Страница 7 из 28
В каждом из этих случаев почти все лица на территории географической зоны действуют в рамках общей системы, которая разрешает их споры и обеспечивает санкцией их права. Под давлением стихийно образованных групп, взаимных защитных ассоциаций, разделения труда, влияния рынка, эффекта масштаба (снижения издержек по мере роста объемов производства) и разумных личных интересов из состояния анархии вырастает нечто, очень напоминающее минимальное государство или группу географически разделенных минимальных государств. Почему этот рынок отличается от всех других рынков? Почему на этом рынке возникает фактическая монополия, причем без вмешательства государства, которое создает и поддерживает монополии в других случаях?[17] Ценность приобретаемого продукта – защиты от остальных – относительна: она зависит от того, насколько сильны эти остальные. Но в отличие от других благ, оцениваемых относительно друг друга, максимальные защитные агентства не могут сосуществовать в условиях конкуренции; природа предоставляемых услуг заставляет агентства не просто вести конкурентную борьбу за клиентов, но и вовлекает их в конфликт друг с другом с применением насилия. К тому же, поскольку ценность продукта агентства, не являющегося максимальным, снижается непропорционально по отношению к числу клиентов, приобретающих максимальный продукт, то потребители не будут предъявлять устойчивый спрос на меньшее благо, и конкурирующие компании войдут в нисходящую спираль, ведущую к краху. Отсюда вытекают три перечисленные нами возможности.
В изложенном выше сценарии мы исходим из предположения, что каждое из агентств пытается добросовестно действовать в рамках сформулированного Локком естественного права[18]. Но одна из «защитных ассоциаций» может встать на путь агрессии против других лиц. В соответствии с локковским естественным правом это было бы преступное агентство. Что могло бы стать противовесом его власти? (Что могло бы стать противовесом власти государства?) Другие агентства могут объединиться для противодействия ему. Люди могут отказаться иметь дело с клиентами преступного агентства, бойкотировать их, чтобы уменьшить вероятность вмешательства этого агентства в их собственные дела. В результате преступное агентство может столкнуться с трудностями в деле привлечения клиентов; но такой бойкот можно счесть эффективным орудием только при сверхоптимистичных допущениях о том, чего нельзя сохранить в тайне, и об издержках частичного бойкота для индивида в сравнении с перспективой получить более широкий набор услуг, предлагаемый «преступным» агентством. Если «преступное» агентство попросту является открытым агрессором и занимается мародерством, грабежом и вымогательством безо всяких призывов о восстановлении справедливости, его положение окажется хуже, чем у государства, потому что претензии государства на легитимность побуждают его граждан верить в то, что у них есть обязанность подчиняться его указам, платить установленные им налоги, сражаться в его войнах и т. д.; поэтому некоторые люди добровольно сотрудничают с ним. Открыто агрессивное агентство не может рассчитывать на добровольное сотрудничество и не получит его, поскольку люди будут считать себя его жертвами, а не гражданами[19].
Объяснения с позиции «невидимой руки»
Чем доминирующее охранное агентство отличается от государства, если вообще чем-либо отличается? Ошибался ли Локк, считавший, что для создания гражданского общества необходим договор? Ибо он ошибался, полагая (II, 46, 47, 50), что «соглашение» или «взаимное согласие» необходимо для «изобретения денег». Бартерной системе свойственны большое неудобство и немалые издержки, связанные с необходимостью искать кого-то, у кого есть то, что вам нужно, и кто хочет то, что есть у вас, даже если это происходит на рынке (причем, как следует заметить, для того, чтобы он стал рынком, вовсе не обязательно, чтобы все явным образом договорились торговать на нем). Люди будут обменивать свои товары на что-то, что, по их мнению, пользуется большим спросом, чем то, что есть у них. Потому что это «что-то» будет легче обменять на то, что им нужно. Именно по этой причине остальные с большей готовностью примут в обмен вещь, пользующуюся более высоким спросом. Таким образом, в процессе обмена люди будут сходиться на более продаваемых товарах, будут готовы обменять свои товары именно на них; и тем больше будет степень их готовности, чем больше они знают тех, кто готов сделать то же самое, так что процесс станет развиваться по нарастающей. (Этот процесс будет усиливаться и ускоряться посредниками, стремящимися получить прибыль от ускорения обмена, которые и сами найдут выгодным предлагать в обмен более ходкие товары.) По понятным причинам товары, на которых они сойдутся в результате личных решений, будут обладать определенными свойствами: изначальная объективная ценность (а иначе они не пользовались бы повышенным спросом в самом начале), износоустойчивость, делимость, компактность, и т. п. Чтобы выбрать средство обмена, нет нужды в каком-либо явном соглашении и общественном договоре[20].
В такого рода объяснениях есть определенная привлекательность. Они показывают, каким образом некоторая общая структура или модель, которую можно было бы принять за результат сознательных действий одного человека или группы лиц, возникла в результате процесса, вовсе не имевшего «целью» эту общую структуру или модель. В честь Адама Смита мы будем называть такие объяснения объяснениями с позиции «невидимой руки» [invisible-hand explanation]. («Каждый человек преследует лишь свою собственную выгоду, причем в этом случае, как и во многих других, он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения»[21].) Одна из замечательных особенностей объяснения с позиции «невидимой руки» (я надеюсь, присущая содержащемуся в этой книге объяснению государства) отчасти обусловлена его связью с идеей фундаментального объяснения, описанной в общих чертах в главе 1. Фундаментальные объяснения некоей области – это объяснения в терминах, к ней не относящихся; они не используют никакие понятия из этой области. Только через такие объяснения можно объяснить и тем самым понять все относительно какой-либо области; чем меньше наши объяснения используют понятия, составляющие то, что подлежит объяснению, тем больше (ceteris paribus[22]) мы понимаем. Возьмем, например, сложные структуры [patterns], которые можно было бы счесть продуктом разумного замысла, результатом попытки реализовать данную структуру. Можно попытаться напрямую объяснить такие структуры в терминах желаний, потребностей, верований и т. п. людей, добивавшихся их воплощения в жизнь. Но в таких объяснениях непременно появляются описания самой структуры, хотя бы в кавычках, как объектов веры и стремления. В объяснении будет сказано, что некие люди желают осуществить нечто, обладающее (некоторыми) свойствами этой структуры, что некие люди верят, что единственный (или наилучший, или…) способ получить соответствующие характеристики – это… и т. д. Объяснение в терминах «невидимой руки» сводит к минимуму использование понятий, составляющих объясняемое явление; в отличие от прямолинейных объяснений, оно не объясняет сложные структуры тем, что разработанные представления об этих структурах были предметом намерений людей. Объяснения тех или иных явлений с позиции «невидимой руки» дают большее понимание, чем объяснения их же чьими-то замыслами, ставшими предметом намерений. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они оказываются более удовлетворительными.
Объяснение с позиции «невидимой руки» объясняет то, что выглядит продуктом чьего-то сознательного замысла, как результат случайного процесса. Противоположный способ объяснения можно назвать «объяснением с позиции скрытой руки» [hidden-hand explanation]. Объяснение «скрытой рукой» объясняет то, что выглядит как набор разрозненных фактов, (явно) не имеющий отношения к какому-либо сознательному замыслу, именно как продукт расчета и усилий какого-либо человека или группы людей. Некоторым такие объяснения кажутся удовлетворительными, о чем свидетельствует популярность теорий заговора.
17
См.: Yale Brozen, “Is Government the Source of Monopoly?” The Intercollegiate Review, 5, no. 2 (1968–1969), 67–78; Fritz Machlup, The Political Economy of Monopoly (Baltimore: Johns Hopkins Press, 1952).
18
Локк предполагал, что не все, но подавляющее большинство лиц, живущих в естественном состоянии, будут следовать ограничениям, налагаемым естественным правом. См.: Richard Ashcroft, “Locke’s State of Nature,” American Political Science Review, September 1968, pp. 898–915, esp. pt. I.
19
См.: Morris and Linda Ta
20
См.: Ludwig Von Mises, The Theory of Money and Credit, 2nd ed. (New Haven, Co
21
Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: ЭКСМО, 2007. С. 443. – Прим. науч. ред.
22
При прочих равных условиях (лат.). – Прим. науч. ред.