Страница 15 из 34
Впрочем, довольно об этом…
В сохраненном Аблабием-Кассиодором-Иорданом сказании о странствии готов упоминаются встретившиеся им на пути обширные заболоченные земли. Возможно, главным силам и левому крылу мигрирующего народа-войска не хватило места на дороге (шедшей в направлении сегодняшнего украинского города Житомира), и в результате они забрели в болота.
Через реку (по мнению Людвига Шмидта – Данапр-Днепр) готами «со товарищи» был построен мост. Точное место выхода объединенных племен германских переселенцев на берег Данапра нам сегодня неизвестно. Но можно не сомневаться в том, что в те времена Днепр был, уж во всяком случае, не уже, чем во времена Н.В. Гоголя. Конечно, его ставшее крылатым изречение: «Редкая птица долетит до середины Днепра» было поэтическим преувеличением во все времена, включая время готских странствий. Однако переправиться через Данапр готским мигрантам было, разумеется, непросто. Вероятно, они построили для переправы через реку понтонный мост. Как в свое время – римский полководец Гай Юлий Цезарь, переправляясь со своими легионами через Рен(ус)-Рейн, к великому изумлению наблюдавших за переправой римлян, словно кролики – за приближением удава, уже разбитых римлянами в Галлии германцев-свевов. Но готы, скорее всего, уже обладали опытом строительства понтонных мостов. Вряд ли они в свое время форсировали до того довольно широкую Вистулу вплавь. Прошло, конечно же, немало времени, прежде чем по шаткому мосту через Данапр переправилось достаточно много людей, коней, домашнего скота и, повозок. И вот, после того, как половина, а может быть – треть или две трети мигрантов, расположились на отдых после переправы станом на восточном берегу, произошло нечто ужасное. Наведенный готами понтонный мост исчерпал свой запас прочности. Он постепенно расшатался и… Челн за челном, плот за плотом, стали срываться с якорей, соединяющие их балки – расходиться. Построенный с таким большим трудом мост стал разваливаться, распадаться на части. А эти части, подхваченные бурным течением – удаляться по реке от места переправы. Именно так следует понимать сообщение о том, что после переправы части готов с этого, т.е. западного, берега, на противоположный, восточный, берег, мост через Борисфен «непоправимо сломался». Немалой части готов, не успевших переправиться по мосту, пришлось продолжать свой путь на юг по западному берегу. Поскольку у готов (в отличие от римлян или греков) не было ни времени, ни навыков, необходимых для строительства каменного моста, под «непоправимой поломкой» их моста следует понимать его развал, а под самим «мостом» – достаточно узкий плавучий настил.
Каким бы образом ни «сломался» шаткий готский мост, сколько бы при этом ни погибло людей, скота, коней и всякого добра, для готов эта «поломка» стала настоящей катастрофой. И притом совершенно неожиданной. Что усугубило ее тяжесть. Даже в туманном, многократно переданном из уст в уста, сообщении, записанном на пергамене Иорданом, сохранилось нечто от чувства отчаяния, охватившего странствующий по чужой земле готский народ:
«В поисках удобнейших областей и подходящих мест [для поселения] он (Филимер со своими готами – В.А.) пришел в земли Скифии, которые на их языке назывались Ойум (Oium – В.А.). Филимер, восхитившись великим обилием тех краев, перекинул туда половину войска, после чего, как рассказывают, мост, переброшенный через реку, непоправимо сломался, так что никому больше не осталось возможности ни прийти, ни вернуться. Говорят, что та местность замкнута, окруженная зыбкими болотами и омутами; таким образом, сама природа сделала ее недосягаемой, соединив вместе и то и другое. Можно поверить свидетельству путников, что до сего дня там раздаются голоса скота и уловимы признаки человеческого [пребывания], хотя слышно это издалека» («Гетика»).
Легко себе представить ужас и смятение всех местных уроженцев, спасающихся бегством при неотвратимом приближении вооруженных чужеземных, с позволения сказать, «землепроходцев», со своим скотом в речные поймы Борисфена. Или же в заболоченные местности, странным образом, пригодные для сельскохозяйственной деятельности и скрытого от чужих, недобрых глаз существования жителей маленьких деревушек (как, скажем, в нынешнем восточногерманском краю Шпреевальд). Но одновременно с этими сообщениями о фактах, в истинности которых Иордан, вроде бы, не сомневается, в его повествовании ощущается какой-то суеверный страх. Как если бы слышащиеся в упоминаемой им «замкнутой местности» голоса скота (и, надо думать, человеческие голоса) были голосами «с того света». Голосами мертвецов, нашедших смерть в мрачном море болотных трясин. И то ли предостерегающих своими криками и завываниями тех, кто попадает в эти гиблые места по их следам, то ли стремящихся погубить их, заманив в болотные топи и омуты.
«Та же часть готов, которая была при Филимере, перейдя реку, оказалась, говорят, перемещенной в области Ойум и завладела желанной землей» – так продолжает Иордан свое повествование.
Следует заметить, что в разное время разные авторы локализовали Ойум (как и Рейдготаланд) в разных местах. Валентин Васильевич Седов – в окруженном болотами регионе нынешних Мазовии, Подлясья и Волыни (соответственно, рекой, пересеченной частью готов до обрушения моста, ученый считал Висклу-Вислу, разделявшую (по мнению многих античных авторов, включая Иордана), Германию и Скифию/Сарматию). Ф. Бирбрауэр располагал Ойум на нынешней Волыни (считая реку, пересеченную готами, Припятью). Аналогичной точки зрения придерживались и другие ученые, в т.ч. Марк Борисович Щукин (в своей книге «Готский путь»), Дмитрий Алексеевич Мачинский и Сергей Вячеславович Воронятиов.
Между тем, «Ойум» (точнее – «ауйом», или «ауйя») в переводе с готского (да и с других языков древних германцев) означает «земля произрастания злаков», «житница». Родственное слову «ойум» современное немецкое слово «ауэ», кстати говоря, означает (в Центральной Германии) «местность, богатая зерном». А ведь готам была нужна именно ЖИТНИЦА – ЩЕДРАЯ, УРОЖАЙНАЯ ЗЕМЛЯ, НА КОТОРОЙ В ИЗОБИЛИИ ПРОИЗРАСТАЮТ ЗЛАКИ. Была она нужна и древним грекам, остро нуждавшимся в собственном хлебе и вот уже полтора тысячелетия получавшим зерно с берегов Евксинского понта. Только подбирались греки и готы к плодородному, богатому зерном Причерноморью (как полагает целый ряд ученых, в том числе Людвиг Шмидт, Георгий Владимирович Вернадский, Гервиг Вольфрам, Елена Чеславовна Скржинская, Т. Левицкий, Олег Васильевич Шаров и др.), с безбрежными золотыми хлебными нивами тамошних «скифов-пахарей» и «скифов-земледельцев» (упоминаемых еще Геродотом) с двух разных сторон. Греки – с юга, готы – с севера. Как тут не вспомнить миф о припонтийском «золотом руне» – цели плавания древнегреческих героев во главе с Ясоном (названных, по своему кораблю «Арго», аргонавтами) ! Считается, что «золотое руно» – шкура золотого летающего барана, посланного богиней облаков Нефелой или богом Гермесом по приказу верховного бога Зевса или его супруги Геры, со спасательной миссией. На спине золотого барана дети царя греческого города Афаманта – Фрикс и Гелла – полетели к понтийским берегам, спасаясь от преследований своей мачехи Ино (или, по другой версии мифа, своей тетки Биадики). По дороге Гелла упала в море, названное после этого Геллеспонтом – «морем Геллы» (ныне это – Дарданеллы). Фрикс достиг берегов черноморской Колхиды. Там он принёс золотого барана в жертву Зевсу, а снятое с него золотое руно подарил местным жителям. Золотое руно, ставшее магическим гарантом благоденствия и богатства, охранялось драконом в священной роще бога войны Ареса. Откуда оно было похищено и увезено в Грецию аргонавтами под предводительством Ясона. Миф о золотом руне отражает историю ранних связей между Древней Грецией и Причерноморьем. По преданию, золото там добывали, погружая шкуру барана в воды золотоносной реки. Руно, на котором оседали частицы золота, приобретало большую ценность. Страбон, например, сообщал в своей «Географии» следующее: «…В их стране, как передают, горные потоки приносят золото, и варвары ловят его решетами и косматыми шкурами. Отсюда, говорят, и возник миф о золотом руне».