Страница 5 из 20
В двери громко заколотили. Я вздрогнул и выпрямился.
Дальше события развивались стремительно, подернутые фиолетовым туманом. То, что лежало на кровати, вдруг вскинуло голову и завопило на запредельной для моего обостренного слуха высоте. Остолбенев, я уловил, как в темноте блеснуло лезвие ножа, и в последний миг парировал удар вазой — никогда не знаешь, что пригодится в следующий момент! Оно накинулось снова. Уходя от прямого — ножом в сердце — мне стало ясно, что это никакая не принцесса, напророченная мне в жены, а… Нечто другое. Совсем другое. Двигалось оно по-змеиному плавно и молниеносно. Ну я тоже не промах… Из последних сил отбивался фарфоровым произведением искусства, лихорадочно соображая, как бы извернуться и наладить противника вазой по голове. Внезапно под ногу попало что-то неожиданное. Я споткнулся — перед глазами блеснул росчерк ножа — и навернулся на пол. В этот миг стража вынесла дверь и ворвалась в комнату, размахивая оружием. Как-то даже торжественно внесли канделябр со свечами, осветив творящееся безобразие. Все еще лежа на полу, прищурившись от яркого света, я окинул взглядом своего воинственного оппонента. Министр темных был бледен как смерть, что не мешало его глазам яростно гореть в предвкушении моей крови.
— Добрый вечер, господин Саапрана! — поприветствовал я. Как учила матушка: «Никогда не забывай о вежливости, даже если положение критическое». — Мило тут у вас. — Я чувствовал головокружение, а в глазах был легкий туман. С чего бы?
— Принц Кармаэль Шо-Вириен ви Миргард, — изумленно проговорил сераскир, узнав меня наконец. — Что вы здесь делаете? — Говорил он по-саразийски на удивление чисто, слегка перекатывая, как камешки, во рту слова. И чего, спрашивается, в тронном зале голову морочил? Сразу бы свое издевательство на нашем прочитал, время бы сэкономил.
— Проходил мимо, дай, думаю, зайду… — Я подложил чудом уцелевшую вазу под голову и этак с ленцой зевнул, не забывая внимательно следить за обстановкой. А-то вдруг кому-то из темных мимоходом придет на ум шальная мысль — прирезать вражеского принца.
— Видимо, зашли пожелать спокойной ночи?
Он мне что, подсказывает?
— Что-то в этом роде… — Дверью ошибся, ага, надо было взять правее.
— А ваш друг, он тоже за этим? Или это не ваш друг?
Кэшнаирцы напряглись, изучая острыми взглядами растянувшегося на полу Венди, за которого я, кстати, и запнулся — что спасло мне жизнь!
— Да-да, наш… в смысле мой. И мы… Мы уже уходим. — Я поспешно схватил Венди за грудки, попытался его поднять и одновременно привести в чувства — ударный голос сопрано начисто его вырубил, теперь хоть в окно выкидывай — никакого сопротивления.
— А ваза? — поинтересовался сераскир, поднимая ее.
— Это вам… подарок от нашего семейства. И вот еще… — Я выудил из кармана ощутимо увядшую каоллу и воткнул ее в вазу для общей картины. — На память.
— Э-э… — протянул Зурус.
— Не сейчас. Нам надо идти. — Закинув руку Венди на плечо и зло шепнув ему на ухо, что если он не будет перебирать ногами, то я его прибью, поволок друга на выход. Охрана посторонилась.
С прощальным взглядом на Эль’Саапрана мне почудилось, что волосы на его голове извиваются как змеи. Не понимая, что бы это значило, я вышел вон.
И откуда в глазах фиолетовый туман?
— Грибы. Грибы. Я говорю, это грибы!
— Какие еще грибы?
— Фиолетовые. Я знаю.
Монотонный голос Венди просто бесил. С утра пораньше. Заладил одно и то же. Битый час не дает спокойно полежать на тахте с мокрым полотенцем на голове, ибо голова после вчерашнего разваливается на части.
— Их сушат, стирают в порошок, а затем используют как благовония. Они помогают снять усталость и придают сил. Долгое воздействие на неприученный к фиолетовым грибам организм приводит к отравлению, что влечет галлюцинации…
Галлюцинации? У меня? Да за такие слова я бы ему по шее дал, если бы мне вот прям сейчас не чудилось, что у него вырос хвост.
И зачем я ляпнул Венди про фиолетовый туман и про шевелящиеся волосы Сопраны?
— А у тебя галлюцинаций нет? Тебе ничего не кажется?
— Кажется. Что в жизни я бы мог достичь чего-то несравнимо большего, а вместо этого вынужден потакать капризам венценосного юнца, — уныло пробормотал он и плюхнулся на тахту — прямо на мои ноги!
— Да замолкни ты… — отпихнул я его и сел.
— Служить и почитать. Служить и почитать, — раскачивался он, словно в трансе.
— Еще слово, и у меня будет на одного подданного меньше. И я лично об этом позабочусь!
— А у тебя нет чего-нибудь от головной боли? — игнорируя угрозу, спросил он.
— Подзатыльник подойдет?
— Да ну тебя! Ой, как же мне плохо… — Венди с ногами залез на тахту и скрючился, как старый башмак. Видели бы его сейчас все эти Беатричи и Элизы, считающие какую-то часть его облика — или всего целиком — неотразимой.
Пить надо меньше!
В гостиную вместе с порывом ветра — окно открыто, а по дворцу гуляют сквозняки — влетел отец, а следом мама и Патриция — в сравнении с императором они выглядели спокойными, как озерная гладь, скованная льдом.
— Входите, — запоздало предложил я, проглотив под пристальным взглядом отца «спасибо, что не забыли постучать». Его суровое лицо внушало опасения.
— Мне стало известно, — начал он, едва сдерживая гнев, — что вы с Вендианом проникли ночью в комнаты министра Кэшнаирской империи! Подняли на уши всю кэшнаирскую охрану, разбудили самого министра и учинили погром в его покоях, поставив под сомнение наши дружеские отношения! — Заложив руки за спину, он принялся мерить шагами мою гостиную. Черные одеяния, затканные серебром, так и метались туда-обратно. За ним по пятам ходили матушка и Пати, будто стремясь одним своим присутствием не дать отцу оторвать мне голову. — Ввалились посреди ночи как бандиты! И это на фоне того, что ты, Кармаэль, вчера постыдно сбежал перед церемонией, на которой должно было состояться знакомство с девушкой, прибывшей в качестве невесты. И тем самым выставил нас в дурном свете! Это могли счесть как отказ от обязательств! Пришлось бы платить отступные… Да как вам только в голову взбрело пробраться в покои министра?
И тут раздался голос Венди, которого отчаянно захотелось удавить подушкой:
— Это недоразумение. Мы вовсе не к нему…
Император остановился как вкопанный, обводя острым взглядом меня и Венди. И вдруг на плече отца я заметил ее — пушистую белку, беззастенчиво грызущую орехи.
— А к кому вы ночью пробирались?
Рыжая плутовка так смешно щелкала свое лакомство, посверкивая глазками-бусинками, что я невольно улыбнулся.
— Тебе еще и смешно? — голос папы звенел на грани ярости.
Тут я сообразил, что зверушку кроме меня никто не видит, и стер с лица дурацкую ухмылку.
— Вы хотели забраться в покои Лилу-Анны? — Эта мысль пронзила отца, кажется, до глубины сердца. Наверное, его бы меньше поразило, узнай он, что я влез в комнаты Эль’Саапрана с намерением его убить. Отец действительно схватился за сердце. Мама подхватила мужа под локоть, зашептав что-то успокаивающее. Патриция, неодобрительно глядя на меня, покрутила пальцем у виска. А мне бы еще понять, кто такая Лилу-Анна? Или это и есть моя нареченная? Я ведь даже не удосужился узнать ее имя.
— Пойдем, шэрэни*, — приобняла мама отца. — Я заварю тебе пустырник. (Дорогой, любимый*)
— Я еще не закончил, — отстранился он и шагнул ко мне. — О твоих прогулках по тавернам мы поговорим позже, а пока… Через полчаса жду тебя на праздничных игрищах. И только попробуй сбежать! Заточу в башне Забвения до конца дней моих! — Уходя, папа скучающим тоном обратился к жене: — Напомни мне, шэрэн, чтобы я назначил другого наследника.
— У тебя только один сын.
— Какая жалость.
Они вышли, унося белку, и я вздохнул с облегчением — уже думал, что отцу одних слов будет недостаточно и он примет более решительные меры. Я не сразу заметил, что Пати осталась, сложив руки под грудью и изучая нас с Венди уничижающим взглядом как каких-то насекомых. Волосы у нее были прибраны в замысловатую прическу и отливали теплым вишневым цветом. Парчовое платье облегало ладную фигурку, заканчиваясь пышной юбкой. Маленькая, хрупкая, что не мешало ей быть такой язвой. Когда же она поймет, что из нас двоих старший я?