не обсуждай. Начнёшь раздумывать, так это уже либеральность и свободомыслие. А в армии эти, несомненно, исключительно гражданские ценности, ведут лишь к анархии, хаосу и беспорядку как следствию. Такое в войсках и в мирное время непозволительно, что же говорить про военное? Рядовой усмехнулся мыслям, кажущимися такими неуместными. Все плоды неоконченного образования, никуда от них не деться.

Война, длившаяся так давно, не смогла разбить народ страны на несколько лагерей, как это случилось после революции. Наоборот, объединила. И приказы, отдаваемые правительством, бесприкословно выполняли все, кто жил далеко за линией фронта. Тем более здесь, на передовой, никто из тысяч людей в форме и думать не хотел о чём-то другом. Цель всех и каждого была одна: победа над врагом.

Тем самым врагом, что в июне сорок первого решил, что сможет победить страну. Ту самую, что уже не раз давала пинка под зад всем, кто считал себя сильнее. А то, что пришлось отступать? Не страшно, сейчас уже не так страшно. Дальше Урала не отошли, встали стальной стеной, сплотившись все вместе, уперлись и не пустили полчища с косым крестом дальше. И не рассуждали, как это было за океаном, где сытых и наглых горлопанов из САСШ15 сейчас душили те, кого они ещё так недавно не считали даже за людей. Меньше нужно было языком трепать и всякую там дерьмократию строить, когда к тебе в дом лезут оголтевшая свара совсем недавних добряков. Которые вот именно сейчас решили, что хватит просить, а надо взять. Вот тебе и голосование в военное время. Глядишь, переизбрали бы Рузвельта, так и не было бы ничего такого.

Глухой рокот из-за рощицы осин, берёз и низкорослых сосен оторвали его от мыслей. Солдат оглянулся в сторону звука, понимая – скоро даже боль в спине и в ладонях от долбёжки киркой, ломом и лопатой земли, звенящей и смёрзшейся до железной крепости, отойдёт на второй план. Стая галок, с криком поднявшаяся в чистое и морозное небо, понеслась в сторону.

По колеям, продавленным в белом покрове тягачами, катились нагруженные грузовики. Трехосные махины, выкрашенные защитной краской, шли под завязку загруженные снарядными ящиками. Над небольшой колонной стоял запах дизеля и масла, несгоревшего полностью. Чёрная резина покрышек крошила остатки совсем недавно такого пушистого снежного ковра, ничуть его не жалея. Машины были свои, меньше месяца как сошедшие с конвейера. Ленд-лиз, выручавший в самом начале войны, и высасывающий золотой запас страны, прервался в одночасье. Как раз тогда, как южные соседи янки решили, что хватит терпеть рядом слишком богатого соседа. Но страна была к этому готова.

Заводы в Красноярске и Комсомольске-на-Амуре развёрнутые с нуля, построенные в самую стужу 1946-го, справились. Первые «КраЗы» и «Комсомольцы», мощные, и тяжёлые машины, пришли в отступающие части РККА в нужный момент. На них, работягах, сменяющих в то время «полуторки» и остальные ЗиСы, войска выходили из огня, шедшего за ними по пятам. Сейчас вспомнить то время, когда по военным дорогам двигались дребезжащие жестянки с деревянной или фанерной кабиной могли уже немногие.

Артиллеристы, развертывающие последнюю из гаубичных установок, лишь тоскливо посмотрели на подкатывающие грузовики. Работа у «богов войны» всегда была тяжёлой. Да, в рукопашную атаку никто из ребят с чёрными погонами не ходил. Но им хватало и здесь, вдалеке от перекрёстного пулемётного огня в упор. Их тяжести не позавидовал бы никто. У номеров орудийных расчётов, сейчас заканчивающих разводку подвижных частей орудий, впереди было чрезвычайно «весёлое» и очень необходимое дело. Наводчики и командиры оставались для подгонки прицелов и наводки, а вот им… им предстояло выгрузить всё то, что лежало под тентами из плотного тёмно-зелёного брезента. Никто в двух батареях не знал ни количества залпов, ни продолжительности артподготовки. Хотя, если по правде, вопрос этот волновал в последнюю очередь. Крепкие ребята в пехотных бушлатах, стёганых фуфайках и редких уже шинелях перекуривали, оценивающе поглядывая на несколько «КрАЗов», ожидающих их на опушке.

– Перекурили? – командир батареи, перепрыгивая через вывороченные траками кучи, подошёл к бойцам. – Давайте, давайте, мужики. Понимаю – тяжело, но надо успеть.

– Да понимаем, командир, понимаем. – голоса солдат звучали устало, но без тени недовольства. Каждый знал – от него сейчас зависит многое. – Идём уже.

И двинулись плотно, все вместе, к грузовикам. Не делясь на несколько кучек, подошли к первому. Лязгнули запоры борта, грузовик просел чуть больше, когда сразу четверо оказались в кузове.

15

С(еверо)-А(мериканские) С(оединённые) Ш(таты) – название, которое исчезло лишь в первой половине двадцатого века («нашего» двадцатого века). Прим. автора.