Страница 3 из 6
ВЕДУЩИЙ. О концепции обязательно поговорим, Яков Аркадьевич. У нас немного времени осталось, но вот под конец у меня – как мы, журналисты, говорим – вкуснятина. Мы после долгих попыток простучались к адвокату девушек Виолетте Зайцевой. Милости прошу к нам в студию! Сейчас мы вас позиционируем. Не обижайтесь только, у нас не все сегодня хорошо работает. Видите нас, видите себя за столом?
ЗАЙЦЕВА. Отлично всех вижу, и себя тоже. Привет.
ВЕДУЩИЙ. И вам здравствовать. Есть вот претензии к следствию, к жандармерии.
ЗАЙЦЕВА. Ну конечно, претензий масса. При обыске проявили неуважение к личности – громко стучались, требовали открыть дверь. Применили силу. Распространяют сведения о наличии в комнате наркотиков, но этому нет ни малейших доказательств.
ВЕДУЩИЙ. Но самогон вот был?
ЗАЙЦЕВА. Да, была бутылка запрещенного вещества – алкоголя крепостью больше 20 градусов. Но кто из нее пил, а кто не пил – непонятно.
ВЕДУЩИЙ. Следы на рюмках ведь остались?
ЗАЙЦЕВА. Мы заказали альтернативную экспертизу.
ВЕДУЩИЙ. Медицинское освидетельствование девушки тоже ведь отказались проходить?
ЗАЙЦЕВА. У них у всех тяжелые наследственные заболевания. Мы не доверяем методам врачей, которые работают в жандармерии. Они могут повредить здоровью моих подзащитных.
ВЕДУЩИЙ. Но ведь это вот почти равнозначно признанию вины?
ЗАЙЦЕВА. Не уверена. Пусть суд решает. Если он решит неправильно, мы обратимся к императору – и будем надеяться на его милосердие. Он ведь много раз говорил о милосердии, не так ли?
ГАСАН-ОГЛЫ. А можно я? Зачем кусать жандармов надо было? Тарелками в них кидаться? Эти ваши подзащитные пьяные были совсем. Не понимали ничего.
ЗАЙЦЕВА. Игорь, давайте-ка я отвечу товарищу майору. Девушки не сразу поняли, что в комнату вошли представители правоохранительных органов. Удостоверения им показали слишком быстро, представились тихими голосами, а форму теоретически кто угодно может надеть. Мои подзащитные решили, что совершено бандитское нападение, и действовали в рамках самообороны.
ГАСАН-ОГЛЫ. Стыдно врать… Они решить ничего не могли. Были не в состоянии.
ВЕДУЩИЙ. Да, попробуй разберись без видеозаписи.
ЗАЙЦЕВА. А у нас запись есть. Хозяйка заведения успела скачать со своих камер.
ВЕДУЩИЙ. А вы вот, поди, отредактировали.
ЗАЙЦЕВА. Какое это имеет значение? То, что на записи изображено, – правда. Доказать монтаж при записи с таких камер почти невозможно.
ВЕДУЩИЙ. А вот купирование возможно?
ЗАЙЦЕВА. Ничего о купировании не знаю. У меня запись есть в таком виде, в каком я ее получила от подзащитных.
ВЕДУЩИЙ. А вот показать ее можете?
ЗАЙЦЕВА. Хоть сейчас выведу на экран.
ВЕДУЩИЙ. Техники, можем запись вывести?
ГОЛОС ИЗ-ЗА КАДРА. Через минуту – да.
ВЕДУЩИЙ. Теперь вот возникает моральная проблема. Жандармерия в лице комиссии по этике не захотела публиковать свою запись. А мы можем? Имеем право? Кто что думает?
ГАСАН-ОГЛЫ. Я против. Там есть деталь. Может очень повредить девушкам.
МАРКАРСКИЙ. Не вижу причин, почему бы мы не могли показать запись. Имена и лица этих девушек и так известны – все каналы уже сутки их показывают. Мы их душевному состоянию уже ничем не повредим. А правда очень важна. Были пьяны – значит были. Били посуду – значит били. Почему обязательно…
ВЕДУЩИЙ. У нас пять минут осталось, простите. Отец Петр?
МИНЯЙЛО. А можно я просто воздержусь от какого-либо суждения? Я, знаете, не знаю.
ВЕДУЩИЙ. Яков Аркадьевич, мы с вами вдвоем за. Один против, один воздержался. Ну и Виолетта с нами, конечно. Хоть у нас тут и не Верховный совет, и регламент, как говорится, не прописан. А вот все равно – давайте посмотрим. Но кратко. Виолетта, вот какой фрагмент лучше?
ЗАЙЦЕВА. Минуты с третьей. Отмотайте там, посмотрите, как менты – простите, жандармы – входят в дверь, и как девушки испугались. Ой, а может, не показывать? Я забыла… Я пошутила…
ВЕДУЩИЙ. Так вот уже идет же запись. Стоп, а они что – вообще простоволосые? На людях? Там что, женская баня все-таки была? Тогда почему жандармы мужчины были?
ГАСАН-ОГЛЫ. Не баня, не баня. Я же говорил – показывать не надо было.
ВЕДУЩИЙ. А это помещение может считаться женской частью дома?
ГАСАН-ОГЛЫ. Нет. Это вообще не жилой дом. Это официально называлось «административный и культурный центр». Но имущество частное.
ВЕДУЩИЙ. То есть вот вообще без платков они там сидели?
ГАСАН-ОГЛЫ. Вообще без платков.
МАРКАРСКИЙ. Это очень неприглядная правда, но ее надо было узнать.
ВЕДУЩИЙ. Ой… Остановите запись, тем не менее. Остановите, остановите. Уфф. Отец Петр, что скажете?
МИНЯЙЛО. Я еще меньше имею сказать. Просто ужас. Люди уподобились животным. Как в зоопарке. Ужас, ужас.
ВЕДУЩИЙ. К сожалению – а на самом деле к счастью – нам надо сейчас выходить из эфира. Увиденное надо просто осмыслить. Я вот не буду ставить ничего на голосование – ни сейчас, ни после программы. Потому что знаю, как проголосует аудитория. Простоволосые женщины в общественном месте… Это примерно то же самое что мужчина в трусах. Или без трусов. В общем, вот одно только скажу – не судите строго, вдруг одумаются. Не могут не одуматься. Все-таки будущие жены и матери. Надеюсь. Вот, спасибо всем, несмотря на невеселый день. Успехов! Слава Свободной России!
Свобода и принуждение: что говорит настоящее христианство?
Свобода!
Культ этого понятия – содержание которого, впрочем, мало кем раскрывается – стал в нынешнем мире почти неоспоримым. Назовись врагом различных вольностей – и тебя подвергнут остракизму. Только предположи, что ограничение и принуждение вовсе не обязательно хуже свободы – и тебя назовут нацистом, фашистом и вообще воплощением зла. Нас приучили считать, что свобода – это нечто практически священное. Спорить с ней не моги, отрицать ее – тем более. Призывать к ее ограничению – ни в коем случае.
Но за фасадом этого культа – или глупость, или ложь. В случае массового сознания – первое, в случае политики – второе. В мире, испорченном грехом, свобода – миф. Почти всегда, когда это слово употребляется с высоких трибун, за ним стоят чьи-то планы и интересы. Чаще всего – низменные.
Идеологию раскрепощения человека принято связывать с именем Жана-Жака Руссо. «Все выходит хорошим из рук Творца, все вырождается в руках человека», – писал философ. «Естественный человек», по его мысли, будучи изначально хорошим, оказывается испорчен государством и другими социальными институтами. «Узы рабства, – считает Руссо, – образуются лишь из взаимной зависимости людей и объединяющих их потребностей друг в друге». Не случайно взгляды мыслителя послужили одной из идейных основ «великой», а на самом деле страшной и кровавой французской революции.
Впрочем, еще задолго до XVIII века идея свободы использовалась в Западной Европе для борьбы с христианскими монархиями и Католической церковью. Борьбу эту вели тайные общества, буржуа, процентщики, разного рода сектанты – люди, как правило, интеллектуально развитые, властные и оборотистые, но не имевшие возможности «рулить» обществами в условиях всевластия королей и кардиналов.
Как только появилась возможность, они перешли к насильственным действиям – или к провокации насилия, плоды которого затем обращались в их пользу. Революция 1789–1799 годов во Франции стала лишь первым актом насаждения «свободы» при помощи грубой силы и массовых репрессий. Дальше подобное происходило не раз – запомним это на будущее, но уже сейчас отметим, что под лозунгами свободы с самого начала шествовали применение силы и «революционная» диктатура избранных.
Вернемся к Руссо – между прочим, одному из людей, которые положили основание современному политическому мировоззрению. Христианин знает, что «естественный» человек вовсе не так уж хорош. Его природа повреждена грехом – со времен падения Адама. Даже маленький ребенок, которого еще не успели «испортить» ни государство, ни религия, ни даже отец с матерью, – отнюдь не всецело добр. Он ожесточенно борется за еду и игрушки, капризничает, обижает сверстников, а вскоре начинает хитрить и обманывать. Ни в одном самом благополучном обществе не исчезают преступления и пороки – их число снижается только там, где действует нравственное воспитание, желательно многовековое.