Страница 2 из 6
Не успел он сесть, как состав мгновенно разогнался, и через полминуты проскочил тамбур защитного купола той соты, где жил Денис Иванович. Как всегда в момент перехода он почувствовал слабый укол в предплечье. Когда сразу после вживления «цифрового ангела» Денис Иванович пожаловался врачу на неприятные ощущения, тот, покопавшись в больничных записях, сказал, что это последствия прежнего неумеренного потребления алкоголя. «Придется мириться с этим маленьким неудобством» – по-дружески улыбнулся Денису Ивановичу присутствовавший при осмотре представитель фирмы-производителя – «Ведь мир и безопасность стоят того. Не правда ли?» И Денис Иванович, вспомнив телевизионные кадры с места Даккарской катастрофы, почти искренне ответил ему: «Конечно».
Сразу после тамбура за окном замелькало открытое пространство промышленной зоны. Здесь не было купола, и серое осеннее небо, уже светлеющее у горизонта, висело низко над головой. Темные корпуса предприятий были отделены друг от друга слегка мерцающей, подсвеченной для безопасности, ультразвуковой завесой.
Через две остановки Денис Иванович сошел, и, оплатив проезд, услышал, как приятный женский голос в голове (автоматический оператор регионального банка) уведомил о том, что на его счету осталось менее 10 процентов месячного кредита. Затем мужской баритон вежливо напомнил, что рабочая смена начнется через пять минут.
Больше всего Денису Ивановичу хотелось выругаться. Он вежливо улыбнулся, и, пробормотав неизвестно кому: «Приятного времени суток!», пошел к своему корпусу, держась середины между двумя широкими белыми полосами коридора безопасности в ультразвуковой завесе. Впереди и сзади – он не видел, но знал это – скользили в утреннем сумраке как тени десятки мужчин в блекло-голубых рабочих костюмах. Споро, но без суеты, подходили они к пластокерамической двери корпуса и исчезали за ней. Их четкие до автоматизма движения слегка раздражали Дениса Ивановича, хотя он понимал, что и сам движется точно так же, под ту же ритмичную, бодрящую музыку.
Подойдя к проходной, Денис Иванович вошел в нее как раз в тот момент, когда предыдущий работник, пройдя контроль, закрыл за собой внутреннюю дверь тамбура и Денис Иванович остался в ней один, если не считать бдительного автоматического циклопа, поблескивающего глазом камеры телеслежения. Денис Иванович подставил ему для аутентификации зрачок, и в тот же момент испытал знакомое легкое покалывание в правом предплечье – сняли данные с «цифрового ангела». Он сунул в прорезь на груди «вахтера» выданный ему утром в туалете пластиковый талончик с данными анализов, и вошел в распахнувшуюся перед ним дверь.
Длинный ряд кресел с колпаками, похожими на фен, тянулся по коридору вдаль. В креслах, расслабившись, сидели мужчины с полузакрытыми глазами, словно пораженные коллективным параличом. Денис Иванович сел на свободное место и приготовился к психоэмоциональной загрузке.
По мере того, как музыкальные ручейки, журча, растекались по сознанию, а странный, ангельски-бесполый голос произносил слова, смысл которых тонул в звуках музыки, Денис Иванович ощущал, как он становится иным.
Словно старая ветхая плоть, разложившись, нечувственно опала с костей, а вместо нее скелет облекли в новое тело, искрящееся здоровьем и радостью. Сознание стало прозрачным, мысли – четкими, руки – умелыми. Чувство всемогущества и силы захватило дух. Болезненное желание творчества пронзило ум. И не осталось ничего, что не было бы подчинено этому желанию.
Денис Иванович с трудом распахнул глаза. Необыкновенное счастье захлестнуло его так, что он задохнулся. Мир был прекрасен.
III
Счастье переполняло его, когда он сел за свое рабочее место. Посреди пустого стола матово поблескивал шлем. Денис Иванович бережно, не торопясь, одел его и погрузился в нирвану. Эти мгновения он любил даже быть может больше, чем метаморфозы в коридоре. Там он был глиной, а сейчас становился творцом. Он начинал творить.
Прежде (в той жизни – с усмешкой позволял себе иногда думать Денис Иванович) он занимался кибернетикой. Сращивал плоть и кремень. Потом началась перестройка, затем – бес знает что. Институт закрыли, все торговали на рынке – кто картошкой, кто Родиной. Он не смог ни тем, ни другим. Когда в страшном 2026 подыхал в своей общаге, в нищете и в пьяной блевотине, его нашли. Вымыли, вылечили, дали шлем. И он начал работать, не спрашивая – на кого и зачем.
Да тогда и понять это было невозможно. Все рушилось в тартарары. После нескольких размеренных лет беснование охватило страну. Да что там страну – планету. Взрывались химические заводы. Проваливались в карстовые пустоты атомные электростанции. Рушились небоскребы. Падали самолеты. Гибли президенты. Словно стальная метла прошлась по земле. И воцарился хаос.
Из всех щелей полезли смуглолицые безумные автоматчики, обкуренные, нечеловечески жестокие – как может быть жесток лишь человек. В редкие минуты просветления Денис Иванович с содроганием смотрел репортажи «с места событий». Автоматчиков убивали, но их становилось все больше и больше.
И, наконец, словно прорвало плотину.
Многие десятки, быть может, сотни миллионов потерявших надежду выжить существ буйной лавиной потекли из недр Африки и Азии. Они шли по всем дорогам с юга на север, кто с автоматами, кто с ножами, кто просто с палками и камнями. Впавшие животы, облепленные чесоточной кожею ребра, запавшие, сумасшедшие глаза, потрескавшиеся губы…
Как саранча, сметали все на своем пути, оставляя за спиной пустыню: ни листочка, ни травинки, ни косточки. Мало кто не пробовал человечины. Но пищи все равно не хватало. Ослабевшие падали, и тысячи ног превращали их в чавкающую бурую грязь.
Пересечь границу «цивилизованного мира» им не дали. Выросли в небе адские грибы. После атомного пожара ветер долго гонял людской пепел по оплавленному песку. Проблема была решена.
Выжившие превратили Европу в цитадель, оградив ее УЗЗ и автоматическими постами слежения. Вслед за Европой так же поступили Израиль, США и Япония.
Десятки уцелевших в катаклизме мегаполисов по всему миру стали осажденными анклавами, спрятались за ультразвуковыми завесами, накрылись пластокерамическими куполами от радиоактивной пыли и ядовитых дождей.
На всем остальном пространстве – укрепрайоны в добывающих зонах и базы антитеррора, следящие за своевременной депопуляцией неконтролируемых элементов. Работа там адская, но и месячный кредит в три раза выше, чем в анклавах.
Впрочем, для Дениса Ивановича величина кредита была не так уж и важна. Важно, что, надев шлем, он попадал во вселенную, где рядом с его разумом светилась тьма других разумных миров, и все они как единое целое, как высшее братство, шли сквозь тернии к звездам. Только раскрой себя – и в единстве мысли вырастали пред незрячим взором невероятные, дух захватывающие, горящие холодным огнем и уходящие в бесконечность архитектурные конструкции храма мироздания.
Как единый разум они проектировали этот храм – не зная друг друга, не говоря друг другу ни слова, но, как огромный хор, подчиняясь незримому дирижеру, гениальнейшему, величайшему дирижеру, который возвышался над землей, достигая неба.
Они видели мириады человеческих кирпичиков, сложенных в бесконечную пирамиду. Она стояла на краю севера, вознося вершину выше Полярной звезды. Они понимали, что стали соучастниками в строительстве этой величайшей в истории башни. Они были воинством великого Архитектора Вселенной.
Они обожали его. Они поклонялись ему. Они ненавидели его.
IV
Чудное видение пропало, белая вспышка пронзила сознание, и Денис Иванович понял, что наступил конец его рабочей смены. Он снял шлем, и обессилено рухнул грудью на матовый стол. Шесть рабочих часов вымотали его до предела. Так плохо он не чувствовал себя и после шестимесячного запоя. Надо было отдышаться хотя бы десять минут, прежде чем он сможет покинуть эту комнату.