Страница 7 из 11
Да кто он такой-то? Вот то-то. Секретный.
Все это ему дали, и квартиру прирезали, и на машине за ним ездили – на заводской, директорской за его заслуги в деле этих самых наших «кастрюлек». Ведь у нас утро начиналось с него, с Исаака Моисеича. Он в семь часов уже в цехах. Достает свои помятые и в масле чертежики и начинает все у нас проверять.
Иногда скажет: вот что, Трофим, например, Иваныч. Я тут ночью подумал, надо этот швеллер под углом в 50° переварить. И что. Переваривали все, перевинчивали, меняли и снова варили. Потому как после этих манипуляций наша «кастрюля» летала как стрела и туда, где Макар и не думал находиться. С телятами.
Он иногда в цех приходил, в портфеле у него всегда початая «Армянского». Мы уж знаем, на стенд стакашки. Конфетки. Закуски – ни дай Боже, у нас стерильность должна быть получше, чем в роддоме.
Так вот, достает «армянский», дает ребятам – разливай – и смеется. А что? – Да вот у товарища Челомея изделие опять улетело совсем в другую сторону. Хорошо, успели сигналом подорвать, а то бы! – и махал рукой.
Нет, Исак дядька что надо. Как прием изделия, так он обязательно первый. Наш директор, мужик хороший, но в эти моменты все больше по накрытию стола.
А я слушаю, как Исаак отбивает претензии приемочной комиссии и просто не могу понять, как вот это все в одной лысой голове Исаака Моисеевича держится. И выговорить невозможно.
– Вот вы говорите, что здесь гохучего буде много. Но если тангенс увеличить на пять градусов, то что получится?
Молчат члены приемной. А как спорить. У него же все пока летает. И летает правильно. Как она всегда повторяет – по закону товарища Архимеда, хе-хе-хе.
И еще. Когда приемная, скрипя и злясь, принимает изделие, мы не знаем. Но что принято, узнаем из нашей любимой народной «Правды». Там напечатают «Указ Президиума Верховного Совета» … За выполнение особо важного Правительственного задания наградить: … и среди народа и наш директор и Фрумкин Исаак Мосеич.
Моя Маруська переменилось так, что меня даже страх берёт. Во-первых, в этих личных делах уже никакого объяснения, что голова болит или ещё что, – бельё, например, замоченное, не бывает. Просто, как у нас в цеху: надо, так надо.
Во-вторых, когда котлетки или ещё что – первую тарелочку соседу (он живёт один, я потом раскрою). В общем полное и глубокое единение с соседом. И – дружба народов.
Теперь главное про нашего Фрумкина. Кстати, так, на всякий случай, его звание – Главный Конструктор. И ещё он член-корреспондент. Академии Наук СССР. Ну корреспондент – это понятно. Ему только иностранных журналов кажную неделю – пачками. И другие корреспонденции.
А вот по поводу члена – не могу ничего сказать. Не мое это дело, какие члены в организации нашей академии. У нас в цеху проще. При выходе, а зимой до 40 доходит, часто слышится:
– Вась, надень на х… шапку, а то уши поморозишь.
Мне говорили, иностранные люди и не могут разгадать нашу русскую душу из-за этой незамысловатой присказки. Ну просто из-за обиходного выражения. Да и на самом деле, не наденешь, на х…, так уж точно, уши поморозишь. Чё непонятного.
Ну ладно, все ж давайте, расскажу про соседа, про Исаака. Правда говорят, извините, все беды от баб. В смысле – от женщин. С Исааком яркий пример. У него была тихая жена, Фрума ее звали. Родила двух девочек. Уж на что я рабочий, но не могу не отметить – таких красивых девочек и я не видел. А учились – ни одной четвёрки. Даже по физкультуре.
Но пришла беда. И Академия не помогла, и уж мы даже бабок-лекарок мобилизовали из соседних с городом сел. Нет, не помогло. Не стало Фрумы. Наши дворовые отревели, Исааку все тёплые слова сказали. А он, как окаменел. Завод конечно не забросил, но что-то вроде сломалось. Да и как не сломаешься – такая беда.
Но стал жить. Никуда не уезжает. На могилу ходит регулярно. Девочки ведут хозяйство, а моя-то, моя Маруська обучает их готовить. Они и рады стараться.
В общем, жизнь идёт. Пока гром не грянет. Мы, как известно, и не перекрестимся. Гром не грянул, но появилась на заводе по распределению из ФЗУ секретарша. Э-э, да что рассказывать. И так все ясно. По жизни. Ну, стала она печатать Исааку статьи да рецензии разные. Дальше – больше. Он книгу написал «Мой путь к звездам». Её разные смотрели, листали, сделали секретной и издали в пятьдесят экземпляров. А Моисеевич рассердился. Здесь мол ничего секретного нет, отвечаю перед партией и Академией. Так что печатаете тыщу – тираж. Начал ругаться, что он почти никогда не делал.
Но зато за это время, печальное для него, он, оказалось, придержал такую «кастрюлю», что она может все. И к звёздам. И назад. И в бок. И в зад.
Все это он мне рассказал, мы во дворе на лавочке сидели. Конечно, взял слово, ни гу-гу. Да я что, я ж на доске почёта, не слезаю. Все понимаю. И что ему обидно. И что гнобят его в этой академии. И Челомей гадит. Да вот сделать-то, как он – никто не может. А всего-то – голова лысая, очки, веревочкой, да две чудесные девочки. Он даже директору заявление написал – сдаю две излишних комнаты, они мне теперь без надобности. Вот мужик.
Но что интересно. Моя Маруська даже бровью не повела.
– Не нашего ума эти лишние квартиры. Мы свои – заработаем своим трудом, – и ко мне бедром прижимается. Ну как подменили Маруську. Я однажды в подпитии даже хотел благодарственное письмо начальнику КГБ написать. И с советом – чтобы чаще этот КГБ с бабами профилактическую работу проводил.
А за Исаака Моисеевича новая секретарша Тайка, то есть Таисия, взялась всерьёз.
Приходила, что-то готовила, разучивала с девочками танцы. Читала книгу «Мой путь к звездам». Она засекречена, но какой автор себе экземпляр не оставит.
Во дворе стоял полный шухер и стон.
Закончилось все странно. Таисия Шмелева уволилась с завода и отбыла в неизвестном направлении. Так как она проработала совсем немного, то ее даже к секретности допустить не успели. На ее счастье.
Ну-с, дни по-прежнему потекли заведенным порядком, когда бы все в одночасье не нарушалось.
К нам во двор прибежали три парня и говорят, что «случайно» слушали вражеский нехороший «Голос Америки». Который передал оглушительную сенсацию. Она заключалась в пресс-конференции какой-то израильтянки Таисии Шмелевич (да это наша Тайка, бля буду). Таисия рассказала, как не дают развиваться крупнейшему ученому (это нашему Фрумкину), изобретшему летательный межпланетный аппарат. И чертежи, схемы и описание всего устройства Таисия вывезла из СССР в микрофильме, который спрятала в свое «далеко». И – терпела, до приземления в Вене, промежуточном пункте.
Конено, все у нас сошли с ума. Я имею в виду начальство. Нам-то что. Фрумкин сказал – перепаять. Мы и перепаяли. Сказал – усилить жесткость. Мы и усилили.
В общем, как работали, так и стараемся. Главное – зарплата плюс прогрессивка, плюс премиальные начальнику цеха за все.
Нет, нет, мужики, власть наша хоть и поганая, но создает такие возможности для радости, что хоть пой, хоть пей, даже если ты еврей.
Эх, твою маму в печень через глаз, опять я глупость дал. Ничего, клянусь Богом, не хотел сказать. Даже намекнуть. Только рифма, ети ее мать, из меня все соки вытягивает. Видно, поэт когда-нито у нас в роду Махоткиных был. Да сплыл. Конечно, революция, коллективизация, войны, хочешь писать стихи, а идти-то надо в цех завода №537, где дать задания работягам человек под семьдесят. И все хотят.
В общем, когда месяца через три все успокоилось, то выяснилось. Тайка Шмелева рванула в Москву. Получив полный отказ Исаака Моисеевича поменять страну проживания. Умотала, шалава, а книжку-то Исаака перефотографировала.
В Москве было непросто, но помимо денег есть другие способы. Тайка применила все доступные и недоступные меры внедрения в еврейское угнетенное сообщество и «оказалось», что у нее есть таки бабушка чисто еврейского звучания. Из Черновиц. Что было подтверждено печатью синагоги и крючком. В смысле – подписью. Ну вот, с этой, еврейской стороны, все.